М. Волошина - Дни и ночи Невервинтера. Книга 2
— Кто тогда больше всех выпил — так это Грейсон. Его черта с два перепьешь, когда он в ударе, — произнес он и улыбнулся, глядя в потолок.
— Скучаешь по нему?
Эйлин не особо рассчитывала на ответ и даже пожалела, что спросила, но на Ниваля нашел приступ разговорчивости. То ли под воздействием алкоголя, то ли от того, что они оказались вдали от дома, службы, в совершенно другой обстановке, но ему вдруг захотелось побыть откровенным с этой рыжей надоедой. Это была роскошь, которую он давно себе не позволял, даже с людьми, которых мог назвать близкими. Он пожал плечами и сказал со вздохом:
— Скорее, да, чем нет. Но я трезво оцениваю наши отношения.
Он откинулся, опершись на локоть, положил ногу на ногу, сделал большой глоток, подождал, пока очередная порция алкоголя разольется теплом по его телу, и продолжил:
— Он неплохой. Даже хороший парень, если уж на то пошло. Помнишь, как он тебе помог выкрутиться, взяв на службу и защитив от судебного преследования. Никто другой не пошел бы на это.
— Так ведь ты его и уговорил, — заметила Эйлин.
Ниваль ухмыльнулся. Еще бы. Потому что нашел правильный подход к преданному рыцарю Невервинтера, готовому в лепешку разбиться, чтобы послужить Родине. На этой почве они и стали друзьями. Ниваль ностальгически улыбнулся, вспоминая, как он, опытный дипломат, неожиданно сам для себя волновался, когда сэр Грейсон, который жил в отдаленном замке и лишь изредка перекидывался с ним парой слов, бывая во дворце, прибыл по его приглашению для разговора о деле государственной важности. Что ни говори, а с Грейсоном ему повезло. И даже если ничего от их отношений не останется — дружба будет нерушимой, какими бы разными они ни были.
— Но он аристократ с родословной. Рано или поздно женится на какой-нибудь знатной девице или вдове с хорошим приданым, которая будет недостаточно искушенной или, наоборот, достаточно расчетливой, чтобы мириться с его двойственной натурой.
— А ты? — Осторожно спросила Эйлин.
Он взглянул на нее и усмехнулся.
— А ты как думаешь? Пойду топиться в Море Мечей. Разве на меня это не похоже?
Эйлин почувствовала неловкость, словно подглядела что-то, не предназначенное для ее глаз.
— Если тебе неприятно об этом говорить — не будем.
Ниваль улыбнулся и махнул рукой.
— А, не деликатничай. С кем мне еще говорить, как не с тобой. Ты же мне друг, хоть и зараза порядочная.
— От заразы слышу, — Эйлин легонько пихнула его в бок.
Ниваль в долгу не остался и, сев, молниеносно перехватил ее руку и заломил за спину.
— А теперь что будешь делать?
— Закатаю тебе фляжкой в лоб!
Эйлин подняла другую руку, но Ниваль перехватил и ее.
— Ну? — Спросил он с улыбкой, обдав ее запахом спиртного.
Он крепко сжимал ее руки за спиной, обхватив коленями ее колени, их тела соприкасались, а лица были совсем близко. Не успел он подумать, что слишком пьян и далеко зашел, как ее взгляд вдруг стал кротким, а улыбка ласковой, как всегда, когда она задумывала какую-нибудь каверзу. Он нахмурился, но не отпустил ее.
— Что ж, сэр Ниваль, вы сами напросились на мое последнее средство, — томно сказала она, прикрыла глаза и потянулась к нему полураскрытыми губами, ожидая, что он тут же отпихнет ее.
Когда этого не произошло, она слегка обеспокоилась. Поцелуи с Нивалем все-таки не входили в ее планы. Но отступать ей не хотелось, также, как и ему. Лишь когда она прикоснулась языком к его губам, он не выдержал и отпустил ее.
— Это был нечестный прием, — укоризненно сказал он, погрозив ей пальцем.
Эйлин фыркнула.
— Кто бы говорил! — Она наклонила голову и хитро улыбнулась. — Но признайся, ты сдрейфил. Еще немного, и…
Ниваль приподнял брови и оглядел ее.
— Еще немного, и… — он наклонился к ней и тихо спросил: — и что?
— Сам знаешь, что, — пробурчала Эйлин, не выдержав его цепкого взгляда.
Ниваль сделал невинные глаза и наклонился еще ближе, скосив глаза на распахнутый вырез ее рубашки.
— Ничего я не знаю. Объясни.
— Да ну тебя! — В сердцах выпалила она, отталкивая его.
Но он, словно его что-то подзуживало, продолжал нахально улыбаться, нависая над ней. На этот раз он твердо решил ее проучить.
— Ну ладно, ладно, — примирительно проворчала Эйлин, — твоя взяла. Ты меня смутил, и можешь теперь радоваться.
Ниваль заливисто рассмеялся, как ребенок, а Эйлин состроила ему гримасу. Он поднял свою фляжку, приглашая ее чокнуться.
— Я уже привык к твоим штучкам.
— К каким еще штучкам?
— Ну, к этим… женским, — объяснил Ниваль. — Ты пытаешься провоцировать меня. Довольно бесхитростно, чтобы посмотреть на мою реакцию.
Эйлин фыркнула. «Женские штучки! Очень надо».
