Джерри Спенс - Настольная книга адвоката. Искусство защиты в суде
«Мистер Макгиннис, вы оказались в очень сложном положении».
Свидетель смотрит недоумевающе.
«Я хочу сказать, что вам грозит двадцатилетнее заключение в тюрьме».
Свидетель пожимает плечами.
«Не хочу ставить вас в неудобное положение, но это не первый ваш срок, не так ли?»
— «Да».
— «Но сидеть в тюрьме не слишком приятно, правильно?»
— «Могло быть и хуже».
— «Каково это — сидеть в тюрьме?» (Здесь используем открытый вопрос. Ответ на него не может нам повредить, отказ говорить искренне будет означать, что свидетель хочет что-то скрыть.)
— «Что вы имеете в виду?»
— «Ну, как уже говорилось, мистер Макгиннис, вам грозят двадцать лет заключения. Помогите присяжным понять, что такое один день в тюрьме».
— «Не знаю».
— «Вы уже провели там много дней, не так ли?»
— «Да».
— «На что похож один день в заключении?» (Заинтересованная нотка в нашем голосе.)
— «На любой другой день». (Здесь мы может направлять допрос с того момента, когда он утром встает с нар, с постели без простыней, когда холодная тюрьма наполняется звуками открывающихся и захлопывающихся стальных дверей. Внутри никогда не гаснет свет — даже ночью, поэтому нельзя сказать, день сейчас или ночь. Построение, проверка, завтрак из остывшей вязкой баланды, долго тянущиеся часы ничегонеделания и одиночества, короткая прогулка во внутреннем дворике — и так постоянно, день за днем.)
— «Один день в тюрьме — это один день в аду, не правда ли?»
— «К ней привыкаешь».
— «А вам грозит семь тысяч триста таких дней, пока вы не выйдете на свободу и сможете чем-то заняться, это правда?»
— «Мне дали двадцать лет».
— «Вы женаты?»
— «Да».
— «Арнольд, как долго вы не видели свою жену»?
— «Иногда она приходит на свидание».
— «Как давно вы не держали ее за руку?»
— «Не знаю».
— «Больше года, не так ли?»
— «Наверное. Я никогда об этом не задумывался».
— «Вы любите свою жену?»
— «Конечно».
— «А она вас?»
— «Да, наверное».
— «Она хорошо к вам относилась?»
— «Да».
— «В заключении некому о вас позаботиться, не так ли?»
— «У меня есть друзья».
— «Нежные, любящие люди, как ваша жена?»
Молчание.
«Как я понимаю, у вас есть дети?»
— «Да».
— «Вы гордитесь ими?»
— «Да, конечно».
— «Арнольд, когда в последний раз вы видели своих детей?»
— «Не знаю».
— «Они не приходят на свидание?»
— «Нет».
— «Вы скучаете о них?»
— «Да».
— «И знаете, что они растут без отца?»
— «Да».
— «Наверное, в тюрьме страшно и одиноко?»
Он не отвечает. Опустив голову, смотрит на руки.
Допрос продолжается, затрагивая факты, которые мы узнали, просто поменявшись ролями со свидетелем. В конце концов кошмар жизни в заключении становится реальным для всех, кто слушает допрос, — а присяжные его слушают. Наверное, последним вопросом мог бы стать такой:
«Похоже, Арнольд, вы сделаете или скажете все, только чтобы выбраться из этого ада».
— «Нет».
— «Вам станет легче, если мы скажем, что понимаем, почему вы готовы оболгать невинного человека?»
(Следует возражение, поддержанное судом.)
«Ничего, Арнольд. Мой клиент Джо Лу вас понимает».
Открытые вопросы в перекрестном допросе. Наводящие вопросы наверняка родились на перекрестных допросах. Все мы знаем старую поговорку: на перекрестном допросе никогда не задавайте вопроса, на который не знаете ответа. Застрахуйтесь от поражения, все время управляя допросом. Но если остановиться и задуматься, то скоро можно найти много ситуаций, в которых требуются открытые вопросы. Мне нужно, чтобы свидетель-эксперт объяснил значение медицинского термина: «Доктор, когда вы говорите о правом предсердии, что вы имеете в виду?» На перекрестном допросе мне нужно, чтобы он показал: эти два пугающих, туманных слова означают простую вещь, понятную каждому человеку. Если эксперт говорит об атеросклерозе, мы просим рассказать, что это значит на обычном человеческом языке. Оказывается, это означает, что жировые отложения, которые называются «бляшками», накапливаются на внутренних стенках коронарных артерий, снабжающих сердце кровью, в результате чего кровеносные сосуды сужаются, ограничивая поток крови и увеличивая риск сердечного приступа.
