Михаил Шаргородский - Избранные работы по уголовному праву
Ленин об этом отрывке из Гегеля пишет: «По вопросу о «возможности» Гегель отмечает пустоту этой категории…».[176] Ленин указывает также, что «гениальна основная идея: всемирной, всесторонней, живой связи всего со всем…».[177]
II. Теории, разделяющие причины и условия (теория преобладающего условия). Сюда должны быть отнесены взгляды Биркмейера, который считает, что «причина есть важнейшее условие наступления результата»,[178] Коллера, который полагает, что «причина есть условие, вызывающее осуществление, характер и интенсивность явления»,[179] определение Биндинга, который полагает, что «причина есть те положительные условия, которые достигают перевеса над отрицательными условиями»,[180] Ортманна, который считает, что «причина это последнее условие, присоединенное вменяемым лицом для наступления события»,[181] и ряда других авторов, которые произвольно признают и не признают причинами те или другие обстоятельства.
Разграничение повода, условия и причины мы находим в русской литературе у Есипова, который пишет: «Поводом называется то предшествующее, которое определило происхождение и начало события (в этом смысле повод можно назвать причиной причины). Условием называется одно или несколько предшествующих, которые определяли общее направление данного события. Причиною же называется то предшествующее, которое непосредственно произвело данный результат».[182]
III. Наиболее распространенной из числа этих теорий является теория, считавшая, что причина есть условие, которое всегда вызывает данный результат. Этого взгляда придерживалась теория адекватной причинности, он очень близок к теории исключительной причинности и неверен, так как приводит к отрицанию причинности при случайности.
Общее отрицание случайности характерно, как известно, для механистов. Спиноза совершенно отрицал возможность случая. «Случайной же какая-либо вещь называется, – пишет он, – единственно по несовершенству нашего знания», «случайного нет ничего».[183] Отрицает также случайность и Гольбах.[184]
И в уголовном праве отрицание случайности весьма распространено. Так, Познышев писал: «Ни о каком “случайном” причинении не может быть и речи».[185] Трайнин писал: «В мире явлений нет случайностей».[186]
Неправильно также рассмотрение случайности как субъективной категории, а это делается иногда в уголовном праве.
Случайность должна рассматриваться как категория объективная; анализ ее должен быть связан с вопросам о причинной связи.
Советская судебная практика, естественно, не может принять теории адекватной причинности. Так, по делу Скребкова Уголовно-кассационная коллегия Верховного Суда РСФСР установила, что поскольку «медицинским освидетельствованием трупа было установлено, что Севастьянову повреждения были нанесены сравнительно незначительные, но так как Севастьянов был до нанесения побоев нездоров, то все эти повреждения явились причиной смерти», а значит, поскольку суд признал причинную связь между действиями подсудимых и смертью потерпевшего, деяние следовало квалифицировать по ч. 2 ст. 142 УК РСФСР (а не по ч. 1 ст. 143)». Таким образом, хотя такие побои и не всегда были бы адекватны причинению смерти, суд в данном конкретном случае признал причинную связь.[187]
По делу Семенова Верховный Суд РСФСР признал, что «из материалов дела видно, что обвиняемый Семенов, зная, что потерпевшая больна правосторонним параличом, на почве ссор с ней наносил ей часто побои, каковые, по заключению судебно-медицинской экспертизы, учитывая болезненное и беспомощное состояние потерпевшей, носили характер истязаний, что по заключению той же экспертизы означенные истязания при наличии у потерпевшей указанной болезни ускорили процесс этой болезни, а нанесенные побои 30 мая 1925 г. послужили прямой причиной прогрессивного ухудшения болезни и тем ускорили наступление смерти. При таком положении в действиях обвиняемого имеются признаки ч. 2 ст. 142 УК».[188] Из этих решений ясно, что хотя действия обвиняемых не явились не только исключительной, но и адекватной причиной смерти, суд признал причинную связь.
IV. Джон Стюарт Милль (1806–1873) определял, что «причина есть сумма всех (Inbegriff) условий, положительных и отрицательных, взятых вместе, совокупность случайностей всякого рода, наступление которых неизменно сопровождается следствием».[189] Этот взгляд Милля вел бы к развертыванию всей совокупности моментов действительности, о чем Ленин пишет, что это «сущность диалектического познания»,[190] но поскольку его сторонники ограничиваются только этим, он приводит к пустоте, так как «только “взаимодействие”-пустота… требование посредства (связи), вот о чем идет речь при применении отношения причинности».[191] Требуя для причинности неизбежности наступления результата, этот взгляд содержит одновременно и недостатки, о которых мы говорили выше.
