Василиса Нешатаева - Культурные ценности. Цена и право
После ряда дел, подтверждающих, что торговцы антиквариатом (к ним относятся и аукционисты) несут личную ответственность за гарантию подлинности тех предметов искусства, которые они продают, аукционные дома «Кристис» и «Сотбис» установили ограниченную гарантию подлинности авторства (см.: [Pritzker v. Krishna Gallery of Asian Arts] и др.). Период такой гарантии составляет пять лет со дня продажи имущества, обозначенного в каталогах этих домов заглавными буквами, причем распространяется она только на первоначального покупателя и не предается его наследникам, последующим приобретателям или иным лицам. Единственным способом правовой защиты покупателя от аукционных домов и продавца является отмена сделки и возврат изначальной покупной цены, уплаченной за данное имущество. При этом аукционный дом и продавец не несут ответственности за какие-либо причиненные убытки, включая упущенную выгоду [Christies Conditions…, 2001, p. 1023]. Кроме того, аукционные дома предусмотрели положение, согласно которому даже ограниченная гарантия подлинности авторства не распространяется на определение авторства предметов искусства, созданных до 1870 г. и в ряде других случаев [Sotheby's Conditions…, 2001, p. 1027].
Во Франции аукционисты, назначенные государством (commissaires priseurs), имеют ограниченную ответственность по отношению к продавцам и покупателям. В случае если покупатель установит, что приобретенный им предмет не соответствует заявленному в каталоге, он должен доказать факт допущенной ошибки аукциониста. Как правило, это очень сложно. Кроме того, если покупатель подает иск на таком основании, он вправе подать его не против аукциониста, а только против самого продавца [Adler, 2003, р. 7]. Это связано с официальным, публичным статусом аукциониста во Франции.
В Нидерландах Гражданский кодекс предусматривает широкую защиту покупателя. Но встает вопрос: к кому покупатель может предъявить иск – к аукционисту или к продавцу? Законодательство Нидерландов выделяет два вида договора. Первый, middellijke vertegenwoordiging, возникает тогда, когда аукционист, являясь посредником (агентом), действует от своего имени. Второй onmiddellijke vertegenwoordiging, – в том случае, если аукционист действует в качестве посредника от имени продавца (принципала). Голландские аукционные дома используют, как правило, последний вид агентского договора. Таким образом, как только аукционист объявляет победителя, покупатель вступает в прямые договорные отношения с продавцом. Аукционист при этом в большинстве случаев не несет какой-либо ответственности перед покупателем.
Следовательно, если покупатель обнаруживает, что приобретенный им предмет не соответствует описанию в каталоге или имеет скрытые дефекты, он может предъявить иск о возмещении убытков к продавцу. Тем не менее, если аукционист знал или должен был знать о скрытых дефектах выставленного на продажу предмета, а продавец не знал о них, аукционист несет ответственность перед покупателем [Ibid., р. 8].
Таким образом, правила проведения аукционных торгов, обязанности и ответственность аукциониста в настоящее время носят обычный характер и варьируются в зависимости от места проведения аукционов. Позитивные нормы формируются лишь после определения их в судебных решениях. Так, американские суды в своих решениях установили, что торговцы антиквариатом (включая аукционистов) несут личную ответственность за прямо выраженные гарантии подлинности авторства на предметы, продаваемые на аукционных торгах. Кроме того, аукционные дома «Сотбис» и «Кристис», проводящие основную часть торгов в Нью-Йорке и Лондоне, установили свои собственные системы прямо выраженных гарантий и ограниченной ответственности, что свидетельствует о сохранении тенденции регулирования отношений в области аукционной торговли культурными ценностями нормами обычно-правового происхождения.
При этом обычные нормы, регламентирующие проведение аукционов, создаются международными аукционными домами. Последнее нередко приводит к необоснованному возложению бремени и рисков на продавца культурных ценностей и создает несоразмерные преференции в пользу аукционистов и международных домов. Этим, возможно, и объясняется тот факт, что в договоре, оформляющем сделку купли-продажи культурных ценностей, продавец переносит бремя и риски (гарантии подлинности, соразмерность цены, получение разрешения на вывоз) на покупателя.