Часто прямой вопрос обеспечивает почву для последующего перекрестного допроса. Кроме того, с помощью прямого вопроса можно получить более подробный ответ от свидетеля, который предположительно должен быть беспристрастным. Например, нужно узнать подробности несчастного случая, в результате которого погиб ребенок клиента. На свидетельском месте находится полицейский, первым приехавший на место происшествия.
«Скажите, полицейский Кинг, что именно находилось в автомобиле, когда вы прибыли на место происшествия?»
— «Там была пустая бутылка из-под пива. Точнее, две».
— «Вы видели Библию?»
— «Нет».
— «Вы не видели Библию?»
— «Я увидел ее позже».
— «Вы видели детское автомобильное кресло?»
— «Да».
— «Что на нем было?»
— «Что вы имеете в виду?»
— «Вы его осмотрели?»
— «Да».
— «Что вы на нем увидели?»
— «Кровь».
— «Чью кровь?»
— «Наверное, девочки».
— «Кто сидел в детском автомобильном кресле во время несчастного случая?»
— «Маленькая девочка».
— «Как ее звали?»
— «Бетти Лу Джергонсон».
— «Сколько лет ей было?»
— «Три годика».
— «Вы видели ее на месте происшествия?»
— «Да».
— «Опишите, как она выглядела».
— «У нее на голове была кровь».
— «Что она говорила?»
— «Она была без сознания».
— «Что вы заметили у нее на голове?»
— «Глубокую рану над правым глазом».
— «Что еще?»
— «Ее глаз выступал вперед».
— «Что вы имеете в виду?»
— «Он частично вывалился из глазницы».
— «Вы обратили внимание на какие-нибудь другие раны на голове?»
— «Да. Рот был полностью разбит, передних зубов не было».
— «Что вы сделали с креслом, в котором она сидела?»
— «Отвез его в участок».
— «Где оно сейчас?»
— «Не знаю».
— «Кому вы его отдали?»
— «Не помню. По-моему, мистеру Форчуну».
— «Вы имеете в виду адвоката, представляющего водителя другого автомобиля?»
— «Да».
Очевидно, что такие открытые вопросы могут заставить свидетеля рассказать больше, чем ему хотелось бы. Если мы имеем дело со свидетелем, утверждающим, что он беспристрастен, открытые вопросы могут раскрыть более полную историю по сравнению с наводящими вопросами. Не все свидетели оппонента настроены враждебно только потому, что их вызывает противная сторона.
Перекрестный допрос, помогающий не вызывать своих свидетелей. Помню, в деле Рэнди Уивера из Руби-ридж обвинитель вызвал свидетеля, которого до этого не включили в список свидетелей обвинения. Более того, обвинение не уведомило нас за сутки, как того требуют правила суда. Разумеется, я возразил по поводу этого свидетеля.
— Нам не предоставили уведомление о вызове этого свидетеля, ваша честь, — обратился я к судье. — Прошу суд запретить ему дачу показаний.
(Обвинитель представил не слишком неудачное оправдание.)
Судья хитро взглянул на меня, как бы говоря: «Бросьте, мистер Спенс, вы же не нуждаетесь в моей помощи». Вслух, для протокола, он произнес:
— Мистер Спенс, обвинение на сегодняшний день вызвало сорок два свидетеля. Все они дали показания, а вы имели возможность подвергнуть их перекрестному допросу. В данных обстоятельствах я разрешаю свидетелю давать показания.
На самом деле судья хотел сказать, что основу моей защиты составлял перекрестный допрос. Он видел, что я способен эффективно вести перекрестный допрос и что, если он сделает одно исключение для стороны обвинения, оно не сильно повлияет на исход событий, — слабое утешение для меня. Кстати, я действительно извлек пользу из этого допроса, и, когда обвинение завершило дело, вызвав множество свидетелей, которых я подвергал перекрестному допросу, мне показалось, что нам не стоит давать показания в пользу защиты. Через двадцать три дня обдумывания, которые показались мне нескончаемой пыткой, присяжные оправдали Рэнди Уивера.
Как я говорил много раз, мы можем рассказать историю обвиняемого лучше, чем он сам. Каждый в зале суда считает его злодеем, который будет лгать ради собственного спасения. Я часто отмечал, что если обвиняемый в уголовном деле берется легко и спокойно давать показания, то он является психопатом, вероятно, виновным в преступлении, в котором его обвиняют. Невиновные подзащитные чаще всего не способны защищать себя, так как их страх, гнев по поводу незаслуженного обвинения и неподготовленность по сравнению с обвинителями-профессионалами не дают им возможности убедить присяжных в своей непричастности к преступлению. По этой причине я редко вызываю подзащитных для дачи показаний, если только они сами на этом не настаивают и мне не удается убедить их не делать этого или если обвинению удается обнаружить доказательства, ставящие под сомнение исход нашего дела и единственный свидетель, который может оспорить эти доказательства, — сам обвиняемый. Поэтому я пытаюсь выиграть дело на перекрестном допросе или с помощью свидетелей обвинения.
