П. Сергеич - Уголовная защита
Итак, если в деле есть письменные доказательства или приложены подлинные производства других учреждений, скажите себе, что ключ к уразумению неясного заключается в них; вглядывайтесь и вчитывайтесь в эти бумаги. Не забудьте также перечесть всю переписку в так называемом производстве суда; и там могут оказаться полезные или опасные указания.
К судебному следствию надо готовиться с пером в руке; все заметки вести в таком порядке, чтобы сразу находить в них все нужное. Те или иные приемы в распределении данных дела в своих заметках зависят от личных ваших привычек; если подсудимый обвиняется в нескольких преступлениях, надо с самого начала завести соответственное число отдельных тетрадей и по мере чтение актов следствия записывать в каждую все, что относится к данному обвинению. Эти записи можно делать без особых подробностей, но обходиться совсем без них не следует: иначе вы растеряете материалы, относящиеся к отдельным обвинениям.
Если подсудимый передаст вам какие-нибудь бумаги для представления суду, то надо с каждой из них снять копию и иметь ее под руками во время судебного следствия и прений. Если свидетелей много, советую составить особый список их по алфавиту с обозначением всех листов дела, в коих заключаются их показания; это очень поможет вам при изучении дела.
Система – основное условие подготовительной работы.
В производстве следователя материалы дела накопляются в случайном порядке их поступления; в протоколах перемешаны обстоятельства, относящиеся к отдельным обвинениям и событиям. Иногда подробность, изменяющая весь характер свидетельского показания или степень его достоверности, попадает в заключительные слова затерянного где-нибудь дополнительного допроса без указания на первоначальный. Ссылки на приложение и вещественные доказательства делаются в самых неопределенных выражениях; при этом дело загромождено всяким сором, в котором трудно находить существенные данные; одним словом, оно напоминает плюшкинскую кучу. Из этой кучи надо составить отчетливый геометрический чертеж. Итак, карандаши, чернила, клей, ножницы, стопа бумаги, тетради, конверты – вот ваше вооружение. Та или иная система в распределении данных предварительного следствия зависит, повторяю, от вашего выбора, но только система оградит вас от недосмотров и даст возможность действительно использовать дело в полной мере в целях защиты. Заведите для каждого свидетеля отдельную тетрадку, запишите туда все существенные факты, им удостоверяемые, и его характерные выражение, показания других свидетелей, подтверждающих и опровергающих его рассказ, выдержки из вещественных доказательств, к нему относящихся, и перечень вопросов, которые ему следует задать. Для каждого значительного события также заведите отдельную тетрадь; запишите туда соответствующие части свидетельских показаний, отметьте соответствующие вещественные доказательства, запишите соображения, связанные с этим событием в пользу обвинения и в пользу защиты. Отбрасывайте ненужное и старайтесь как можно короче и отчетливее излагать существенное. Но ведь это будет повторением тех же данных на разные лады? Вот именно. Это бесплодная работа? О, нет! Повторяю, вы усвоите и запомните обстоятельства дела и узнаете его вдоль и поперек. Это не бесплодный труд, а залог успеха. Если можно, вы должны знать дело лучше всех; если нельзя, то не хуже председателя и обвинителя. Если ваш противник будет настоящий прокурор, вы увидите, что он знает дело именно вдоль и поперек, помнит не только страницы, но и внешний вид каждой бумажонки, знает, сколько раз и когда допрошен каждый свидетель, где встречаются недомолвки и где попадаются описки в актах следователя. Вот опасный противник. Таким должны быть и вы. Такая работа будет отнимать невероятное количество времени? Разумеется. Так что же? Ведь вы защитник. Ваш досуг принадлежит не вам, а подсудимому.
2. СУЩЕСТВО ЗАЩИТЫ
Чтобы знать, в чем должна заключаться защита, надо прежде всего знать, в чем состоит обвинение. Это указание может показаться смешным. Однако его нельзя назвать лишним. Это видно из следующего невероятного случая. Профессор университета, член Государственной Думы, был предан суду по 3 п. 10344 и 10345 ст. ул. о нак. Ему вменялось в вину помещение в газете, коей он был редактором, ложных сведений о действиях властей и войск при подавлении вооруженного восстания в 1907 г. в провинции и в оскорблении воинских частей. Защитником был профессор уголовного права в одной из наших столиц. Указанные две статьи уложения, как известно, существенно отличаются по своим карательным последствиям. По 10344 ст. виновному может быть назначен или штраф, или арест, или тюрьма от 2 до 8 месяцев; по 10345 ст. – только тюрьма от 2 месяцев до 1 года и 4 месяцев. При этом т.к. в этой последней статье определены не только род и степени наказания, но и высшая и низшая его мера, то за силою 148 ст. улож. суд обязан назначить виновному наказание в этих же границах и не имеет права переходить к низшему роду наказания по 134 и 135 ст. Другими словами, если подсудимый признан виновным по этой статье, ему не миновать тюрьмы. Столь тяжелое положение подсудимого, конечно, должно было быть известно его защитнику. По оглашении обвинительного акта последний заявил суду, что подсудимый признает себя ответственным за содержание статьи. Скажите, читатель, могли ли судьи догадаться, что этим заявлением подсудимый признавал себя виновным не в тех деяниях, которые вменялись ему в вину по обвинительному акту, а в менее тяжком преступлении? После этого защитник, отказавшись от допроса свидетелей, просил суд приобщить к делу две представленные им книги для оглашения напечатанных в них официальных документов. Так как это были издания неофициальные, то суд отказал в этом ходатайстве. В прекрасно сказанной речи защитник подробно разобрал содержание статьи, возражал против обвинения в намеренном извращении фактов, доказывал отсутствие у автора умысла на оскорбление войск и коснулся напряженного общественного настроения, господствовавшего во время появление статьи, как основания к возможному уменьшению наказания. Все эти соображения заслуживали внимания, но не опровергали состава обоих преступлений, т.