Юрий Пуздрач - История российского конституционализма IX–XX веков
В конце XV в. на почве хозяйственной деятельности в глубине самой церкви появилось новое движение нестяжателей, деятельность которых разбила церковь на две партии, различно смотревшие на политическую функцию церкви в обществе. Одни говорили, что русское духовенство настолько поглощено мирским богатством, что, забыв о духовном росте, ласкается всячески к властям и угождает им, чтобы сохранить свое и приобрести еще большее; только нищая церковь, не погрязшая в суете мирской, способна не склонить головы перед государством, а послужить совестью народной. Консервативная же партия любостяжателей, которую возглавлял настоятель Волоколамского монастыря Иосиф, стояла за тесное сотрудничество с монархией, мотивируя свою позицию стремлением сохранить в государстве истинно христианский дух. Философия этой партии приводила церковь к роли сотрудницы государства.
Особое место в этом споре заняло боярство. Интересы стяжателей разошлись с интересами боярства, которое воспринимало церковь как конкурента в борьбе за землю. Поэтому боярство было против любого ее усиления, противником монастырского землевладения и автокефальности русской церкви, так как ее независимость открывала возможность вмешательства русского государя в церковные дела. Боярство возражало против подчинения церкви государству и поддерживало нестяжателей.
Однако победительницей в споре нестяжателей и любостяжателей стала монархия,[298] которая, используя и поддерживая обе стороны, сумела сначала избавиться от влияния любостяжателей, а затем приступила к секвестированию церковной земли.[299]
Чрезмерная занятость церкви своим хозяйством и обогащением, упущения в области духовности и образования привели к дальнейшему усилению государства в противоборстве с церковью и расколу, который стал мощным ударом по престижу церкви.
Всему этому предшествовал драматический период относительно короткого по времени усиления церкви времен первых Романовых. Это усиление связано с именами патриарха Филарета, отца Михаила Романова и особенно патриарха Никона.
Никон был шестым патриархом Московским и всея Руси. Он считал, что чрезмерная власть государства над церковью, существовавшая в то время (надзор государственной власти за церковью, смещение и назначение патриархов, созыв и направление деятельности духовных соборов, вплоть до изменения их решений, издание царем церковных законов и т. д.), недопустима. Никон пытался остановить вмешательство светской власти в дела церкви и построить церковную организацию по аналогии с государственной – с полновластным патриархом (вселенским) во главе. В итоге честолюбивый Никон добился многого: царь во время своих отлучек из Москвы оставлял Никона своим заместителем, и, наконец, в официальных документах патриарх стал именовать себя великим государем. Тем самым дружба царя и Никона способствовала восстановлению на какое-то время равновесия между церковью и государством.
Никон, однако, будучи человеком весьма своевластным, бестактным и подчас очень жестоким, в своем безудержном реформаторском пылу восстановил против себя широкие массы духовенства, а затем вызвал злобу виднейших царедворцев, которых раздражали его повелительные манеры и, по существу, присвоение части державной власти. Как в церковной среде, так и при дворе против Никона плелись многочисленные интриги, целью которых было обострение отношений между патриархом и царем. Наконец, Алексея Михайловича убедили, что патриарх и в самом деле переступил границы своих полномочий, и царь заметно охладел к Никону.
В 1666 г. царь созвал церковный Собор, на который были приглашены авторитетные церковные деятели из Греции; они должны были разрешить разногласия между царем и патриархом и высказать свое мнение о реформах Никона. Защищаясь от выдвинутых против себя обвинений, Никон, впервые для православия, высказал идею о главенстве церкви над государством: «Священство царства преболе есть: священство от Бога есть, от священство же царство помазание».[300]
Церковный Собор признает вину Никона и лишает его сана патриарха. Главным обвинителем на суде выступал сам царь, который перечислил все «вины» бывшего патриарха. Никону не удалось убедить Собор, который подтвердил приверженность византийской традиции: царь управляет всеми своими подданными, включая духовенство во главе с патриархом, которым следует подчиняться ему во всех вопросах, исключая догматические.[301]
Другим важным решением Собора было согласие с реформами Никона, которые приводили русскую церковную жизнь в большее соответствие с греческой традицией.
