В. Носков - Афоризмы. Русские мыслители. От Ломоносова до Герцена
Не забываем ли мы, что в истине должно быть основание положительное, что всякая наука положительная заимствует свою силу из философии, что и поэзия неразлучна с философией. (Д. В. Веневитинов, 8)
Я сколько ни принимался читать философские трактаты… все вздор. Они мне всегда напоминают философский камень — худший из всех камней, потому что он вовсе не существует, а его ищут. В науке ли, в заседании каком, если человек хочет городить пустяки, общие взгляды, недоказанные гипотезы, он сейчас оговаривается тем, что это только философское, т. е. не дельное воззрение. (А. И. Герцен, 5, 1)
А между тем опыт – беднейшее средство познания. (А. И. Герцен, 6, 1)
Для того чтоб сделать дельный вопрос, надобно непременно быть сколько-нибудь знакому с предметом, надобно обладать своего рода предугадывающею проницательностию. Между тем, когда наука молчит из снисхождения или старается вместо ответа показать невозможность требования, ее обвиняют в несостоятельности и в употреблении уловок. (А. И. Герцен, 6, 1)
Истинное осуществление мысли не в касте, а в человечестве; она не может ограничиваться тесным кругом цеха; мысль не знает супружеской верности – ее объятия всем; она только для того не существует, кто хочет эгоистически владеть ею. (А. И. Герцен, 6, 3)
Наука – живой организм, которым развивается истина. (А. И. Герцен, 6, 3)
…Увеличение знаний, не имеющее никаких пределов, обусловливаемое извне случайными открытиями, счастливыми опытами, иногда не столько радует, сколько теснитум. (А. И. Герцен, 8, 1)
Наука одна; двух наук нет, как нет двух вселенных; спокон века сравнивали науки с ветвящимся деревом – сходство чрезвычайно верное; каждая ветвь дерева, даже каждая почка имеет свою относительную самобытность; их можно принять за особые растения; но совокупность их принадлежит одному целому, живому растению этих растений — дереву; отнимите ветви – останется мертвый пень, отнимите ствол – ветви распадутся. (А. И. Герцен, 8, 1)
Философия есть единство частных наук; они втекают в нее, они – ее питание… (А. И. Герцен, 8, 1)
…Человек больше у себя в мире теоретических мечтаний, нежели в многоразличии фактов… Факты – это только скопление однородного материала, а не живой рост, как бы сумма частей ни была полна. (А. И. Герцен, 8, 1)
Дело науки – возведение всего сущего в мысль. (А. И. Герцен, 8, 2)
Начало знания есть сознательное противоположение себя предмету и стремление снять эту противоположность мыслию. (А. И. Герцен, 8, 3)
Философия, что бы ни принялась оправдывать, оправдывает только разум, т. е. себя. (А. И. Герцен, 8, 4)
Есть истины… которые, как политические права, не передаются раньше известного возраста. (А. И. Герцен, 9, 1, 6)
Диалектическая метода, если она не есть развитие самой сущности, воспитание ее, так сказать, в мысль, – становится чисто внешним средством гонять сквозь строй категорий всякую всячину, упражнением в логической гимнастике, – тем, чем она была у греческих софистов и средневековых схоластиков… (А. И. Герцен, 9, 4, 25)
Нет той логической абстракции, нет того собирательного имени, нет того неизвестного начала или неисследованной причины, которая не побывала бы, хоть на короткое время, божеством или святыней. Иконоборцы рационализма, сильно ратующие против кумиров, с удивлением видят, что по мере того, как они сбрасывают одних с пьедесталей, на них появляются другие. А по большей части они и не удивляются, потому ли, что вовсе не замечают, или сами их принимают за истинных богов.
Естествоиспытатели, хвастающиеся своим материализмом, толкуют о каких-то вперед задуманных планах природы, о ее целях и ловком избрании средств… Это фатализм в третьей степени, в кубе; на первой кипит кровь Януария, на второй орошаются поля дождем по молитве, на третьей – открываются тайные замыслы химического процесса, хвалятся экономические способности жизненной силы, заготовляющей желтки для зародышей и т. п.
(А. И. Герцен, 9, 6, 9, 2)ЖИЗНЬ ЗЕМНАЯ И ВЕЧНАЯ
Но как ни горестен был век мой, я стенаю,
Что скончевается сей долгий страшный сон.
Родился, жил в слезах, в слезах и умираю.
