Владислав Шейченко - Курс молодого овца, или Самозащита в уголовном суде
«В случае согласия» означает, что перед допросом и всякими предупреждениями от допрашиваемого лица, в том числе обладающего свидетельским иммунитетом, должно быть получено согласие на дачу (им, а не кем-либо другим) показаний. Прямое согласие: Вы согласны дать показания? – Да, согласен. Отсутствие возражений не является «молчаливым согласием» и не может расцениваться в качестве согласия, согласием не является. Но мусора более любят констатировать факты отсутствия возражений, типа – «возражений не поступило», в том числе вовсе без выяснения мнений об этом, чем выяснять и согласие или отказ. Они отсутствием возражений очень выгодно для себя оправдывают дальнейшие действия и решения свои, по фальшивой взаимосвязи с мнением участников. При этом, вопрошая согласие на дачу показаний, должно разъяснять, что такое – эти предстоящие «показания». При этом такое предварительное согласие не являются окончательными. По ходу допроса возможно изменить своё мнение и позицию, например, в связи с изменившейся направленностью вопросов, и отказаться от своего согласия, выразить несогласие давать показания по конкретному вопросу или по всем любым дальнейшим. Или даже «взять все свои слова обратно», так как они ещё не закреплены окончательно протоколом допроса. Либо изначально оговорить, по каким обстоятельствам даётся согласие, а по каким – нет. И своевременно. А то получится как с первым американским астронавтом: тот тоже сначала дал согласие, потом отказался, но было поздно – в спейсе уже чувак подвис.
Сами же предупреждения призваны разъяснить допрашиваемому участнику доказательственное значение показаний ещё до их получения. Допрашиваемый должен знать и понимать природу допроса и те последствия, что могут наступать от использования его информации в последующем. Допрашиваемый должен осознавать всю важность предоставляемых им сведений. Такие предупреждения в любом случае должны возбудить у допрашиваемого чувства долга, ответственности, внимательности, совесть обострить: сведения по допросу – это не кухонные базары, не собственные излияния фантазий и пустобрешных домыслов, показания повлияют на чью-то жизнь, на правильность установления обстоятельств дела и самого торжества правосудия в смысле справедливости.
Невыполнение, включая не полное или искажённое выполнение таких условий, является существенным процессуальным нарушением, и, во всяком случае, влечёт ничтожность (недопустимость) полученных таким образом показаний, неприемлемость следственных процедур по получению показаний и незаконность состоявшихся на их основе решений.
Две другие составные части по статье 11 УПК не буду здесь выносить на обсуждение из-за их малозначимости в канве гарантии «охрана прав и свобод». Сама же гарантия в этой норме дана в крайне усечённом виде. Охрана включает в себя более объёмный защитный механизм со множеством важнецких шестерёнок-валиков, с комплектом принципов, вмещая не только судопроизводство в целом, но все конституционные атрибуты этого монстра: состязательность, равноправие, государственная и судебная защита, верховенство закона и права и прочие прелести.
2. 6. Неприкосновенность лежбища (статья 12 УПК)
Постулат «Мой дом – моя крепость» не приемлем к российским условиям. Власть не признаёт крепости в хижинах и норах славянских племён. Овчарни строены с их позволения, воспринимаются как мини-тюрьмы, а вся внутренняя территория скотьих загонов остаётся доступной для полного контроля.
Между тем, «крепость» пониматься должна не только твёрдостью и неприступностью границ домовладения, но и прочностью законодательной защиты, оборонительной мощью жителя. В России защита предусмотрена, но в полужидком состоянии нормативных установок, а на практике оказывается и вовсе призрачной. Вплоть до того, что вломятся без стука, детишек обидят, домового снасильничают, пирожки покрошат, в фикус написают. И речь не о бандосах-беспредельщиках, не о домушниках, а о мусорах наших родненьких.
Человек по природе своей, как и иная прочая зверушка, стремиться обладать и оградиться собственным жизненным пространством. Государство, в лице ментовских его представителей, такие желание и право гласно понимает и якобы признаёт. Наравне с лично-физической неприкосновенностью, защита предоставляется на словах и жилищу человека – тому гнездовищу людской особи, что является его телесно-духовным пристанищем, где он может ощущать свободу от внимания и жизнедеятельности других организмов.
