Константин Старостенко - Конституционно-политическое многообразие
Безусловно, партия как общественная группа не представляет интересов целого народа, общества, каждая из них защищает интересы определенной части общества. Поэтому одной партии при развитой демократии никогда не может быть. Между тем существование нескольких партий приобретает смысл лишь в правовом государстве, т. е. политические партии могут существовать там, где народу в целом или его большинству предоставлено легальное право участвовать в государственной политической жизни – право избирать и быть избранным в государственные органы власти.
Глубоко раскрыта сущность многопартийности в XIX–XX вв. западными учеными – Р. Ароном, М. Вебером, Е. Вятром, М. Дюверже, Р. Михельсом, А. де Токвилем, Э. Эллисом и др.[233] Значительное внимание этой проблеме уделил французский ученый Реймон Арон. В своей работе «Демократия и тоталитаризм» он проанализировал государственные режимы XX в., недостатки и преимущества различных властных обустройств; особое внимание он уделил принципиальным различиям между многопартийными и однопартийными режимами, проследил влияние каждого из них на прогресс общества. Одним из основных результатов исследования Р. Арона стал вывод о том, что «все группы, возникающие в демократическом обществе западного типа на основе общности интересов, получают разрешение на структурное оформление, на защиту своих интересов; в советском же обществе права на структурное оформление ни одна группа, основанная на общности интересов, не получает»[234].
Необходимо отметить, что все труды зарубежных ученых XX в., в частности Н. Верта, Э. Карра, Р. Кенеза, Р. Пайпса, А. Рабиновича, Р. Сервиса, Э. Эктона,[235] были направлены на изучение политической системы СССР, анализ становления, развития и разложения в нем однопартийной системы. С учетом опыта западноевропейской демократии они пытались спрогнозировать контуры будущей многопартийной системы в России.
Однако, к сожалению, их научные выводы, как и заключения российских ученых Ю. С. Гамбарова, Б. Н. Чичерина и некоторых других исследователей советской эпохи, оказались невостребованными, поскольку в реальной ситуации существования однопартийной системы научная разработка проблемы многопартийности исключалась. В 30‑80‑х гг. XX в. единственной партией, которая обстоятельно изучалась отечественными учеными, была коммунистическая партия СССР. Другие партии если и рассматривались ими, то лишь критически, в контексте их борьбы с советской властью. Впрочем, следует признать, что советская наука не отрицала возможности существования многопартийности при социализме. Правда, в обоснование этого тезиса всегда приводились факты многопартийности в Польше, ГДР, Китае и других государствах социалистического толка. Одновременно подчеркивалось, что ведущую и направляющую роль там играли, соответственно, Польская объединенная рабочая партия, Социалистическая единая партия Германии, Коммунистическая партия Китая и т. д.[236]
Внимание вопросам многопартийности российские ученые фактически стали уделять, начиная с конца 80‑х гг. XX в., когда в ходе политических преобразований стали бурно появляться сначала неформальные организации, а затем и политические партии. Если в Советском Союзе работы по данному вопросу, в основном, сводились к критике дореволюционного периода, то теперь в газетах и научно-публицистических журналах печатались многочисленные статьи о деятельности разных неформальных организаций и движений, возникших в период реформ.[237]
Значительным стимулом к изучению сущности многопартийности и ее составляющих (партий) в политологическом аспекте послужила перестройка политической системы страны в 1985–1991 гг., а также последовавшая за ней постперестройка, т. е. радикальное изменение политической системы (с 1991 г. и по настоящее время).
В рамках реформирования политической системы Российской Федерации в этот период издаются справочники, научные статьи и монографии, посвященные становлению российской многопартийности. В них авторы не только характеризуют возникшие партии, но осмысливают причины кризиса однопартийной системы, а также необходимость перехода России к многопартийной системе.[238] На этой основе сформировалась научное направление, занимающееся проблемами становления многопартийности в Российской Федерации: В. И. Абрамов, Ю. К. Абрамов, А П. Бутенко, В. Я. Гельман, Т. Ю. Головин, В. Н. Голубев, С. Е. Заславский, Б. И. Коваль, Б. И. Краснов, А. Н. Кулик, С. В. Кургинян, Е. Н. Пашенцев, В. И. Тимошенко, Ю. А. Юдин и др.[239]
Существенным этапом в развитии теории многопартийности стало, с одной стороны, включение данной темы в обществоведческие дисциплины высших учебных заведений Российской Федерации; с другой – издание политической литературы, освещающей различные ее аспекты в России и за рубежом (М. А. Василик, К. С. Гаджиев, Ю. А Головин, Ю. В. Ирхин, М. Н. Марченко, А. С. Панарин, В. П. Пугачев, А. И. Соловьев и др.[240]).
Видимо, следует признать: рассматривая проблему многопартийности, ученые невольно ставят вопрос: а нужна ли она в современном государстве, если да, то чем это вызвано?
Нельзя не обратить внимание на то, что в конце 80‑х – начале 90‑х гг. XX в. центральной проблемой западной партеологии становится кризис института партий в либеральных демократиях Запада. Тематика конференций, семинаров, научных дискуссий включает следующие вопросы[241]:
– насколько политические партии жизнеспособны и адекватны современным демократиям?
– выполняют ли политические партии те функции, выполнение которых от них ожидается в стабильных и эффективных демократиях?
– помогают ли они реализовать желания и потребности граждан в политике правительства?
– способствуют ли они усилению политического участия граждан в жизни государства или же политические партии лишь нечто чуть большее, чем исчезающий анахронизм, реликт прошлого века политической жизни, ныне замещаемый другими механизмами связи между государством и обществом?
И хотя в центре внимания ученых находились партии стабильных демократий, эти вопросы адресовались также партиям, возникшим в «переходных» странах. В какой мере они релевантны демократическому политическому процессу? Характер этого направления исследований и ответ на поставленный нами вопрос дает вышедшая в 1987 г. коллективная монография «Когда партии приходят в упадок: появление альтернативных организаций»[242].
С точки зрения К. Лоусона и П. Меркеля, несмотря на то, что партии претендуют на центральную роль в демократическом политическом процессе, основу которого составляют представительная система власти и свободные выборы, в последние годы они повсеместно потеряли доверие и поддержку электората. Ведущие позиции в представительстве интересов они уступают альтернативным институтам политического участия – так называемым движениям одной проблемы (single-issue movements), которые формируются во всех странах, и группам интересов, статус которых уподобляется статусу партий. Кроме того, они все больше вытесняются из сферы принятия политических решений разросшейся в последние десятилетия государственной бюрократией, группами давления и неокорпоративистскими посредниками. Значительную часть таких функций партий, как политическая коммуникация между управляющими и управляемыми и формирование политической повестки дня для правительства, забирают массмедиа и информационные агентства.[243]
К негативным качествам многопартийности относят и то, что правящие партии все больше вторгаются в дела и функции государства, находя здесь новые источники привилегий и новые способы обеспечения своего выживания[244]. Быть исключенной из правящего круга означает для партии лишиться ресурсов и сойти с политической сцены, так как собственных средств, какими партии обладали ранее, у них больше нет. Стремление выжить заставляет укоренившиеся в политической системе партии объединяться в картель, в рамках которого они делят между собой ресурсы государства. Картель всячески препятствует доступу к этим ресурсам аутсайдеров и новых игроков, ограничивая свободу конкуренции на политическом рынке, в том числе и через законодательство, регламентирующее участие партий в выборах и распределение дотаций, а также обеспечивающее ему контроль над электронными СМИ и привилегированный доступ к ним[245].
