Ирина Минникес - Выборы в истории Российского государства в IX – начале XIX века
Все позиции объединяет одно: условием обладания правом голоса является личная свобода: «Все жители Новгорода могли собираться на вече, никто не был лишен этого права, кроме невольных людей».[396]
Что касается неправомочности холопов, двух мнений быть не может. Русская Правда четко определила их статус – «зане суть не свободни…».[397] Ю. А. Лимонов верно замечает, что холопы «неправомочны не только принимать решения (а особенно такие, как приглашение собственного князя на самостоятельное княжение во Владимир), но даже и присутствовать на вече».[398]
В отношении смердов единогласия среди исследователей нет.
По мнению С. Ф. Платонова, класс «людей» делился на горожан (купцы, ремесленники) и сельчан, из которых свободные люди назывались смердами, причем «всякий свободный и самостоятельный человек (значит, и смерд – примеч. мое. – И. М.) мог идти на вече».[399] Этой же позиции придерживаются С. А. Покровский, М. Б. Свердлов, хотя, по мнению И. Я. Фроянова, им не удалось опровергнуть представления о смердах как особой категории зависимого населения Древней Руси.[400] Сам И. Я. Фроянов предлагает интересную концепцию, согласно которой существовали «внешние» смерды (неславянские племена, покоренные и обложенные данью) и смерды «внутренние», «живущие на территории собственно русских княжеств, несущие всякого рода повинности государству, главной из которых была уплата дани. Они происходили от пленников (челяди), поселенных на государственных землях».[401] Общим и для тех, и для других является зависимое положение.
Н. Н. Андреев и И. И. Смирнов различают статус смердов до раздробления Руси и после.[402] На ранней стадии развития государства участие этой категории населения в вече представлялось Н. Н. Андрееву несомненным: «В Киевской Руси вече состояло из свободных смердов…».[403] На более поздней стадии «масса крестьян попала в зависимость от бояр… Не владея землей, они не имели и политической силы».[404]
Б. Д. Греков допускает, что «смерд может быть и свободным общинником, и зависимым, вырванным из общины человеком, может оказаться в зависимости и не порывая связи с общиной».[405]
Для обоснования диаметрально противоположных позиций авторы зачастую используют одни и те же факты, но дают им различное толкование.
В качестве наиболее частого аргумента приводится летописный рассказ об изгнании Всеволода из Новгорода в 1136 г. Одним из пунктов обвинения, сопровождавшего изгнание, было то, что Всеволод «не блюдет смердов».[406] Многие ученые пытались оценить значение данного пункта. Одна группа авторов (С. М. Соловьев, Н. А. Рожков, Б. Д. Греков, М. Н. Тихомиров, В. В. Мавродин, В. Т. Пашуто и др.) предполагает, что наличие этого пункта в обвинении свидетельствует об активном участии смердов в событиях 1136 г. Другие авторы (Д. А. Введенский, Л. В. Черепнин, В. Л. Янин, И. Я. Фроянов) оценивают участие смердов в вече как весьма проблематичное или невозможное. Заботу веча об их благосостоянии они объясняют исключительно экономическими интересами государства: «смерды обязаны были платить дань и отправлять другие повинности в пользу новгородской общины».[407] Следует учесть, что в другом варианте летописи формулировка обвинения несколько иная: «почто не блюде чреных людей».[408] Если сравнить оба варианта, придется признать, что летописец не видит разницы между «черными людьми» и смердами, а ведь «черные люди», согласно документальным данным, были активными участниками веча.
Второй аргумент – заявление князя Олега: «несть мене лепо судити епископом, или игуменом, или смердом нашим бояром».[409] Называя своих бояр смердами, Олег, по-видимому, желал не только оскорбить их, но и напомнить им об их зависимости от князя. Приняв во внимание данный факт, отличительной чертой статуса смерда действительно можно считать его зависимое положение. Но в другой версии летописи фраза Олега звучит несколько иначе: «Несть мене лепо судити епископу, ли игуменом, ли смердом».[410] И. Я. Фроянов и А. Ю. Дворниченко видят в ответе Олега намек на демократические элементы, поэтому Олег и «уподобил их смердам».[411] Но если предположить, что Олег упомянул смердов не в качестве оскорбления, то факт, что смерды помещены в один ряд со священниками, делает их статус ближе к свободным, а не к холопам.
