Коллектив авторов - Журналистское расследование
Пушкин читал исторические труды П. И. Рычкова, «Обозрение уральских казаков» А. И. Левшинова, записки А. И. Бибикова, французские источники. Мимо его внимания не прошел ни один хоть сколько-нибудь значимый документ, рассказ или просто анекдот. Даже глупый и ничтожный антипугачевский роман «Le faut Pierre III», написанный в 1775 году и переведенный на русский язык в 1809-м под названием «Ложный Петр III – жизнь, характер и злодеяния бунтовщика Емельки Пугачева», пригодился поэту.[41] По собственному признанию, он не только со вниманием прочел «все, что было напечатано о Пугачеве, и сверх того 18 толстых томов in folio разных рукописей, указов, донесений и пр., но и посетил места, где происходили события… поверяя мертвые документы словами еще живых, но престарелых свидетелей».[42]
К написанию первой главы «Истории Пугачева» (название «История Пугачевского бунта» книга получила по настоянию Николая I) Пушкин приступил 25 марта 1833 года. В конце мая работа вчерне была закончена, но летом он покидает столицу, чтобы побывать на местах событий, порыться в провинциальных архивах, опросить старожилов. Эти поездки не обошлись без казусов. Так, в поселке Берды, где за каждую песню или интересный эпизод о Пугачеве поэт платил червонец, а иных усаживал за стол и угощал вином, местные обыватели сочли за благо собрать сход и написать донесение на имя начальника края, военного губернатора В. А. Перовского. «Был у нас неизвестного звания человек. Лицом смугл, волосом черен и курчав, на пальцах вместо ногтей когти. Подбивал под пугачевщину и дарил золотом. Должно быть, антихрист».[43] К чести Перовского следует сказать, что он оставил это донесение без внимания и оказывал Пушкину самое широкое содействие и помощь в сборе материала.
«История Пугачевского бунта» вышла в свет в декабре 1834 года. Современники встретили ее более чем прохладно, большинство выражало мнение, что Пушкин взялся не за свое дело. «Признаюсь, – не скрывал сожаления поэт, – я полагал вправе ожидать благосклонного приема, конечно, не за самую „Историю…“, но за исторические сокровища, к ней приложенные». Действительно, вторая часть книги, состоящая из документов, мемуаров и прочих памятников эпохи, была поистине «драгоценным материалом», что вынужден был отметить даже В. Броневский, подвергший сочинение Пушкина резкой критике в январском номере «Сына Отечества» за 1835 год. «История Пугачевского бунта» печаталась с дозволения правительства, минуя цензуру. «Разрешая печатание этого труда, его величество обеспечил мое благосостояние», – писал Пушкин в феврале 1834-го. Но его надежды не оправдались. Через год в дневнике поэта появится запись: «В публике очень бранят моего Пугачева, а что еще хуже – не покупают». От продажи книги Пушкин выручил не более 20 тысяч рублей. После его смерти в квартире осталось 1775 нераспроданных экземпляров (из трехтысячного тиража).
Автором любопытных исторических расследований является и Владимир Осипович Михневич, имя которого мало известно современному читателю. Он родился в Киеве в 1841 году. Учился на историко-филологическом факультете Университета Святого Владимира, но курса не окончил, так как большую часть времени вынужден был заниматься гувернерством ради поиска средств к существованию. В Киеве же стал пробовать себя в журналистике: печатался в «Киевском телеграфе», посылал карикатуры и юмористические статьи в «Занозу» и «Искру».
В 1865 году, окончательно избрав своим поприщем журналистику, Михневич переезжает в Петербург. Пять лет он мечется в поисках заработка – занимается составлением прошений и перепиской бумаг, изредка печатается в петербургских газетах. В 1870 году его приглашают участвовать в сатирическом журнале «Будильник», с 1872 года Михневич – воскресный фельетонист «Сына Отечества», оттуда переходит в «Голос», а в 1877 году становится сотрудником «Новостей и Биржевой газеты», где проработает более двадцати лет. В этом издании фельетон обычно заменял собой передовую статью, и именно Михневич способствовал тому, что этот, обычно легкий в те времена, жанр превратился в острый и проблематичный. Особенностью фельетонов Михневича было искусное сочетание злобы дня в преемственности и противоречивости с событиями прошлого. В этом ему помогала любовь к истории.
