Нильс Кристи - Пределы наказания
Эта новая и в то же время очень старая ситуация не может не иметь последствий для социальной организации и тем самым для социального контроля. Ситуация такова, что, как отмечает, в частности, Пэл (1980), некоторые группы, занимающие в структуре старого индустриального общества неблагоприятное положение, могут неожиданно получить известное преимущество. Те категории, или страты, которые наиболее успешно сопротивлялись приобщению к системе ценностей промышленного капитализма, быть может, в состоянии легче пережить трудности, создаваемые на долгую перспективу растущей безработицей.
Пэл выделяет три группы безработных, начиная с той, которая может получить наибольшее преимущество.
1. Те, чье мастерство и услуги пригодны для продажи или обмена и кто знает местные условия и располагает контактами, обеспечивающими доступ к неофициальным рынкам.
2. Те, у кого мало — или совсем нет — пригодных для продажи навыков либо изделий, но кто имеет связи или располагает ресурсами, чтобы приобрести необходимые навыки либо оборудование.
3. Те, кто не обладает ни мастерством, ни навыками, ни ресурсами для вклада в неофициальную экономику. В терминах более традиционной системы стратификации лица, находящиеся в таком неблагоприятном положении, могли бы занять средние ступени социальной иерархии, стать мелкими буржуа, обладающими некоторой квалификацией, необходимой для выполнения канцелярской, мелкочиновничьей или административной работы, а также отличающимися мобильностью в плане как территориальном, так и социальном. Они не имеют ни доступа к общинным ресурсам, ни достаточных доходов, чтобы этот доступ приобрести.
Другими словами, за членство нужно платить. Если официальная экономика и дальше будет деградировать, членство станет необходимым условием выживания. Мы снова оказываемся в положении, в котором всегда пребывало большинство человечества, — в положении, когда причастность, доверие, общность средств существования, взаимпая зависимость становятся главными элементами жизни. Это именно те условия, при наличии которых юстиция причастных может функционировать наилучшим образом.
11.5. Юстиция для слабых
Как в этом случае обстоит дело со слабой стороной, чьи права не получают защиты? Забитые жены, интересы которых не осмеливается отстоять община; представители меньшинств, встретившиеся с предрассудками в местной клинике, в помощи которой могут нуждаться в будущем члены общины; семьи, где постоянно слышится плач детей, но в дом которых никто не решается войти, дабы не нарушить неприкосновенность жилища. Не сделает ли юстиция причастных слабую сторону еще более слабой, чем сегодня?
Это зависит от многих обстоятельств.
Обычный профессиональный суд по уголовным делам может функционировать в качестве защитного механизма и обеспечить интересы слабых, если
- в обществе имеет место неравенство в распределении власти, но в нем существуют идеалы, гласящие, что слабого нужно защищать;
- власть имущие и их суды уделяют большое внимание защите слабых;
- общество настолько открыто, что злоупотребления легко фиксируются;
- слабая сторона доверяет суду;
- суды принимают любые жалобы и действуют в соответствии с идеалами.
Конечно, возможно, что юстиция кладет в основу своих решений те формы неравенства, которые как раз и делают слабую сторону слабой. Тогда муж не должен бить свою жену сильнее, чем она этого заслуяш-вает; негров не следует арестовывать за появление в районе, где живут белые, если они оказались там по делу. Это лучше, чем ничего, но это и не так много, как часто уверяют. Позвольте мне, однако, повторить, во избежание недооценки очевидного: независимые суды представляют собой важный фактор защиты слабых от нарушения предоставленных им минимальных прав.
В связи с этим возникает ряд серьезных вопросов. Как сделать юстицию в основном юстицией причастпых п не утратить прн этом действующие в нашей системе важные защитные механизмы? Возможно ли сконструировать своего рода юстицию соседей, обладающую преимуществом причастности, но не утерявшую при этом функции защиты законности? Может ли государство вмешаться и помочь слабой стороне, уча-ствущей в конфликте, не беря на себя при этом решения самого конфликта? Что происходит, когда одной пз сторон является само государство? Отвечая на любой из этих вопросов, мы должны, конечно, опять-таки принимать во внимание положение слабых в нашей нынешней системе.