3. Коллизионные вопросы при оформлении внешнеэкономических сделок с культурными ценностями
В связи с тем, что в договоре международной купли-продажи культурных ценностей многие риски возложены на покупателя, дисбаланс между покупателем и продавцом может быть «смягчен» за счет оптимального выбора применимого права. Отметим, что на современном этапе развития правового регулирования оборота культурных ценностей одним из самых противоречивых остается вопрос выбора применимого права при разрешении связанных с ними международно-правовых споров.
Общим правилом, действующим и в сфере оборота культурных ценностей, является применение принципов автономии воли и наиболее тесной связи.
Принцип автономии вопи (lex voluntatis) сторон имеет важное значение при заключении сделок, связанных с культурными ценностями. Закон, избранный сторонами сделки, означает применение того права, которое выберут сами участники сделки с культурными ценностями [Дмитриева, 2002, с. 73]. Использование данного принципа способствует решению многих проблем, возникающих при реализации договора посредством надлежащего выбора применимого права. При этом следует учитывать, что свобода применения указанного принципа ограничена императивными нормами международного и национального права [Нешатаева, 2004, с. 263].
Принцип наиболее тесной связи (proper law) – классическая формула прикрепления для договорных обязательств в международном частном праве, которая означает применение права того государства, с которым данное правоотношение наиболее тесно связано [Дмитриева, 2002, с. 77]. Применение данной привязки к сделкам с культурными ценностями может иметь ряд сложностей. Это обусловлено тем, что такие сделки часто имеют существенную связь с различными государствами в силу высокой оборотоспособности культурных ценностей. Таким образом, вопрос определения применимого права судом может нести в себе субъективный элемент.
На сегодняшний день не существует единообразного принципа для определения применимого права в сделках с культурными ценностями. Более того, отсутствует и стремление международного сообщества создать унифицированный международно-правовой акт, позволивший бы разрешить спорные вопросы. Государства так и не смогли прийти к согласию и выработать единый документ, посвященный вопросам права собственности на культурные ценности, в частности таким проблемам, как переход права собственности и выбор применимого права[53]. Попытки найти универсальный подход к решению этих вопросов предпринимались еще в 50-х годах XX в. Так, на сессии Гаагской конференции по международному частному праву были представлены для обсуждения два проекта: проект конвенции о праве, регулирующем переход права собственности в международных сделках купли-продажи товаров, а также проект конвенции, посвященной вопросам юрисдикции при разрешении споров, связанных с международной куплей-продажей товаров. Ни одна из данных конвенции не вступила в силу [Pecoraro, 1990–1991, р. 6]. В связи с отсутствием унифицированного международно-правового акта вопросы вещного права регулируются нормами национального законодательства конкретных государств. Однако при оформлении международного оборота культурных ценностей национальное право подлежит определению коллизионным методом.
Наиболее распространенным принципом, применимым при решении вопроса о праве собственности в отношении спорного предмета искусства, является принцип lex mi sitae (lex situs, то есть применяется право страны, где вещь находилась в момент перехода права собственности на нее). Тем не менее применение данного принципа также вызывает на практике много вопросов.
Несмотря на широкое распространение в договорных отношениях принципа lex situs, отсутствует международно-правовое закрепление данного принципа. Это норма традиционно прописана в национальном законодательстве. Например, соответствующее положение закреплено в ст. 1205 и 1206 части третьей ГК РФ [Комментарии к ГК РФ, 2002, с. 144–154]. Подобные нормы есть в гражданских кодексах всех европейских государств. Отсюда – различное оформление и толкование принципа lex situs в законодательстве разных стран.
Основной вопрос заключается в том, что именно понимать под местом нахождения вещи: место, где вещь находилась в момент (а) когда она выбыла из владения собственника, то есть была украдена у него или иным образом выбыла из его обладания помимо его воли (данной точки зрения при толковании принципа lex situs придерживается, например, профессор М.М. Богуславский. По его мнению «стороны спора уже не могут изменить это место в своих интересах, в то время как место отчуждения этой вещи третьему лицу могло быть специально выбрано, чтобы затруднить собственнику защиту его прав» [Богуславский, 2005, с. 106–107]), или (б) была приобретена ее добросовестным приобретателем. Национальное законодательство по-разному отвечает на данный вопрос.
