Надежда Ивакина - Основы судебного красноречия (риторика для юристов). Учебное пособие 2-е издание
Избивая женщин, Кондраковы загнали их в глубь леса, обыскали и отобрали деньги в сумме тридцати рублей. Затем В. Кондраков приказал брату «покараулить» одну из жертв, а сам потащил Кривошееву АС. в сторону и в присутствии односельчанки изнасиловал ее. Совершив надругательство над первой жертвой, Кондраков В. изнасиловал и Кривошееву А.Р., после чего нанес ей множество ударов молотком по голове. Совершив это злодеяние, В. Кондраков передал молоток своему соучастнику и приказал «разделаться» с Кривошеевой А.С. С рвением исполнил роль убийцы Н. Кондраков, остервенело бил он беззащитную женщину по голове молотком, пока она не затихла.
Товарищи судьи! Дело Кондраковых представляет определенную сложность и прежде всего потому, что на скамье подсудимых - два брата, один из которых полностью признает себя виновным и уличает другого, второй категорически все отрицает.
Основная задача суда - установить объективную истину по делу и постановить законный и обоснованный приговор.
Наши выводы об обстоятельствах преступления, о виновности подсудимых должны покоиться на точно установленных фактах, на бесспорных доказательствах.
Мы не можем делать выводы на предположениях, как бы они ни были приблизительно верными, и на доказательствах, хотя бы и свидетельствующих о достаточно высокой степени вероятности вины.
Мы должны строго руководствоваться указаниями В.И. Ленина, что точные факты, бесспорные факты - вот что особенно необходимо, если хотеть серьезно разобраться в сложном и трудном вопросе.
Исходя из такой единственно правильной, основополагающей установки советского доказательственного права, я заявляю, что объективная истина по разбираемому нами делу установлена конкретно и точно: разбойное нападение на Кривошееву А.С. и Кривошееву А.Р., их изнасилование и убийство совершены братьями Кондраковыми.
Я не могу сослаться на показания хотя бы одного свидетеля - очевидца преступления. Свидетелей не было. Жертвы оказались с глазу на глаз с преступниками. Но об обстановке преступления рассказал непосредственный его участник - Н. Кондраков. Есть все основания считать, что он дал правдивые показания, объективно подтвержденные иными доказательствами, полученными в ходе расследования дела и тщательно проверенными в суде.
Кондраков Николай подробно рассказал о мотивах преступления, распределении ролей при его совершении, орудий убийства, и все это нашло подтверждение в ходе предварительного и судебного следствия.
Процессуальное положение подсудимого как лица, заинтересованного в благоприятном для него исходе дела, требует осторожного, но не предвзятого отношения к его показаниям, не должно порождать недоверия к ним.
Сложнее обстоит вопрос с показаниями другого подсудимого -Кондракова Виктора.
Сложность не в том, что он отрицает свою вину, а в конкретных действиях этого человека. С первого дня ареста он стремился убедить следствие в своей психической неполноценности. Почему это делалось, станет понятным, если мы обратимся к данным, характеризующим личность Кондракова Виктора.
Ранее дважды судимый, причем в последний раз за разбойное нападение, он, вследствие симуляции душевной болезни, сумел избежать полного отбытия наказания. Длительное пребывание в психиатрических лечебницах на исследованиях помогло ему позаимствовать характерные отклонения от норм в поведении, свойственные лицам, страдающим психическими расстройствами. И поскольку симуляция сумасшествия помогла Кондракову освободиться от наказания, то почему бы не прибегнуть к этому испытанному приему вновь? Будучи арестованным, он сразу же начинает играть роль душевнобольного: на вопросы следователя дает нарочито неправильные ответы, демонстративно чешется, закатывает глаза, плюется, бесконечно строит отвратительные гримасы.
Но совершенно иначе В. Кондраков ведет себя вне следственного кабинета. С первых же дней пребывания в камере предварительного заключения, как о том показали свидетели - сотрудники милиции Иванов и Дятлов, он активно старается воздействовать на своего младшего брата, кричит ему через стенку: «Не сознавайся, я все взял на себя, пускай меня считают умалишенным. Самое большое - три года в белом доме и выпустят, не таких проводил». То же самое он писал брату в записках, которые пытался тайно передать ему в следственном изоляторе. Эти записки приобщены к делу и были зачитаны в ходе судебного следствия.
Позвольте, товарищи судьи, перейти к анализу показаний В. Кондракова.
Суть их сводится к тому, что 4 апреля он якобы в Великодворье не был, а ездил в Туму наниматься в пастухи. Стремясь убедить суд в правдивости своих показаний, В. Кондраков детально рисует эту поездку. Кого только он не встретил тогда в Туме! Здесь и женщина с рассадой, и девушка в красном пальто, и пассажиры с поросятами в корзинах, и играющие в футбол ребята, и милиционер, подозрительно посмотревший на него.
