А. Тер-Акопов - Мировые религии о преступлении и наказании
В-третьих, можно проследить параллели между нормативным пониманием конкретного вида отклоняющегося поведения и определенным грехом (грехами). Так, преступность (в виде ее «традиционных» составов – убийств, изнасилований, краж и др.) является следствием-результатом проявления целого ряда смертных грехов (насилия, корыстолюбия, блуда и др.); пьянство и алкоголизм – следствием чревоугодия и уныния; бюрократизм – корыстолюбия, тщеславия и гордости; суицидальное поведение – уныния и т. д.
В свое время русский ученый-энциклопедист и православный богослов П. А. Флоренский (1882–1937) в книге «Имена», исследуя происхождение и содержательные характеристики слов на примере имен собственных, сделал принципиальный вывод о том, что «имена не придумаешь и что существующие имена суть наиболее важнейший факт культуры», они устойчивы в силу основного типа их строения, являются силой, по-своему направляющей духовные процессы личности [504] . Опираясь на научную гипотезу отца Павла Флоренского, автор в рамках междисциплинарного исследования получил новые аргументы в подтверждение справедливости тезиса об общности этиологических и этимологических аспектов явлений девиантологического круга. Совместно с филологом-арабистом Н. А. Шамраевым нами была предпринята попытка изучения этимологии лексико-семантического поля отдельных девиантологических понятий («наркомания», «пьянство», «опьянение» и др.) с позиции теории кибернетических языков, разработанной известным отечественным медиавистом Н. Н. Вашкевичем и его последователями. Суть разработанного научного подхода сводится к тому, что в основе языковой способности человека, независимо от его этнической принадлежности, лежит бинарная арабско-русская семиотическая матрица; язык «не только и даже не столько средство общения, сколько кибернетическая машина, с помощью которой управляется не только человеческое общество, не только отдельные этносы и даже индивиды, но и вся жизнь, включая физиологию человека, животный мир и даже растительность» [505] .
Так, при анализе термина «наркомания» нами была выявлена его этимологическая корреляция со словом «грех»: прочтение основы «нарк» по принципу обратного линейного соответствия, справа налево (т. е. по-арабски), дает арабский корень – крн– с обобщенным значением «связывать», «привязывать», вторая основа – «мания» коррелирует (соотносится) с арабским словом маний, со значением «судьба», «смерть» и минъя/ мунья со значением «цель», «желание» (от корня – мнй– «подвергать испытанию») и соотносимым с ним производным глаголом манна – «вызывать желания». Этимологическое значение термина «наркомания» – «нечто, заключающее в себе смертельную привязанность; навязчивое влечение, желание». В ходе реконструкции форм и значений ядерных элементов лексико-семантического поля «наркомания» посредством арабского корнеслова удалось выявить этимологические корреляции (взаимозависимости, соотношения) с такими понятиями, как: «смертельная привязанность», «навязчивое влечение, желание», «безвольность», «быть глупым», «совершать преступление», «делать злым, своевольным», «прельщать, вводить в соблазн, обманывать», «проступок», «грех», «изменение сознания», «некритичность», «непослушание».
Этимологическое значение слова «опьянение» – «состояние человека, которое характеризуется слабостью, вялостью; медлительностью, нерадивостью, озлобленностью; предрасположенностью к преступным деяниям». Таким образом, значения терминов «опьянение» (чинить зло, действовать незаконно, совершать преступления), «наркомания» и «грех» обнаружили единое семантическое сходство (пространство) [506] . Рассмотренный материал может представлять очередное «инструментальное» подтверждение истинности библейского изречения «Вначале было Слово…» (Ин. 1, 1).
Таким образом, очевиден факт наличия определенной связи между греховной природой человека (в ее христианском понимании) и отклоняющимся поведением, изучаемым социологами и криминологами. Такая общность в содержании данных явлений позволяет высказаться в пользу научной перспективы дальнейшего изучения вопросов борьбы с греховным поведением (в контексте православного богословия) в целях использования накопленного христианством многовекового опыта в современной социальной деятельности по предупреждению преступности и правонарушений.
С учетом масштабности проблем криминологического исследования преступности и иных девиаций, остановимся лишь на некоторых наиболее важных аспектах, неразрывно связанных с проблематикой предупреждения отклоняющегося поведения.
