Ольга Буткевич - У истоков международного права
Однако большинство историков международного права исследовало свой предмет именно исходя из позиций общеисторической методологии. При этом историю международного права сводили к процессу последовательной смены фактов, явлений (чаще бессистемно отобранных) и их характеристик. Даже юридические особенности соответствующих эпох редко находили свое отражение. Существует недостаток и в общем юридическом анализе целых периодов развития международного права, а вопросы его генезиса, формирования, становления, исторической трансформации норм, институтов и отраслей вообще почти не подверглись юридическому анализу.
Однако указанные проблемы науки истории международного права не следует связывать лишь с деятельностью ученых в этой отрасли международно-правовых исследований. Их предметное и методологическое самоограничение часто были следствием давления методологических подходов и теоретических представлений общей теории международного права. Те же ученые, которые отходили от этой позиции, впадали в другую крайность – отдавали исключительное предпочтение общеисторическому, историко-правовому, антропологическому или социологическому методам исследования.
Только после Второй мировой войны утверждается мысль о необходимости самостоятельного исследования истории международного права, начинает формироваться, соответственно, история международного права как отдельная независимая дисциплина[212]. Сегодня она признана таковой и в этом качестве включается во все учебные пособия, учебники и курсы международного права. Однако в ней еще обнаруживаются следы негативных тенденций, характеризовавших развитие науки международного права на протяжении последних двух веков.
То, что она длительное время отсутствовала как научная дисциплина, а первые попытки обратиться к истории международного права (причем одиночные и бессистемные) стали предприниматься лишь два века тому назад, имеет последствия и сегодня. Очень редко можно использовать международные историко-правовые исследования прошлого. Они были, по определению того же В. Прайзера «в большинстве своем не критическими, базировались чаще на вторичных, а не на оригинальных источниках и ограничивались почти исключительно отношениями между государствами…По этой причине в историографии международного права не наблюдалась никакого прогресса на протяжении более чем ста лет»[213]. К большому сожалению, такие же недостатки свойственны историческим исследованиям и современных авторов.
Негативное влияние на уровень исследованности истории международного права оказывает и отсутствие таких научных направлений, как международно-правовая историография, антропология, источниковедение, а особенно – история международно-правовых учений.
Говоря о необходимости развития рассматриваемого направления, необходимо четко определить его место в международно-правовой науке, поскольку нередко собственно история международного права подменялась в исследованиях историей международно-правовых учений. Авторы часто рассматривали историю международного права как историю развития тех или иных международно-правовых школ и в соответствии с их трансформациями и приоритетностью в тот или иной момент устанавливали и периодизацию самого международного права: I – период господства естественно-правовой школы в международном праве; II – период эклектического направления, которое соединяло позитивно-правовые и естественно-правовые идеи; III – период преобладания международно-правового позитивизма[214]. Особенно часто это делалось при изучении международного права тех периодов, относительно которых в исследовании международно-правовой практики как таковой существовали пробелы, а их в истории международного права было достаточно. Поэтому естественно, что международно-правовая мысль, которая должна базироваться на исследовании международно-правовой практики, не была надлежащим образом изучена.
Следовательно, при выделении истории международно-правовых учений как особого направления науки последнее не может ни заменить собой, ни включить в себя собственно историю международного права. В то же время изучение становления и развития тех или иных международно-правовых понятий и категорий, которые возникли и сформировались под воздействием соответствующих идей и теорий, позволяет проанализировать международное право с точки зрения международного правопорядка, международного правосознания и с учетом соответствующего исторического этапа или региона.