Владимир Осипович был историком по призванию. Исторические расследования всегда оставались для него любимой работой. Он судил события дня судом высшим и беспристрастным «в той широкой перспективе, которая дается лишь людям именно по их специальности историка»[44]. С самого первого дня основания журнала «Исторический вестник» (1880) Михневич становится его постоянным сотрудником. Здесь он опубликовал множество работ, в частности «Историю карточной игры на Руси». Любовь к истории сделала из него знатока петербургской жизни. Михневич – автор книги «Петербург весь на ладони» (1874). Первая часть этого труда, «Петербург в старину», если и уступает в объеме известной книге М. Пыляева «Старый Петербург», то «превосходит ее достоверностью материала и осторожностью его разработки».[45]
Самым известным сочинением Михневича являются «Язвы Петербурга», которые в 1882 году печатались на страницах журнала «Наблюдатель», а в 1886-м вышли отдельным изданием. Основным источником для написания «Язв Петербурга» автору послужила однодневная перепись, которую впервые провели в городе в 1869 году. Данные переписи Михневич дополнил отчетами петербургской полиции, официальной статистикой, литературными источниками и собственными наблюдениями. В результате получилась книга, достаточно мрачная, но содержащая множество малоизвестных подробностей, которая и сегодня представляет интерес для исследователя. «Разве в старые добрые времена не крали и не грабили? – задается Михневич вопросом и тут же отвечает на него: – Вся разница только в способе хищения и его размерах. Крадут теперь крупными суммами, потому что завелись крупные деньги… Прежде больше враздробь воровали, теперь воруют оптом, прежде не так этим смущались, теперь это кажется не особенно пристойным, прежде газет не было, теперь есть – вот и все»[46]. Написанные в традициях журналистского расследования, «Язвы Петербурга» служат тому лучшим доказательствoм.
Репортеры-обличители
Дореволюционная русская журналистика представляет собой огромный пласт, изученный столь плохо, что об этом остается только сожалеть. Кто сегодня читает старые газеты? Между тем чтение это прелюбопытнейшее, и если иметь в вид у, что журналистское расследование предполагает глубокое изучение ситуации с разных сторон (в том числе и с той, которую стараются замолчать или не афишировать), то выясняется, что русская журналистика была знакома с этим методом давно. В 1913 году Абрам Евгеньевич Кауфман писал в «Историческом вестнике»: «Американские репортеры славились своей находчивостью. Подслушать, подсмотреть, проникнуть в частное собрание в виде лакея, с чисто шерлоковской ловкостью наводить на беседу человека, не склонного к интервью, – все это должен уметь американский репортер. Русская журналистика лишь теперь вырабатывает этот тип, но я встречал много лет назад репортеров, для которых не существовало закрытых дверей»[47].
Для такого утверждения у Кауфмана было достаточно оснований. В конце XIX века он работал в Одессе и занимал должность редактора газеты «Одесский листок», основанной В. Навроцким. В то время в Одессе было два очень популярных человека: градоначальник П. А. Зеленой и В. В. Навроцкий. В течение восемнадцати лет Зеленой держал местное население в страхе. Моряк по образованию и прежней деятельности, он обладал необузданным нравом и крайне вспыльчивым характером. Мичман Зеленой плавал когда-то на знаменитом фрегате «Паллада», и писатель И. Гончаров даже посвятил ему несколько строк своего романа, чем Зеленой чрезвычайно гордился. Говорили, что ему особо покровительствует Петербург, где он «лично известен», и что про него спрашивают: мол, мой Зеленой так же ругается?[48] Очевидно, именно это обстоятельство позволяло градоначальнику, о возмутительных выходках которого ходило множество слухов, чувствовать свою полную безнаказанность. В. Навроцкий трепетал перед ним не менее других, но этого человека также знала вся Одесса.
Василий Васильевич Навроцкий никогда ничему не учился и не знал даже грамоты, но это не мешало ему почти 40 лет издавать свою газету. «Если бы вы, Василий Васильевич, родились в Америке, то при ваших талантах непременно достигли бы наивысшего поста – президентского», – сказал Навроцкому на одном из чествований адвокат Куперник[49]. «Одесский листок» особо славился тем, что его издатель разрешал своим сотрудникам «разделывать под орех» местных городских деятелей. Тип репортера-обличителя был популярен в Одессе именно благодаря Навроцкому. «„Разделывать“ – это их ремесло, – писал в „Дневнике“ Короленко, – и они прежде спрашивают, кого нужно оплевать, а уже после подыскивают резоны»[50].