«Из того факта, что всякая причинная связь представляет известное отношение взаимной зависимости данных явлений, нисколько не следует, что всякое отношение зависимости уже вместе с тем предполагает причинную связь между этими явлениями. Принцип «функциональной» зависимости лишь констатирует, что все явления находятся в известном взаимоотношении. Мы нуждаемся, однако, не в этом общем положении, а в определенной руководящей нити, которая могла бы послужить принципом объяснения изменения явлений и их взаимоотношения. Может ли нам в данном случае помочь «взаимная зависимость явлений»? Нисколько, так как она констатирует лишь, что всякое следствие есть результат многих, бесчисленных условий, так что мы поступаем произвольно, когда связываем действие с каким-либо одним из этих условий и называем его причиной. Но ведь такая точка зрения не может нам дать никаких указаний насчет определенной однозначной связи вещей и явлений».[192]
Одно понятие взаимодействия еще бесплодно само по себе. Ленин пишет: «Отметить еще, что в энциклопедии Гегель подчеркивает недостаточность и пустоту голого понятия «взаимодействия». Для Гегеля «каузальность есть лишь одно из определений универсальной связи, которую он гораздо глубже и всестороннее охватил уже раньше, во всем своем изложении, всегда и с самого начала подчеркивая эту связь, взаимопереходы etc., etc.».[193]
«Каузальность, обычно нами понимаемая, есть лишь малая частичка всемирной связи, но (материалистическое добавление) частичка не субъективной, а объективно реальной связи».[194]
Энгельс также указывает на то, что «только исходя из этого универсального взаимодействия мы приходим к реальному каузальному отношению. Чтобы понять отдельные явления, мы должны вырвать их из всеобщей связи и рассматривать их изолированным образом, а в таком случае изменяющиеся движения являются перед нами – одно как причина, другое как действие».[195]
Энгельс указывает также, что «для того чтобы изучить эти частности, мы должны изъять их из их естественной или исторической связи и, рассматривая каждую порознь, исследовать ее свойства, ее частные причины, действия и т. д.».[196]
Для целей, которые ставит перед собой наука уголовного права, нам необходимо из общего взаимодействия причин выделить те причины, которые нас в данной конкретной связи интересуют.[197] Когда мы изучаем убийство человека, беря общее взаимодействие причин, мы будем рассматривать как причину наступившего результата не только выстрел, но и того, кто произвел револьвер, и того, кто изготовил пулю, и родителей преступника, и т. д., и т. д. Однако такое взаимодействие причин не может нам дать ничего для нужного нам вывода.
Еще Бэкон писал: «…исследование конечных причин бесплодно и, подобно девственнице, посвященной богу, ничего не зачинает». «Говоря таким образом, – пишет он, – мы вовсе не думаем, чтобы конечные причины не имели для нас никакого реального значения и не заслуживали бы наших исследований в метафизических умозрениях…».[198]
V. Теории, считающие, что все обстоятельства (условия), без которых результаты не наступили бы в отдельности, есть причины и что все эти причины равноценны (теория conditio sine qua non).
В советской литературе уголовного права до последнего времени почти всеобщим признанием пользовалась теория conditio sine qua non; учебники, выходившие в 1926–1930 гг., полностью стояли на позициях этой теории.[199] В настоящее время отмечается некоторое признание того, что теория conditio sine qua non не является абсолютно удовлетворительной. Проф. Пионтковский еще в первом издании учебника Общей части уголовного права писал: «Выражением взгляда диалектического материализма на причинность в теории уголовного права является признание поведения человека причиной происшедшего преступного результата, когда оно было в действительности необходимым звеном в развитии событий, приведших к наступлению преступного результата, и, следовательно, без него данный преступный результат и не мог бы наступить (так называемая теория conditio sine qua non). Выражением идеалистического взгляда на причинность в теории уголовного права являются все те теории причинности, которые считают поведение человека причиной преступления лишь тогда, когда оно подходит под искусственно созданное данным учением представление о том, что можно считать причиной преступления».