С этим связан и вопрос о том, как предохранить культурные ценности и идею причастности от искажения. Недавние эксперименты по организации «альтернатив тюремному заключению» показали, что эти альтернативы легко превращались в «дополнение к тюремному заключению» и что условный приговор фактически удлинял срок пребывания в тюрьме. Уроки времен некарательного воздействия в связи с совершением преступления такясе должны быть живы в намяти. Если раздача боли ограничена, не получим ли мы повторения старого? Появится ли новое, утонченное наказание, назначаемое в рамках, казалось бы, гражданско-правовой процедуры? Очень понадобятся скептики. Так же как и независимые исследования, защищенные от институционального и интеллектуального влияния властей.
Эта книга посвящена не революции, а реформе. Основные вопросы заключаются в том, могут ли суды стать ближе к участникам конфликтов и можно ли дополнить существующую структуру какими-либо органами по их урегулированию. В этом плане большой интерес вызывают попытки повысить активность общин, которым лучше всего известно, что происходит в них. Исходя из своего опыта изучения работы в общинных советах Сан-Франциско, Р. Шонхолтц рассказал мне, что шансы слабой стороны в конфликте обычно лучше там, где соседи больше общаются друг с другом. Дурное обращение с женой или детьми труднее скрыть, если жена и дети поддерживают множество друясе-ских контактов. О. Кинберг, Г. Инге, С. Рьемер (1943) убедительно показали значение зтого фактора на материале дел о половых связях отца с дочерью.
В семьях, живущих изолированно, физическое превосходство отца легче выходит из-под контроля. Сплоченность общины дает возможность слабой стороне в подсистеме сделать свое несчастье достоянием гласности и организовать также защитную коалицию. Если слабая сторона добивается своего, то это означает, что соответствующая система не очень мала, не настолько мала, чтобы коалиция была невозможной, и не очень велика, не настолько велика, чтобы отношения были полностью скрыты. Я испытываю чувство облегчения и свободы, когда нахожусь среди незнакомых. Я сознаю, что значит благо жизни в общине при отсутствии соответствующего ей характера. Но я опасаюсь, что другие платят по счету.
Конечно, сплоченность помогает не всегда. Общпна может организованно выступить против меньшинства. Юстиция причастных может, таким образом, усилить притеснителя. Это ставит множество сложных вопросов, в которые я не буду вникать. Ограничусь лишь двумя замечаниями. Во-первых, мало кто из нас станет утверждать, что работа на подрыв общины была бы хорошим решением. Речь идет, по-видимому, не о том, чтобы придерживаться принципа «все или ничего», а о том, как лучше организовать общину для решения общей задачи. Жпвя в постиндустриальном обществе, каким является Норвегия, я придерживаюсь точки зрения, которую, если говорить упрощенно, можно свести к следующему: больше сплоченности, чем сейчас. Опасаясь угодить в канаву на одной стороне дороги, легко впасть в крайность и доказывать, что лучше держаться противоположной стороны, даже не зная точно, как далеко от нее находится другая канава.
Укрепление юстиции причастных должно, однако, усиливать приверженность местным ценностям. Правосудие не будет таким равным во всех общинах, каким оно должно быть, согласно сегодняшним требованиям. Иными словами, юстиция причастных увеличит шансы местных ценностей на выживание. В мировой перспективе это может представлять собой значительное благо. Наше промышленно развитое общество стремительно создает однородную культуру потребителей. Субкультуры, культуры местного населения, совершенно иные способы мышления и поведения — все это, по-видимому, за последние 30 лет подверглось искоренению в значительно большей степени, чем за всю предшествующую историю человечества. Разнообразие социальных организаций существенно сократилось. Но нам известно, что разнообразие часто выполняет функцию защиты видов. Некоторые из нас, кто рассматривает военно-промышленные комплексы на Востоке и на Западе как угрозу альтернативным ценностям и действиям, должны были бы отнестись к усилению разнообразия как к чрезвычайно важной проблеме. Государства почти всегда защищаются при помощи оружия, подобного оружию, которым пользуются те, кого они считают своими самыми большими врагами. Местные общины могли бы добиться успеха, будучи столь маленькими, что их не стоило бы завоевывать, столь разными, что их трудно было бы подчинить единому порядку, столь сплоченными, что, объединив свои усилия, они смогли бы принудить гигантов найти для загрязнения природы другие районы, которые в свою очередь также оказались бы сплоченными и стойкими. В зТой более широкой перспективе юстиция причастных могла бы оказаться одним из существенных факторов защиты разнообразия, а тем самым и ценностей, поставленных под угрозу уничтожения.
