Елена Кондрат - Международная финансовая безопасность в условиях глобализации. Основные направления правоохранительного сотрудничества государств
Во-вторых, сфера действия международных норм может быть ограничена в зависимости от региона, в котором признано ее действие.
В-третьих, эффективность действия международных норм, на которые могут ссылаться субъекты международной финансовой деятельности, может быть ограничена их различным статусом по отношению к системе внутреннего права различных государств:
• в одних государствах (Нидерланды, Бельгия, Люксембург) международный договор имеет исключительное верховенство над национальным правом в целом, включая конституцию;
• в других государствах (Франция, Испания, Швейцария, Португалия, Греция, Болгария, Кипр, Хорватия, Словения) признается верховенство международных договоров только по отношению к национальным законам;
• в третьих государствах (Германия, Австрия, Дания, Финляндия, Венгрия, США, Ирландия, Италия, Швеция, Великобритания, Турция, Норвегия, Исландия, Лихтенштейн, Сан-Марино, Румыния, Албания, Польша, Литва) международные договоры имеют силу национального закона;
• в иных государствах (Австрия, Швеция, Дания, Ирландия, Германия, Греция) при реализации относительно важных для государства международных договоров компетентные органы государства имеют право на трансформацию международного договора в национальную систему права посредством нормативного акта, т. е. международный договор в таких случаях подчинен национальному законодательству.
В-четвертых, эффективность действия международных норм может быть снижена в результате неединообразного их образования, т. е. в том случае, если государство заявляет о каких-либо оговорках относительно действия международных норм.
В-пятых, при реализации международных договоров, особенно при рассмотрении споров, связанных с их действием, возникают вопросы политического характера, которые имеют существенное значение для субъектов международной финансовой деятельности: в частности, согласно «доктрине политического вопроса» (США), в сферу компетенции национальных судебных органов не входят функции, относящиеся к сфере деятельности законодательной и исполнительной власти национального государства (в том числе национального банка), – соответственно, суды не имеют права не только рассматривать споры между субъектами международной финансовой деятельности (особенно в области публичных финансов), например по синдицированным кредитам, займам, инвестициям и т. п., но и толковать положения международных договоров, в которых участвуют государственные органы США (президент, правительство, Федеральная резервная система, государственные ведомства).
Самоограничительные функции суда существуют не только в США, но и во Франции, Германии, Англии и некоторых других странах.
Хотя «доктрина политического вопроса» связана с действием публичных норм в международном праве, все-таки не отрицается влияние этой доктрины на характер действия частных экономико-правовых норм. Об этом свидетельствует следующий пример: в 1976 г. консорциум международных банков предоставил крупный кредит банкам Коста-Рики. В связи с тем что выплата долгов не состоялась в результате введения моратория в соответствии с законодательством Коста-Рики, суд вынес решение в пользу консорциума, поскольку право штата Нью-Йорк рейшментировало кредитное соглашение. Однако апелляционный суд в 1984 г. пересмотрел решение суда первой инстанции, мотивировав это тем, что действия государства Коста-Рика по поводу запрещения платежей по иностранным долгам соответствуют праву и политике США, как последняя сформулирована президентом и правительством. В 1985 г. решение апелляционного суда было пересмотрено (отменено) на том основании, что исполнительная власть США, принявшая участие в процессе, заявила об ошибочной позиции апелляционного суда относительно истолкования политики США: теперь законы Коста-Рики стали несовместимыми с правом и политикой США.
Как видим, международному сообществу следует предпринять важные шаги к тому, чтобы именно международное право (соответственно, международные судебные органы) регламентировало очевидные противоречия в межнациональных экономико-правовых системах, поэтому, вероятно, правильно, если государства признают доминирующие позиции международных норм по сравнению с нормами национальными.
Специалисты финансово-кредитных институтов должны также помнить о том, что общепризнанные нормы и принципы международного права, а также международные договоры с участием Российской Федерации являются частью правовой системы Российской Федерации (ст. 15 Конституции 1993 г.) и могут быть использованы в судебно-арбитражной практике[154].