Достаточно часто отрицание существования древнего международного права проистекает из неизученности международно-правовых теорий того времени. При этом не принимается во внимание тот факт, что современные международно-правовые теории прошли тысячелетний этап развития. История теоретического объяснения международного права, по общему мнению, начинается с трудов римских юристов. Даже современные авторы, которые в целом выражают немало прогрессивных новаторских идей относительно истории международного права и методологии ее изучения, не оспаривают общепринятого убеждения, что международно-правовых взглядов или концепций в древности не существовало. Так, Д. Бедерман в предисловии к своей «Истории международного права античности» пишет: «Я не собираюсь здесь утверждать, что современные принципы или доктрины международного права берут свое начало в античности»[215]. В то же время уже толкование международных отношений шумерскими и хеттскими жрецами, а также греческими оракулами можно рассматривать как первые свидетельства зарождения международно-правовой мысли.
Отсутствие истории международно-правовых учений как дисциплины сказывается и в том, что если эту сферу исследования даже и не путают с собственно историей международного права, то ее нередко подменяют историей философии права, историей политической мысли или историей общеправовых учений и т. п. Конечно, все эти научные отрасли могут дать определенное представление и об истории международно-правовых учений, однако они не замещают ее собой, а тем более не могут предоставить полного и всестороннего ее анализа. Так, например, раскрывая историю политико-правовой мысли Древнего Ближнего Востока, А. А. Ерышев сделал вывод о том, что «в странах Ближнего Востока не состоялось отделения политико-правовых взглядов от универсального мифологического понимания мира»[216]. Но мифологическое понимание мира характеризует лишь один, хотя и длительный, этап тысячелетнего становления международно-правовых взглядов. Анализа последовательного становления международно-правовых взглядов в древний период, к сожалению, не существует.
Следовательно, отсутствие истории международно-правовых учений как отдельной дисциплины отражается в неадекватном понимании взаимовлияния международного права, международно-правовых взглядов и сознания, с одной стороны, и мифологии, религии и других идеологических систем – с другой. Причем практически весь длительный этап становления международно-правовых взглядов в древний период истории рассматривается как мифологическое объяснение народами международно-правовых явлений. Впрочем, при таком подходе вне поля зрения науки остаются правовые и международно-правовые взгляды (многие – сугубо позитивного характера), которые привели к созданию таких позитивно-правовых актов, как законы Урукагины (2350 г. до н. э.), законы Ур-Намму (2050 г. до н. э.), Декалог (1300 г. до н. э.), договор Нарам-Сина с царем Элама (начало 3-го тысячелетия до н. э.), договор Лагаша и Уммы (3100 г. до н. э.) или договор Рамзеса II с Хаттусили III (1276 г. до н. э.). Безусловно, подобные правовые акты должны были основываться на длительной традиции правовых взглядов, возводить же их к мифологическому пониманию, очевидно, нельзя.
Другой распространенной ошибкой, причина которой также заключается в отсутствии надлежащей методологической базы для исследования в области истории международно-правовых учений, является отождествление правового толкования в древний период с религиозным мышлением древних народов[217]. Конечно, в древности международное право, как и право вообще, имело религиозную окраску; правовые акты часто формулировались от имени богов, что, однако, никоим образом не исключает их позитивно-правовой сущности. Так, если и приводятся религиозные формулы соблюдения международных обязательств, то они применяются лишь для усиления эффективности позитивных положений договора: «Если ты не будешь хранить в сердце эти слова, ты клятву нарушишь и пусть боги клятвы травят тебя, как зверя!» (Договор царя страны хеттов Мурсилиса II с правителем Миры и Кувалии Купанта-Инарасом); «Так говорит Солнце Суппилулиума, великий царь, царь страны хеттов, храбрец, любимец бога грозы» (Договор царя страны хеттов Суппилулиумы I с правителем Амурру Азирасом, заключенный после 1380 г. до н. э.); «Мое Солнце, Суппилулиума, Великий царь, царь Хатти, герой, говорит следующее…» (неизвестный договор Суппилулиумы); «Так говорит Солнце Мурсилис, великий царь, царь страны хеттов, храбрец, любимец бога грозы, сын Суппилулиумы» (Договор царя страны хеттов Мурсилиса II с правителем Амурру Дуппи-Тешубом, заключенный около 1340 г. до н. э.) и др.