(А. П. Сумароков, 6)
Но если человек, последуя существу своей природы, восхочет жизнь свою учинить длиннее, нежели природою она ему положена, если хочет расширить круг, стесняющий его, и разумом своим пренестися во все времена и во все страны – да соответствует прилежание его его желаниям. Творец наш дал все к тому… нам остается им воспользоваться. (М. М. Щербатов, 3)
Уверение о великости нашего существа и о великости того, что определено для нас в будущей жизни, естественно побуждает нас ко простиранию проницания нашего в будущее и заставляет нас пещися о том, что после нас последует. (Н. И. Новиков, 6)
Боле счастливый боится,
Чем несчастный, умереть.
(В. В. Капнист, 1)
Люди должны бы были непрестанно помышлять о двух вещах: во-первых, о краткости здешней жизни, и во-вторых, о бесконечности продолжения будущей. (И. А. Крылов, 1, 2)
Ужель смягчится смерть сплетаемой хвалою
И невозвратную добычу возвратит?
Не слаще мертвых сон под мраморной доскою;
Надменный мавзолей лишь персть их бременит.
(В. А. Жуковский, 2)
И кто с сей жизнию без горя расставался?
Кто прах свой по себе забвенью предавал?
Кто в час последний свой сим миром не пленялся
И взора томного назад не обращал?
(В. А. Жуковский, 2)
Что жизнь, когда в ней нет очарованья?
Блаженство знать, к нему лететь душой,
Но пропасть зреть перед собой;
Желать всяк час и трепетать желанья…
(В. А. Жуковский, 5)
…Что счастием для нас в минутной жизни было,
То будет счастием для близких нам сердец
И долго после нас; грядущих лет певец
От лиры воспылает нашей…
(В. А. Жуковский, 6)
Сия уверенность в тленности земных вещей не есть ли тайное, врожденное в человеке доказательство бессмертия? Кто жалеет о мертвом, жалеет об одном себе: если бы он воображал своего потерянного друга жертвою ничтожности, он бы ужаснулся и порадовался внутренно тому, что он еще живет и чувствует. Но мы говорим о тех, кого мы лишились: я его не увижу! Не есть ли это в отношении к себе, а не к нему? Кто может быть несчастлив, веря бессмертию? Что он теряет в жизни, которая сама ничто, которой потерею должно радоваться, потому что она приближает нас к нашей великой цели! (В. А. Жуковский, 8, 17 июля 1805 г.)
О радость! мне ничто все ужасы могилы;
Ничтожество не мой удел:
Мне смерть, как друг, отдаст и жизнь и крылы,
И полечу в надзвездный я предел.
(Ф. Н. Глинка, 2)
Если и самая смерть так же неприметна, как приближение ее, то умереть, право, ничего не значит! Страшна смерть ожидаемая, и страх сей родится, кажется, более от тревоги в воображении или от затмения в совести, а смерть, налетающая невзначай, должна быть очень легка! (Ф. Н. Глинка, 5, 1, Описание войны 1813 года, 23 апреля)
Мысль о бессмертии проливает неизъяснимо сладостное утешение на раны растерзанного бедствиями сердца. (Ф. Н. Глинка, 6, 2, 3)
Кто может доказать, что смерть ужасна? Одно воображение наше окружает ее страхами и ужасами. Может быть, что и весьма вероятно, что она столь же приятна, как сон для утружденного странника, как отдых после великих трудов. Может быть, судорожное движение, сопровождающее отлучение души от тела, есть лучшее наслаждение; может быть, это, так сказать, восторг распространяющихся нервов. Весь состав телесный , потрясаемый отлучением души, дрожит, подобно сильно растроганным струнам. Сие последнее трепетание нервов затихает постепенно, и вместе с ним тело погружается в бесчувственность, а душа отделяется от него, как аромат от цветов, как звук от потрясенных струн, и веселится, как пленник, исторгшийся от тесных оков. (Ф. Н. Глинка, 6, 3, Мысли)
В колыбели и в могиле все равны. (Ф. Н. Глинка, 6, 3, Мысли)
Всякий, сбираясь в чужой край, запасается ходячею там монетою. Готовясь перейти за предел сей жизни в жизнь будущую, надлежит запасаться монетою , которая ходит там, а сия монета не злато, не алмазы – но добрые дела!.. (Ф. Н. Глинка, 6, 3, Мысли)
…Ужели для того мы родимся, живем и действуем, чтоб, наполня весь круг земной шумом и славою дел своих, исчезнуть, подобно явлениям воздушным и мечтам пробужденного от сна?.. Чтоб, будучи, так сказать, душою целого мира , превратиться в бездушные глыбы? О, какая бедная доля была бы твоя, о человек! когда бы ты рожден был только для сей юдоли скорбей и слез! (Ф. Н. Глинка, 7)
Когда же смерть нам в дверь заглянет
Звать в заточение свое,