Раздел 2. Угрозы международной финансовой безопасности
Глава 4. Финансово-экономический кризис как главная угроза международной финансовой безопасности
§ 1. Понятие финансового кризиса и его механизм
Главной особенностью процессов глобализации в современном мире становится «втягивание» всех стран в мировое хозяйство. Скорость и масштабы этих процессов разные, как и роль отдельных стран в мировом разделении труда и воспроизводстве товаров и услуг. Активное вовлечение национальных экономик в глобализационные системы предполагает взаимодействие систем разного уровня. При этом мировая экономика обладает большим потенциалом воздействия, чем экономика отдельной страны. В условиях стихийного протекания этих процессов без активного участия государств в их регулировании в своих интересах неизбежным становится воспроизводство противоречий большей системы в масштабах меньшей. Подобный сценарий взаимодействия мировой и национальной систем нашему обществу приходится переживать сейчас в условиях очередного мирового финансового кризиса. В связи с этим возникает вопрос об основных причинах кризиса и его последствий для России. Для ответа на этот вопрос требуется анализ системных противоречий мировой экономики на современном этапе ее развития и возможностей государств использовать эти противоречия в своих интересах.
Современный этап развития мировой экономики характеризуется качественными структурными изменениями, ускоренно осуществляющимися под воздействием, с одной стороны, углубляющегося противоречия между расширяющейся интеграцией стран в мировом сообществе и стремлением государств сохранить экономическую независимость и самостоятельность; с другой – обостряющегося противоречия между объемом мировых финансовых ресурсов и объемами производимой товарной продукции[155].
Системное значение последнего противоречия[156] видится в следующем: если финансовые активы стран, входящих в Организацию экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), в 1992 г. составляли в общей сложности 35 трлн долл., что в два раза превышало стоимость произведенной этими странами товарной продукции, то к началу XXI в. совокупный финансовый капитал превысил отметку 50 трлн долл. Это более чем в три раза больше стоимости произведенной в этих странах товарной продукции[157]. В более поздние периоды подобные исследования не проводились или их результаты не обнародовались, но факты косвенно свидетельствуют об углублении диспропорций[158]. К примеру, С. Н. Сильвестров, анализируя данную ситуацию применительно к современному этапу глобализации, считает, что на каждый доллар, обращающийся в реальном секторе мировой экономики, приходится до 50 долл. в финансовой сфере. Общий объем вторичного рынка ценных бумаг приближается к 100 трлн долл., а годовой оборот финансовых трансакций достиг почти 500 трлн долл.[159]
Отрыв финансового сектора от производственного огромен и продолжает увеличиваться. По мнению Р. С. Гринберга, лишь 2–3 % от общего объема финансовых операций приходится на операции, связанные с реальным сектором экономики[160]. Никто с уверенностью не может сказать, много это или мало. Очевидно другое: использование на обслуживание «самих себя» 97 % финансовых операций превращает это обслуживание в основной приоритет, позволяющий извлекать из него и посредством его колоссальные доходы. Еще одним косвенным подтверждением возрастающего разрыва между финансовым и реальным секторами мировой экономики можно считать оценку деривативов (производных финансовых инструментов) на конец 2008 г., озвученную С. Н. Бабуриным. По его словам, их объем за год превысил 600 трлн долл. при ожидаемом производстве ВВП на уровне 55 трлн долл.[161] М. Дмитриев, президент Центра стратегических разработок, считает, что рынок деривативов, который, собственно, и рушится сейчас, в 20 раз превышает мировой ВВП. Это 1500 трлн долл., которые по большей части должны быть списаны, потому что значительная часть этих активов – результат раздувания финансовых пузырей. Так что по воздействию на финансовый сектор нынешний кризис уникален. Можно сказать, что для мировых финансов это «идеальный шторм»[162].