Если рассматривать эти показания просто по-житейски, то как раз такая детализация и убеждает в их неправдоподобности. Трудно себе представить, чтобы человек во время поездки по своим делам стал фиксировать внимание на подобных фактах, а главное - помнить о них. Но тогда зачем это навязчивое перечисление? Расчет прямой: придать достоверность своим показаниям относительно поездки 4 апреля в Туму. Ведь факты проверить невозможно. Но в деле имеются веские доказательства, свидетельствующие о том, что Кондраков 4 апреля в Туму не ездил. Я имею в виду записки, которые он пытался передать брату. Вот текст записок: «Говори, встречал одного мужика на вокзале в Великодворье, он предложил все это сделать. В воскресенье говори, что ты поехал в Великодворье к Томке, я буду говорить - поехал в Туму наниматься в пастухи. В Курлове садились вместе. В Великодворье ты сошел, я поехал в Туму. Коля, что будет, не знаю. Напиши мне записку, положи там, где возможно. Коля, свидетели показывают на тебя…
…Коля, если знал бы я, что ты, гад, так продал своего брата, зачем ты все рассказал про меня. Меня никто не опознал, на меня никто не показывает. Я пока в сознанку не иду».
В письме к матери он умоляет ее найти подставных свидетелей, которые могли бы подтвердить факт его пребывания в Туме 4 апреля. Содержание этого письма таково: «Здравствуй, мама, прошу тебя найти мне свидетелей человека два. Это будет достаточно, чтобы меня освободили. Чтобы эти люди, когда вызовут в милицию, могли подтвердить, что меня видели 4 апреля, в воскресенье, в Туме на вокзале в 3 часа дня. Уговори Саньку Марьину и еще сходи поговори с Нинкой - тети Дуниной, и ее мужем, пусть они подтвердят, что я ехал вместе с ними в одном вагоне до Тумы 4 апреля, в воскресенье, чтобы они так показывали, как я пишу. Мама, съезди в деревню, уговори тети Матрены дочку, пусть она подтвердит, что тоже меня видела на вокзале в Туме 4 апреля, в воскресенье. Мама, все силы приложи: найди свидетелей и уговори их. Мама, на меня никто не показывает. На брата Колю показывают три человека, что видели его с каким-то мужиком».
Лица, на которых Кондраков ссылается в письме, установлены и допрошены. Они не подтвердили его алиби и заявили, что в Туму 4 апреля не ездили.
Здесь, на суде, Кондраков заявил, что хотел спасти брата Николая, как он выразился, «взять убийство на себя», а потому писал записки и письмо с расчетом, что следствие «клюнет на мякину». Но из текста записок и письма это вовсе не вытекает. Наоборот, в записках он просит брата выгородить его самого. Какие дополнительные доказательства дают мне основание утверждать, что Кондраков Виктор приезжал 4 апреля в Великодворье?
Кондраков Николай сообщил, что в пути следования к поселку Великодворье в поезде 4 апреля его брат Виктор был оштрафован ревизором за безбилетный проезд. Добытые в результате проверки этого факта доказательства - показания ревизора Кузнецова, постановление о наложении штрафа на В. Кондракова, квитанция об уплате штрафа Кондраковой Матреной - матерью подсудимых - явились серьезными уликами против Кондракова.
Из показаний Н. Кондракова и Т. Быковой известно, что 4 апреля на В. Кондракове была черная тужурка с коричневым меховым воротником, дерматиновые сапоги и светлая фуражка.
Свидетель Жалин, знавший и ранее Н. Кондракова, подтвердил, что 4 апреля он видел его в Великодворье вместе с мужчиной, одетым в черную тужурку, «на голове - черная фуражка, на ногах - сапоги кирзовые или резиновые, точно не заметил».
Свидетели Алексеев, Тряпкин, Лобанова, Лебедева заявили на предварительном и судебном следствии, что они видели 4 апреля на малышкинской дороге молодого парня, одетого в серый плащ, и впоследствии опознали в нем Н. Кондракова, однако опознать находившегося вместе с ним мужчину, одетого «во что-то черное», не смогли, так как этот мужчина при встрече с ними либо закрывал лицо воротником, либо находился сзади первого, и лица не было видно. В. Кондраков был опознан только двумя свидетелями: Панфиловой, видевшей его на малышкинской дороге вместе с Н. Кондраковым, и буфетчицей Великодворской чайной Качулькиной, которая продала ему в 16 часов 4 апреля пирожки.