Третий факт – описание событий 1016 г. Победив в борьбе за киевский стол, «начя Ярослав вои делити, старостам своим по десяти гривен, а смердом по гривне, а ноугородцем по 10 гривен…».[412] А. А. Зимин, исходя из высокой оценки ратного труда обыкновенного новгородца по сравнению со смердом, делает вывод о «социальной неполноценности» последнего.[413] Но нельзя забывать, что именно новгородцы были главной движущей силой в описываемых событиях, поэтому 10-гривенную награду можно расценить как признание их заслуг. Кроме того, если считать смердов несвободными, оплата их трудов вообще не поддается объяснению.
Некоторые документальные данные свидетельствуют о политической активности смердов. Например, в 1159 г. смерды поддержали претензии на перстол Ивана Берладника,[414] а московский летописец сообщает, что в 1471 г. партия Борецких наняла смердов, чтобы они поддержали их идею союза с Литвой. Кроме того, смерды были составной частью ополчения земли и в этом качестве, безусловно, имели политический вес.
Вопрос об участии смердов в вече и, следовательно, в выборах нуждается в дополнительном исследовании, поскольку ответ на него напрямую зависит от определения их социального статуса (по поводу чего в настоящее время единого мнения нет ни у историков, ни у государствоведов).
Анализируя социальные характеристики веча, необходимо рассмотреть проблему участия в нем лиц духовного звания. О том, что это спорный вопрос, свидетельствует наличие неоднозначных фактов и диаметрально противоположных мнений.
Большинство авторов, не акцентируя внимания на этом вопросе, решают его положительно. Например, М. Ф. Владимирский-Буданов указал, что «в вече участвуют также и лица духовные: на киевском вече в 1147 г. председательствует митрополит».[415]
Но не все авторы уверены в праве духовных лиц участвовать в вече. В частности, И. Д. Беляевым в группу лиц, не допускавшихся на вече, включены «…монастыри и все духовенство, которое не имело права участвовать на вече даже и тогда, когда разсуждалось о делах церковных…».[416] В. П. Алексеев рассматривает присутствие духовенства на вече как редкий факт.[417]
Документальные данные имеют весьма противоречивую природу.
С одной стороны, некоторые факты указывают на участие духовенства в вече. Так, в 1141 г. «…собрашася вси Новогородци на двор епископль, и совещашася со епископом их Нифонтом, и укрепиша князя Ростислава Юрьевичя крестным целованием»;[418] в 1186 г. «Новогородци же совещавшеся со князем своим Мстиславом и со всем священным причтом».[419] Кроме того, грамоты обычно начинались благословением владыки; только после него перечислялись высшие должностные лица и присутствовавшие на вече горожане. Его же печати скрепляли договоры.
Аргументом в пользу участия священнослужителей в вече считают также адресованное князю Олегу предложение предстать перед «пред епископы, и пред игумены».[420] Правда, не следует забывать, что приглашение подразумевало присягу, при которой присутствие духовных лиц обязательно.
С другой стороны, множество фактов свидетельствует об обратном.
Во-первых, владыка, по-видимому, обычно на вече не присутствовал. Его выход к вечникам – скорее исключение, чем правило, и каждый случай летописец особо отмечает. Например, в 1342 г. «послаша Онцифор и Матфей владыку на вече…».[421] Правда, речь здесь идет о кризисной ситуации. Столь же напряженная обстановка сложилась и в 1418 г., когда в Новгороде начались усобицы, и архиепископ повел священников усмирять вечников: «…владыка Семеон… повели предстоящим собрати сбор свои… и повели взятии крест Господен и пречистыя Богородица образ, и поиде на мост, и по нем последующее священници и причет церковный».[422]
Во-вторых, очень важным представляется непонятное умолчание документов о присутствии на вече священнослужителей помимо владыки: в договорах с князьями перечислены посадники, тысяцкие, бояре, купцы, житьи и черные люди и даже «дети», но не священнослужители. Вряд ли они входили в одну из перечисленных групп.
Косвенным образом возможность участия священников в вече опровергается сходом киевлян у Туровой божницы. Сомнительно, что в группу киевских жителей, явившихся верхом и с оружием, входили представители духовенства.
![Законы РФ - Уголовный кодекс Российской Федерации [По состоянию на 1 сентября 2014 года]](/uploads/posts/books/199674/199674.jpg)
