Олег Баев - Основы криминалистики. Курс лекций
Исходя из этого, в самом обобщенном виде практическую криминалистическую диагностику можно определить как «приближение» к уголовно-релевантному объекту по его следам вовне, либо исследования такого объекта на уровнях, в условиях и на основе признаков, не представляющих возможности для его идентификации, либо, наконец, его исследования, преследующие иные, чем идентификация, значимые для доказывания цели.
При всем своем многообразии диагностические задачи сводимы к трем категориям свойств и условий:
• внутренние: свойства и состояние объектов;
• внешние, обстановочные: место, время, функционирование объектов;
• исследующие механизмы возникновения и протекания процессов, взаимодействие объектов между собой.
Ю.Г. Корухов в названной ранее работе глубоко обосновал весьма разветвленную классификацию диагностических задач, решаемых в криминалистике [87] . Поэтому здесь я хотел бы привести наиболее распространенные диагностические задачи, решаемые в практике процессуального исследования (главным образом расследования) преступлений.
Отнесение исследуемого объекта к определенному классу, виду, группе. Примерами этого является отнесение, скажем, изъятого ножа к классу холодного оружия, стреляющего устройства – к оружию огнестрельному; установление того, что на одежде подозреваемого обнаружена кровь человека, относящаяся к определенной группе, и т. д.
Определение групповой (видовой) принадлежности неизвестного и (или) необнаруженного следообразовавшего объекта по его отображениям вовне на других объектах. Например: каким орудием причинены телесные повреждения потерпевшему или произведен взлом двери? Каким видом обуви оставлен объемный след, гипсовый слепок которого изготовлен при осмотре места происшествия?
Определение индивидуальных особенностей неизвестного и (или) необнаруженного уголовно-релевантного объекта по его отображениям на обнаруженных следовоспринявших объектах. Если продолжить последний гипотетический пример, то данная диагностическая задача может быть сформулирована следующим образом: каковы индивидуальные особенности экземпляра обуви, оставившей объемный след, гипсовый слепок которого изготовлен при осмотре места происшествия?
Еще два примера подобных типовых диагностических задач, но уже из области судебной баллистики, с необходимостью решения которых в свое время я сталкивался в следственной практике. На месте убийства, совершенного из огнестрельного оружия, были обнаружены две гильзы от штатных патронов к пистолету модели ПМ (подчеркиваю, что гильзы были от штатных патронов к пистолету данной модели и для определения этого специальных познаний не требовалось). Перед экспертами в области судебной баллистики на данном этапе расследования были поставлены следующие вопросы:
а) из какой (каких) модели(-ей) оружия стреляны данные гильзы;
б) стреляны ли данные гильзы из одного или нескольких экземпляров оружия;
в) каковы индивидуальные особенности этого (этих) экземпляра(-ов) оружия.
Решив эти задачи, эксперты пришли к выводам:
1) обе гильзы стреляны из пистолета модели ПМ;
2) обе гильзы стреляны из одного экземпляра оружия;
3) в пистолете, из которого стреляны данные гильзы, кустарным образом несколько видоизменен (запилен) боек ударного механизма.
По другому уголовному делу, где на месте убийства нескольких человек было обнаружено значительное количество стреляных гильз от штатных патронов также к пистолету модели ПМ, эксперты, помимо аналогичных ответов на приведенные выше вопросы «а» и «б», обосновали вывод, что обнаруженные гильзы стреляны из пистолета иностранного производства, весьма вероятно, модели «Парабеллум» 9-мм калибра, кустарным образом приспособленного для стрельбы штатными патронами к пистолету ПМ.
Совершенно понятно, насколько решение подобных диагностических задач оптимизирует розыск искомых объектов.
Весьма интересны в этом отношении диагностические задачи, решение которых возможно посредством автороведческой экспертизы в части определения индивидуальных данных о личности неустановленного человека, написавшего обнаруженный рукописный документ. Достаточно убедительным примером решения подобной задачи является автороведческая экспертиза записки, оставленной на месте одного из убийств, совершенных серийным сексуальным маньяком Михасевичем (по так называемому «Витебскому делу»). Исследовав записку, эксперты пришли к выводам диагностического характера о национальности, образовательном уровне, сфере деятельности и социальном статусе ее автора, которые полностью соответствовали Михасевичу, позволили значительно сузить круг подозреваемых и в дальнейшем разыскать и изобличить маньяка.