Понятие «жилище» по данной гарантии должно восприниматься в наиболее широком значении. Жильё моё – то место в пределах обозримых границ, где я проживаю постоянно или временно, но на данный момент – преимущественно, которым я пользуюсь именно с целью проживания личного, своей семьи и прочих, близких мне существ. То есть жилищем можно и нужно считать любое ограниченное строение и жилыми помещениями в нём: дом, квартира, комната, шалаш в лесу, нора в сугробе, кабина трактора на свалке, «Диогенова» бочка и прочее. Жилище должно иметь все зримые признаки такового, как внешне (стены, крыша, проёмы окон да дверей, отгороженная территория, недвижимая привязка к местности, словестно-символическая атрибутика), так и внутренние (коммунально-бытовые, «ночлег-очаг»). Такие признаки должны позволять любому здравому (а кто из нас такой?), постороннему человеку понимать, что в этом месте живут или должны бы жить люди. Я захожу в подвальное помещение дома и обнаруживаю пристанище «синих львов»: лежаки из тряпья, примитивная мебель, носочки, мисочку и прочую утварь тварей тех. Я понимаю, что здесь всё же живут, какие ни есть, а люди, и место это – их жилище, вот такое вот жильё. Другим значимым, но не обязательным признаком жилья является его запираемость, закрытость от общего проникновения, когда и сами жильцы принимают разумные меры по охране интимного пространства и имущества, обеспечивают неприкосновенность обители своей для посторонних и не званных.
Государство, как истинный поработитель своего народа (от имени этого народа), стремиться контролировать всё и всякого, в том числе и во внутрижилищных пространствах. Гражданским и жилищным законодательством определены формы правообладания жильём (собственность, владение, пользование), основания этого (регистрация, наём, приобретение), а также, наряду с Примечаниями к статье 139 УК РФ, разъясняется само понятие «жильё, жилище». Для возведения, а иногда и уничтожения жилья государством придумана «разрешительная» система правил и порядка. То есть, для постройки, размежевания, обособления, сноса, целевого использования и прочих манипуляций необходимо проходить через учеты, регистрации, получать дозволения и уведомлять всяческие госорганы власти.
При несоблюдении правил регистрации и заселения властные рожи во всяком случае стремятся не признавать жильём всякие вольные вместилища туш человеческих. И если жилой объект не зарегистрирован таковым, должностные лица, особливо силовые чины, считают себя правыми не считать эти объекты неприкосновенными, свободно нарушать границы таких строений и помещений, несмотря на все признаки жилья. Несмотря – потому что не смотрят. Они, быть может из ложного приличия и посигналят в запертый створ, и даже предложат впустить их доброволием жильцов, но отдельных разрешений на доступ добиваться не станут. Это всё – следствие искажённого понимания принципа неприкосновенности: Всякое жилище прикосновенно, за исключением законодательных ограничений. Именно в таком понимании российские власти и применяют принцип, да ещё в условиях весьма тусклых «ограничений».
Но мы-то с тобой не абсолютные мудаки, а потому стоим на своём: Любое помещение, где живём без претензий окружающих – есть наше жилище, и вторгаться в него не дозволено ни под каким предлогом. Кроме, конечно, строго очерченных в Законе оснований. И внешняя узаконенность нашего проживания в этом помещении решающего значения не имеет для нарушения наших конституционных прав.
Понятие «неприкосновенность» также должно приниматься в наиболее широком смысле. В этом не только запрет на физическое вторжение посторонних в пределы жилища без разрешения жильцов. Запрет распространяется и на опосредованное (косвенное) проникновение с помощью технических средств или с помощью подставных лиц, у кого может иметься и имеется разрешение, но их внедрение продиктовано обманными намерениями в целях получения информации о внутренней жизни и обстановке жилья. И всё это в интересах посторонних и за рамками объявленной цели визита.
Неприкосновенность включает в себя запрет и на различного рода подглядывания, прослушивания, осуществляемое хотя и извне, но о внутренней среде жилья. Естественно такой запрет распространяется только на направленные действия «хоботков», и при условии, что жильцы и сами заботятся о внешней недоступности внутреннего мира для обычных внешних глазок и ушек. Речь идёт о понятных мерах, типа, зашторивания, нешумливости. Но оставь на доступном месте записку «Вася, ключ под ковриком, будь как дома, можешь трахнуть Светку», так любой пехотинец, считающий себя «Васей» на такое предложение вправе откликнуться, вплоть до овладения Светкой.