к. по толкованию сената под 10344 ст. подходит распространение в печати фактов не только заведомо ложных, но и явно неправдоподобных и впоследствии оказавшихся ложными, а оскорбительные выражения караются по 10345 ст. независимо от намерения обвиняемого. Суд признал указанные защитником смягчающие обстоятельства; но вместе с тем, находя, что высокое образование и видное общественное положение подсудимого вдвойне обязывало его соблюдать уважение к власти в его литературной деятельности, судьи назначили ему наказание в средней мере. Спустя несколько дней мне пришлось говорить об этом деле с одним родственником осужденного. Каково было мое удивление, когда собеседник, не подозревая значения своих слов, сказал мне: он, т.е. подсудимый, сам развел руками, когда увидал эту статью в своей газете. Статья была напечатана без его ведома! За то, в чем он был действительно виноват, он подлежал ответственности не по 10344 и 10345 ст. улож., а по 1044 ст. По этой статье редактор газеты за «допущение по неосмотрительности выхода в свет такого номера издания, в содержании которого заключаются признаки преступного деяния», наказывается денежным взысканием не свыше 500 рублей. Защитник не заикнулся об этом. Он не заметил, что подсудимому вменялись в вину умышленные деяния, а не простой недосмотр, и вследствие этой ошибки подсудимый вместо штрафа в 250 рублей был присужден к тюремному заключению на восемь месяцев. В судебной палате он был оправдан.
Не надо говорить лишнего. Подсудимый обвинялся по 9 и 1647 ст. улож. Защитник говорил de rebus omnibus et quibusdam aliis и только в самом конце речи догадался сказать, что гигантский замок, предъявленный присяжным, не мог быть сломан голыми руками, а между тем ни на месте преступления, ни у подсудимого, схваченного у самой двери чердака, никаких орудий взлома не оказалось. К чему было говорить все прочее? Пустословие могло только ослабить внимание присяжных к неопровержимому и потому единственно нужному соображению. Чем сложнее дело, тем хуже такие ошибки.
Во всяком деле существо обвинения бывает определенно указано в обвинительном акте или в определении о предании суду. В чем же должна заключаться защита? Ответ на это выяснится, пока вы будете изучать дело. Скажу прежде всего, в чем состоит основное требование. Защита должна быть верная; защитник всегда должен быть прав. Но это невозможно, воскликнет читатель. Иногда бывает прав защитник, иногда прокурор. Как можно быть правым всегда? Это совсем не трудно. Не нарушайте здравого смысла и не искажайте закона.
Вот и все. Защитой я называю спор против обвинения и вопреки ходячему мнению думаю, что бывают такие дела, в которых настоящей защиты быть не может. Если виновность подсудимого несомненна, а преступление по закону наказывается справедливо или даже недостаточно строго, о чем же спорить законнику? В таких делах возможно пустословие, но не защита. Один из наших криминалистов рассказывает такой случай. Подсудимый обвинялся в причинении в состоянии раздражения тяжкого увечья семнадцатилетней девушке. Он в течение продолжительного времени преследовал ее настойчивыми предложениями жениться на ней. Она, не любя и не доверяя ему, на все его настояния отвечала отказом. При последней встрече с нею на улице, в присутствии свидетелей, он, повторив свое предложение, опять получил отказ и тогда, вынув из кармана нож, ударил им девушку прямо в глаз и проколол его. По объяснению эксперта, потеря зрения на этот глаз ввиду возможности сочувственного воспаления здорового глаза угрожала полной слепотой потерпевшей. Подсудимый был бездельник и пьяница, пострадавшая – безупречная девушка. «Присяжные, – говорит автор, – молча следили за тем, как постепенно восстанавливалась перед ними картина проявления такой выдающейся злостности по отношению к не повинной ни в чем потерпевшей. Они не предлагали ни одного вопроса свидетелям и подсудимому, ни вопросов, клонящихся к выяснению прошлой жизни его, нередко интересующей судей совести, ни вопросов, указывающих на их стремление установить, в какой степени возможно исправление подсудимого в будущем. Они оживились только, когда им были разъяснены наказания, положенные в ст.1480 улож. о наказ., но это было оживление, сопровождавшееся явным изумлением и разочарованием. А впоследствии, после постановления, на основании вердикта присяжных, приговора с определением наказания, заключавшегося в полуторагодичных арестантских отделениях, – высшей мере, указанной в законе, они с недоумением вспоминали другое дело, по которому подсудимый, отбывший наказание, – первое за кражу сапог ценою в два рубля и второе за кражу кофты стоимостью в один рубль, – был приговорен за кражу столового ножа из трактира к лишению всех особенных прав и преимуществ и отдаче в исправительные арестантские отделения на два года, и сравнивали это наказание с той недостаточной, по их мнению, мерой ответственности, которая была назначена за такую выдающуюся жестокость и за такой непоправимый вред, причиненный потерпевшей, так возмутившие общественную совесть[1] ».