Природа религиозного наказания как метаоснова современной юридической санкции. Главные, традиционные задачи уголовного судопроизводства решаются традиционно через санкцию, т. е. наказание, кару, как возмездие за совершенное преступление, через восстановление социальной справедливости, исправление осужденного, предупреждение совершения новых преступлений с его стороны, так и иных лиц. Исследованию природы религиозной (христианской) санкции посвящен солидный перечень научных работ, в частности И. Бентама, В. В. Есипова, П. Сорокина, И. Я. Фойницкого, А. Ф. Кони, Н. С. Таганцева, А. А. Тер-Акопова, С. О. Шаляпина и многих-многих других.
Продуктивным представляется подход, согласно которому все санкции – религиозная, моральная, уголовно-правовая – признаны имеющими общую природу (например: «грех – преступление»), единые закономерности конструирования и развития. В связи с этим изучение библейских санкций по объему менее узкая задача по сравнению с задачей предупреждения преступлений в свете замысла авторов Священного Писания.
Основным источником сведений о религиозных санкциях является Пятикнижие (Закон) Моисея. Основными целями наказания в нем поименованы: устрашение («весь Израиль услышит и убоится, и не станут впредь делать» (Втор. 13, 11); «весь народ услышит и убоится, и не будут впредь поступать дерзко» (Втор. 1–7, 13)); кара – возмездие («а кто поступит так дерзко… тот должен умереть, – и так истреби зло от Израиля» (Втор. 17, 12)); предупреждение преступлений среди прочих лиц («и так истребит зло из среды себя; и прочие услышат, и убоятся, и не станут впредь делать такое зло среди тебя» (Втор. 19, 19–20)). Древний закон подразумевал не только применение конкретных санкций к преступнику (смертную казнь, заключение в тюрьму, денежные штрафы), но и моральное воздействие, заключающееся в формировании атмосферы страха и угрызений совести, неотвратимости наказания: «Нечестивый мучит себя во все дни свои… Он не надеется спастись от тьмы; видит перед собой меч» (Иов. 15, 20–22).
Новозаветные нормы любви и милости проблему воздаяния за преступления подняли на новый уровень: «…на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся…» (Лк. 15, 7). Подлинное раскаяние преступника определяется как главная цель Церкви по отношению к заблудшему, а высшее достижение (радость) – воссоединение с обществом, принятие его последним. Знаменательно мнение Иоанна Златоуста, характеризующего следующим образом церковные суды: «Здесь врачебница, а не судилище, здесь не истязают, а дают прощение во грехах» [507] . Например, Правило 9 Поместного Константинопольского собора, по сути, налагает запрет на физическое насилие священников по отношению к согрешившим, как напрямую, так и путем отдачи приказа посторонним. Воздействие воспитательного характера должно осуществляться в форме «наставлений и увещеваний», что лишь подтверждает гуманистическую суть библейского подхода к наказанию грешников.
Наказание, т. е. обязанность дать ответ за греховные дела, в Библии распределялось в зависимости от тяжести содеянного (греха), вольных или невольных грешных дел (умышленных или неосторожных, оконченных или незавершенных). Согласно толкованию Правила 4 Поместного Неокесарийского собора и Правила 70 Василия Великого по отношению к грехам существуют четыре степени их совершения: прилог, борьба, соизволение и действие; из них две первые оставляются без епитимьи, «ибо не осуждается ни пролог, ни борьба, если помысел, приняв пролог и поборов его, отверг пожелание».
Первоначальные библейские принципы назначения наказания в основном сохраняются и в действующем российском УК. В частности, дифференциация наказания в зависимости от стадии совершения преступления имеет библейскую предопределенность. Суровость налагаемого наказания согласно Библии определяется тяжестью грешного дела. Такая же зависимость предусмотрена и для мер воспитательного воздействия.
Преступность. Понятия «грех» и «преступление» неоднозначны. Личный грех – это нарушение Божьей воли, т. е. это тот случай, когда человек совершает поступок, который не совпадает с волей Божьей, человек совершает деяние по своей воле и оно в данном случае совпадает с волей дьявола.
