Олег Данилов - Именем Закона
Прохожий подходит, останавливается.
-- Куришь? -- спрашивает его Валера.
-- А твое какое дело? возмущается тот.
-- Чего грубишь? сквозь зубы цедит Паша. -- Напрашиваешься?
-- Не пугай, -- усмехается прохожий. -- Видали мы таких! Думаешь, управы на вас
нет?
И тут он натыкается на спокойный, изучающий взгляд Шурика. Этот взгляд -- как
подножка.
-- Садитесь, -- тихо говорит Шурик. -- Отдохните. Вы не ответили на вопрос:
курите вы или нет?
-- Ну... курю.
-- А вы знаете, что курение вредит вашему здоровью? -- спрашивает Шурик. -- Ну-ка,
достаньте сигареты.
-- А ну доставай! -- шипит здоровенный Паша. -- Кому сказано?!
-- Тихо, тихо, -- останавливает его Шурик. -- Товарищ достанет.
Прохожий достает сигареты.
-- Прочитайте, что написано на пачке, - просит Шурик.
-- Ну... это и написано... Прохожий вытирает пот со лба. -- "Минздрав СССР
предупреждает..."
-- Громче! -- велит Шурик.
-- "Минздрав СССР предупреждает..."
-- У вас что, голоса нет? -- удивляется Шурик. -- Я же сказал, громче!
Валера уже давно чуть не катается от хохота.
-- Курение, -- на весь двор кричит прохожий, -- вредит вашему здоровью!
-- Вот это другое дело, -- одобрительно говорит Шурик. -- У нас, знаете ли, много
молодежи во дворе, ребятишек... Пусть все знают, что курить вредно... Возьми,
Паша, у товарища сигареты. Он больше не будет курить. Не будете, правда?
-- Чего вам надо? -- мужчина вскакивает со скамейки. -- Бить будете? Ну, бейте!..
Сопляки!
-- А ведь мы вас не обзывали, -- говорит Шурик. -- Мы вам добра хотим. Идите,
товарищ. Спокойно идите домой. Вас никто не тронет. -- Погоди. За такие
слова... -- приподымается Паша-папаша.
Шурик неодобрительно смотрит на него, и Паша садится.
Прохожий, оглядываясь, спешит прочь, а Валера лениво свистит ему вслед.
Вот так они проводят время.
Шофер дядя Петя -- он живет напротив нас -- не выдержал как-то, крикнул из окна:
Эй вы, паразиты! Хватит над людьми издеваться!
А ночью мы проснулись от звона разбитого стекла. Все три окна дяди Петиной
квартиры оказались выбитыми.
Хулиганы! -- кричал дядя Петя в темноту. -- В милицию заявлю! Ответите!
Он и действительно заявил в милицию. Приходил участковый, осматривал двор,
вызывал, говорят, к себе всех троих, но доказать ничего не удалось: ночь,
свидетелей нет, а они, конечно, все отрицали, возмущались даже.
...Я хожу мимо них три раза в неделю, когда возвращаюсь из музыкальной школы.
Изо всех сил стараюсь не бежать и не бегу, но шаг ускоряю и с этим ничего не
могу поделать. "Иди-ка сюда, мальчик", -- мерещится мне тихий голос Шурика, и от
этого меня начинает колотить. Я боюсь даже не за себя, а за маму. Она не может
выйти встретить меня, потому что нельзя оставить маленького Гришу, моего братика
-- ему восемь месяцев, -- но она смотрит на меня и на них из окна, и я просто не
представляю, что с ней будет, если они меня позовут.
-- Иди-ка сюда, мальчик, -- раздался однажды тихий голос Шурика за моей спиной.
Я подошел, чувствуя, как что-то остановилось у меня внутри.
-- Музыкой занимаешься? -- ласково спросил Шурик, взглянув на папку с нотами.
Я кивнул.
-- А на чем играешь?
-- На рояле, -- сказал я.
-- Вот какой молодец! -- похвалил меня Шурик. -- Трудно небось? Я кивнул.
-- Еще бы! -- понимающе улыбнулся Шурик. -- Это не на гитаре брякать. Ноты знаешь?
-- Знаю, -- сказал я и подумал: "Вовсе не такие они и страшные. Интересуются..."
- Ну, а что сейчас учишь? -- спросил Шурик. "Времена года" Чайковского.
Поняли? -- посмотрел Шурик на своих. -- А ты, дубина, -- это он Паше, --
небось и не знаешь, какое сейчас время года?
-- Осень! -- гоготнул Валера.
-- Осень... -- задумчиво повторил Шурик, протянул руку, снял с моей головы кепку
и аккуратно почистил ею свой ботинок.
- Прекратите! Хулиганы! Как вам не стыдно?!
Ко мне бежала мама -- она все-таки оставила Гришу одного. Но Шурик, не взглянув
на нее, так же аккуратно почистил моей кепкой свой второй ботинок.
А что вы здесь стоите? -- удивился он. -- А-а, вы кепку ждете. Пожалуйста.
И он, привстав, натянул мне на голову мокрую, грязную кепку. - Как вы можете?! --
заплакала мама. -- Как вы можете?