Думаю, что в этот же класс распознавательных задач диагностического характера относится и составление так называемых психологических портретов (психологических профилей) неизвестных лиц по следам их преступной деятельности. Энтузиаст этого направления развития криминалистических знаний В.А. Образцов под психологическим портретом понимает систему сведений о психологических и иных признаках лица, существенных с точки зрения его выявления и розыска, состоящую из трех типов информационных моделей. «Одни из них, – пишет он, – содержат достоверное (положительное) знание о признаках искомого субъекта (такие модели формируются на основании показаний потерпевших, очевидцев преступления, иных данных, собранных на процессуальной основе). Другие состоят из предположительного, нуждающегося в проверке знания. И, наконец, существуют комбинированные модели, содержащие в себе достоверные знания (информацию) об одних и предположительное знание о других признаках преступника» [88] .
В этой же работе В.А. Образцов приводит весьма впечатляющий по своей эффективности пример создания психологического портрета американским психологом Дж. Брусселем. В конце 1950-х годов XX века в Нью-Йорке человек, получивший прозвище «безумный бомбитель», за 8 лет совершил 32 взрыва. Проанализировав представленные в его распоряжение полицией материалы, доктор Бруссель пришел к заключению, что «возраст человека, которого ищут, где-то между 40 и 50-ми годами, что он выходец из Восточной Европы, в настоящее время живет в Коннектикуте либо с сестрой, либо с незамужней теткой. В детстве у него были плохие взаимоотношения с отцом, но свою мать он очень любил и жил с ней в согласии. Психиатрический диагноз – паранойная личность. Он очень внимателен к деталям. В день ареста будет одет в двубортный костюм, застегнутый на все пуговицы». После того, как Бруссель составил этот профиль, полицией Нью-Йорка был арестован за взрывы Жорж Метесский, славянин по происхождению, в возрасте 50 лет, неженатый, живущий в Коннектикуте со своими двумя незамужними сестрами. В момент ареста был одет в двубортный костюм, застегнутый на все пуговицы» [89] .
Не могу отказать себе в удовольствии привести пример создания психологического портрета в весьма дальней, так сказать, ретроспективе. С 7 августа по 10 ноября 1888 г. убийца-маньяк, прозванный Джеком Потрошителем, в одном из районов лондонского Ист-Энда совершил ряд убийств женщин-проституток (до двадцати, хотя большинство экспертов считает, что с абсолютной уверенностью можно говорить о пяти убийствах, им совершенных).
Спустя 110 лет бывший следователь Скотланд-Ярда Джон Плиммер подробно изучил дело Джека Потрошителя в архивах полиции. Затем он попросил опытного психолога составить психологический портрет убийцы, чтобы сопоставить его с материалами следствия. Снабдив психолога подробностями преступлений, он не сказал ему, что они были совершены более ста лет назад. Из психологического портрета явствовало, что преступник убивал из удовольствия и явно наслаждался содеянным. Этот и другие психологические параметры, выявленные специалистом, по словам Плиммера, указывали на одного человека, который привлекался викторианской полицией по делу об этих убийствах, но был отпущен за отсутствием доказательств. Этим человеком был живший в Лондоне русский врач Александр Педаченко, чьи садистические и маниакальные наклонности были известны полиции того времени. Педаченко хорошо знал район Ист-Энда, где совершались убийства, обладал профессиональным знанием анатомии и хирургическим опытом (над потерпевшими убийцей производились полостные операции). «Собранные доказательства, – утверждает Джон Плиммер, – устраняют все сомнения в том, что Джек Потрошитель – это Педаченко». О дальнейшей судьбе Педаченко известно немногое. Примерно в 1890 году он покинул Англию и отправился на Украину. Там он оказался замешанным в убийстве двух женщин. Однако прежде чем ему было предъявлено обвинение, он покончил с собой» [90] .
Понятно, что подобные психологические портреты носят сугубо диагностический характер, имеют не доказательственную, а тактическую и оперативно-розыскную значимость.