Духовенство решениям Собора повиновалось, несмотря на то, что от церкви начали отпадать целые приходы. Для того чтобы предотвратить массовый отток из своих рядов, церковь нуждалась в мощной государственной поддержке, а получив ее, попала в еще более жесткую зависимость от государства.
Это решение Собора было отвергнуто значительной частью верующих, которые отказывались принять требуемые изменения и предпочитали жить по-старому. Таким образом, реформы патриарха Никона отвратили от правящей церкви многих ее ревностных сторонников, толкнув их в движения религиозного иноверчества.
Деление православной церкви на старообрядческую и господствующую (никонианскую) привело к интенсификации религиозной жизни и, как следствие, к расколу русского общества, каждый член которого должен был сделать выбор между официальной церковью и раскольниками.[302] Раскол оказал непреходящее влияние на политическое положение церкви. Он стал настоящим бедствием для русского православия, так как, лишенная единства, церковь совершенно утрачивала возможность сопротивления амбициям монархии и отдавала себя на милость государства.
Видимо, процесс этот был естественным в силу того, что, фактически создавая мощную неограниченную монархию, церковь традиционно «воспитывала» приемлемого для себя хозяина, который должен был олицетворять сильную царскую власть, способную поддерживать священнослужителей в искоренении ересей и защищать православных, находящихся под иноверным владычеством. Она поставила весь свой авторитет на развитие имперских амбиций, уходящих корнями к императору Августу, божественному происхождению царской власти и т. д.[303]
К XVI в. церковь практически добровольно поставила себя под опеку государства. Дело в том, что православие говорит о духовной и светской властях как о постоянной и необходимой константе единства, установленного Богом. Эту истину одинаково понимали как цари, так и духовенство, отсюда борьба за верховенство носила не сущностный, не принципиальный, не длительный, а субъективно-личностный, амбициозный и поэтому временный характер.[304] Цари стали назначать высших иерархов церкви,[305] вмешиваться в церковное законодательство[306] и судопроизводство, постепенно лишая церковь прав и автономии.[307]
До Петра I, который, как известно, недолюбливал русское духовенство и тяготел к протестантизму, церковь все же сохраняла некоторую автономию и имела хотя бы внешние черты отдельного от государства института, тем более что принцип симфонии властей, утвержденный на Соборе 1666 г., по-прежнему оставался в силе. Она официально стояла отдельно от государства, имела своего руководителя – патриарха, собственные органы управления (административные, судебные, налоговые), владения, приносившие доход.
Церковная реформа Петра I разрушила видимую конструкцию симфонии светской и духовной властей, покончила с самостоятельностью церкви и несколько двусмысленным ее статусом. Думаю, не будет большим преувеличением утверждение, что церковь стала жертвой собственного отношения к государству.[308]Петр I упразднил патриаршество,[309] отдельную церковную администрацию[310], конфисковал доходы и таким образом поставил церковь на государственное содержание. Он передал управление церковным имуществом Монастырскому приказу, поручив ему управление церковными вотчинами и их налогообложение. И хотя имущество церкви секуляризовано не было, его до такой степени вписали в общую административную структуру государства, что, когда полвека спустя произошла настоящая секуляризация, она выглядела уже простой формальностью.
Кульминационной точкой церковной политики Петра I явился «Духовный регламент»;[311] в нем прямо говорилось, что не может быть единоличного церковного управления в государстве «монаршеском».[312] Этот документ, в котором до мельчайших подробностей была расписана вся деятельность духовенства, стал бюрократической конструкцией русской православной церкви. Патриаршество было отменено[313] и заменено министерством по делам религии – Священным синодом,[314] глава которого, как правило, был военным, именовался обер-прокурором и назначался на должность непосредственно царем.[315]