Я не знаю, что со мной сделалось, но я сжал кулаки и кинулся на Шурика. И тут же
согнулся от страшной боли в животе, -- это Шурик выставил мне навстречу только
что начищенный ботинок.
-- Что за дети пошли! -- вздохнул Шурик. -- Такой маленький, а уже на людей
кидается. А ведь небось пионер... Идите, мамаша! -- сказал он маме. -- Не
утомляйте. А сына надо лучше воспитывать. Музыке учится, а вести себя не умеет!
Идите.
Когда мы пришли домой, я заплакал. Не от боли. От бессилия.
-- Ты молодец! -- повторяла мне мама. -- Ты молодец! Ты их не испугался. Ты
пытался защитить свою маму. Только я тебя умоляю, -- она схватила меня за руки, --
ничего не рассказывай папе, когда он вернется. Слышишь? Ни единого слова!..
Папа у нас уже полгода в плавании, он торговый моряк, радист на теплоходе.
-- Он, конечно, захочет вмешаться, -- шептала мама, пойдет к ним, это может
кончиться чем угодно... -- Тут заплакал Гриша, и мама убежала его успокаивать.
...Я не мог заснуть до полуночи, все думал: "Неужели ничего нельзя с ними
сделать? Неужели они так и будут надо всеми издеваться? Ведь дядя Петя пытался
их остановить, даже в милицию ходил..." Он потом рассказывал маме, что сказал
участковый. "Пожалуйста, -- говорит, -- я их мигом за хулиганство привлеку. Только
свидетели нужны".
Но никто из нашего двора идти в свидетели не захотел. Боятся, что ли, или
связываться не хотят?
Я прочел много разных книг, посмотрел много фильмов и в кино, и по телевизору. И
в книгах, и в фильмах всегда кто-нибудь приходит на помощь. Летит в
развевающейся бурке на выручку своему отряду Чапаев, впереди, на лихом коне!.. А
на толстом ишаке трусит веселый Ходжа Насреддин -- он один, безоружный, вступает
в бой с падишахами и эмирами!.. Грозно сверкают шпаги мушкетеров, звенят стрелы
Робина Гуда, без промаха бьет длинный карабин Натти-Зверобоя! В самый последний
час, когда и надеяться уже не на что, стоит только позвать: "На помощь, друг!" --
и в воздух поднимутся самолеты, вспенят волну корабли, под грохот барабанов
пойдут в атаку полки с развевающимися знаменами, и враг будет раздавлен, смят,
уничтожен!.. Так -- в книгах. Так -- в кино. А в жизни, выходит, совсем не так!..
И назавтра, сидя на уроках, я все продолжал думать обо всем этом
-- Ты что такой пришибленный? -- спросил меня мой друг Лешка Волков, с которым
мы все шесть лет сидим за одним столом -- Заболел?
-- Слушай, Лешка, -- неожиданно для самого себя попросил я, -- запиши меня в
дзюдо, а? Или куда ты там ходишь?
Лешка за последнее время здорово изменился. Раньше он был просто толстым, а
теперь стал еще и надутым, как индюк Шутка сказать -- дзюдоист!
- Тебе нельзя в дзюдо, -- авторитетно заявил Лешка -- Ты же пианист! А у нас, в
борьбе, всякое бывает. Палец вывихнешь -- и привет роялю... А что случилось-то?
Выслушав меня, Лешка задумался и вроде даже слегка похудел.
-- Вот гады! -- несколько раз повторил он. -- Вот гады! -- Потом еще
подумал и вдруг решительно сказал: -- Где зал борьбы, знаешь?
-- Ну, знаю, -- сказал я. -- В спорткомплексе.
-- К шести часам подходи туда.
-- Так мне же нельзя! -- удивился я. -- Ты сам сказал.
-- Да не заниматься. Посоветуемся. Обязательно приходи, слышишь? ...В борцовской
раздевалке, распахнув кимоно и тяжело дыша, сидел
на длинной скамейке Лешкин тренер лейтенант Ивченко. Видимо, у него только что
кончилась тренировка.
-- Друга, что ли, заниматься привел? Так это не сегодня надо...
-- Мы посоветоваться, Владимир Петрович, -- сказал Лешка. -- Давай, Андрей,
рассказывай...
Пока я рассказывал, лейтенант успел отдышаться и начал прогуливаться по
раздевалке.
-- Мама, говоришь, плачет, а ты с кулаками бросаешься? И сколько их, ты
говоришь?
-- Трое.
-- Маловато, -- вздохнул Ивченко. -- Ну ладно... А оружие, случайно, никто из них
не носит? Нож, например?
-- У Шурика есть нож! -- вспомнил я. -- Но он никогда его не применяет, -- добавил
я поспешно, чтобы все было по-честному. -- Так только... ребятам своим
показывает. Из окна видно...
-- Если носит, значит, рано или поздно применит. Лучше не дожидаться. Где
живешь?
Я назвал адрес.
-- Идите, ребята, -- сказал лейтенант. -- Я все понял. Часов в восемь, думаю,
навещу ваш двор...
...В полвосьмого мы с Лешкой сели в нашей кухне у окна, погасили свет, чтобы
лучше было видно, и стали смотреть.
Появились они -- все трое. Сели на скамейку. Закурили. Валера забренчал на