— А ты поддаешься, — упрямо ответила она.
— А ты играешь с огнем, — не сдавался Ниваль.
Он хотел было щелкнуть ее по носу, но помня о ее хорошей реакции, передумал.
— А вообще… я уже привык к тебе. Даже в бане тебя видел и должен сказать…
— Чего?! — Вскинулась Эйлин.
— Ты весьма и весьма на любителя, — закончил он, прикрывая лицо локтями.
— Дурак! Мог бы для приличия что-нибудь хорошее сказать, — обиженно буркнула она после безуспешной попытки подраться с ним.
— И все-таки, — он осторожно приобнял ее плечо, глядя в потолок, — я, пожалуй, изменю своим принципам и тоже женюсь.
Эйлин закатила глаза.
— Ниваль, ты опять за свое. На фиг ты мне сдался.
Он удивленно взглянул на нее.
— А что? Чем я тебе не жених? Между прочим, об этом многие мечтают. — Он понизил голос. — Естественно, мы поженимся в целях делового сотрудничества. Обещаю, я буду смотреть сквозь пальцы на твои шалости с Касавиром. Мы будем отличной парой, и весело заживем в твоей крепости. А?
— Угу, — она кивнула, убирая его руку, — и продолжаться наш счастливый союз будет ровно полминуты, пока ты не схлопочешь молотом по башке.
Ниваль хохотнул.
— Ты прелесть, Эйлин! Всегда находишь правильные слова. И все же, — он ей подмигнул, — я чертовски упрям.
Он вновь приложился к фляжке, а Эйлин, успокоившись, вздохнула.
— Не, Ниваль, не выйдет. Ты же наследный принц Невервинтера, куда мне до тебя.
— Ну, не скажи. Ты — народный герой, легендарная личность. А я, — Ниваль махнул рукой, — может, еще меньше аристократ, чем ты.
Эйлин хлебнула из фляжки и удивленно посмотрела на него.
— Не поняла.
— А что тут понимать. Ты хоть родителей своих не знаешь, может, они у тебя о-го-го. А я… лучше бы не знал, не так тошно было бы.
Эйлин присвистнула и села лицом к Нивалю, сложив ноги по-турецки и уперев в них руки.
— Так-так. А сам называл меня деревенской простушкой и попрекал происхождением. Ну-ка, рассказывай!
Ниваль поморщился.
— Да ладно тебе.
Он помолчал немного и проворчал:
— Я вообще-то нездешний. Родился в Уотердипе.
— Уотердип — большой и богатый город. Мечтаю там побывать, — заметила Эйлин.
Ниваль насмешливо взглянул на нее.
— Чем богаче город, тем беднее окраины. Видела бы ты, в каком убогом жилище я рос. Мой отец… только не смейся… он был бардом.
Эйлин искренне возмутилась.
— Ну, знаешь ли! Что тут смешного? Хороший бард всегда в почете. Некоторым даже титулы и крепости дарят.
Он кивнул.
— Это точно. А папаша был, наверное, не из самых талантливых. Чтобы свести концы с концами, он приторговывал всяким барахлом. Надеялся обучить меня своему искусству, но, к счастью, мне медведь начисто оттоптал оба уха, да и магии я чужд.
— А мать? — Спросила Эйлин, чувствуя, как от выпитого у нее начинает кружиться голова и картинка временами теряет резкость.
Ниваль помолчал, залпом допил оставшийся шнапс, поперхнулся и отшвырнул пустую фляжку в сторону.
— О ней ничего хорошего сказать не могу, кроме того, что, по словам отца, она была хороша собой, имела чудесные темные волосы, удивительные и прекрасные ореховые глаза, фигуру нимфы и доброе сердце. Что не помешало ей бросить нас, когда мне не было и двух лет.
— Ничего себе, что же это за мать такая…
Ниваль грустно улыбнулся.
— У моего отца был один, но великий талант — умение втереться в доверие. Женщины от него просто таяли. Не то чтобы он был бабником. Старый пройдоха искренне влюблялся в каждую, и не было такого, чтобы, влюбившись, он не добился взаимности.
— Наверное, он был красавчиком.
— Язык у него был хорошо подвешен — это точно. А о внешности можешь судить по мне — я его копия.
Эйлин хмыкнула и иронично-оценивающе взглянула на Ниваля. Зря он прибедняется. Румяное лицо — «кровь с молоком». Синие глаза, которые могут улыбаться или выглядеть детски наивными, а могут становиться проницательными, цепкими и приобретать холодный, стальной блеск. Сам он в такие моменты становится похож на добермана перед прыжком — умного, уверенного в себе зверя, за секунды решающего, как сэкономить силы, но схватить наверняка. Эту его ипостась Эйлин разгадала далеко не сразу. Потрясающая способность к перевоплощению. Красивые губы, на которых играет то добродушная, то язвительная, то любезная или холодная улыбка. А иногда они превращаются в жесткую линию. Приличная фигура, наводящая на ассоциации с тем же мускулистым и поджарым доберманом. И волосы — не какие-нибудь белесые или тускло-соломенные, а золотистые, какие нечасто можно увидеть. Еле заметные следы от оспин совсем не портят его. К тому же, их прикрывает начавшая расти светлая борода, и она ему здорово идет. Во всяком случае, с ней он выглядит на свой возраст, а ему должно быть больше тридцати, учитывая его положение. Эйлин вздохнула.
