Анатолий Барабаш - Метод российского уголовного процесса
Ярко прослеживается сущностное отличие форм через второй выделенный нами аспект соотнесения начала и формы – положение субъекта. Так, у Я.И. Баршева формы различаются через определение субъекта, от которого зависит движение в процессе, – частное лицо или суд, независимо от воли частного лица. В.А. Линовский, исходя из этого же понимания, обоснованно, на наш взгляд, связал установление следственной формы в отечественном процессе с появлением особых уполномоченных государством субъектов – губных старост. К. Миттермайер указывает на особое «непознавательное» положение субъекта в обвинительном процессе. И.Я. Фойницкий описание различий форм также ведет через понимание природы субъекта деятельности при разных началах. Выходит, и в период формирования и расцвета уголовно-процессуальной науки было пусть и не объясненное, а только зафиксированное, но понимание, что если процесс стоит на страже интереса общественного, то не может быть у него иного субъекта, нежели орган «от общества», государственный.
Описанные признаки состязательной и следственной формы есть условия реализации состязательного и публичного начала. Выражаясь философским языком, это явление. А через явление мы можем познать и сущность, выделив то, что проявляет себя постоянно во всех частях явления. Если мы посмотрим на то, через что ученые дореволюционного периода описывали состязательность – требование обвинителя как обязательное условие начала процесса; наличие двух равноправных противоборствующих сторон с разными функциями; указание на то, что суд действует, не выходя из границ, предлагаемых требованиями обвинителя, и т. д., – то сущность формы процесса, основанного на состязательном начале, можно выразить одним словом – спор, а все вышеуказанное – условия, без которых он невозможен.
Указание на такое понимание сущности состязательности можно найти и в дореволюционный[126], и в советский[127], и в современный[128]периоды развития уголовно-процессуальной науки. Причем когда мы говорим о классической состязательности, то по аристотелевской классификации споров это, скорее, эристика – искусство любой ценой остаться правым в споре или софистика – стремление добиться победы в споре путем преднамеренного использования ложных доводов[129]. Ибо спорить можно только по поводу того, что познано. «Спор сторон, свойственный состязательному судебному разбирательству, не может состояться, если позиции спорящих еще не сформировались, или сформировались не окончательно, или появились основания для их корректировки»[130], – пишет С.Д. Шестакова. Значит, к моменту спора у сторон уже должны быть фактические данные, которыми им необходимо оперировать в споре. Если для этого нет полноценных возможностей, то это именно эристика или софистика.
Имея в виду форму, основанную на публичном начале, и такие ее характеристики (пока речь идет только о тех, что были описаны выше), как: инициация процесса независимо от воли жертвы; осуществление расследования специально уполномоченным органом; разделение следствия на «тайное» – до суда и «гласное» – судебное; активность суда в исследовании доказательств, его инициатива в их собирании и т. д., позволим себе сущность такой формы обозначить другим словом – познание.
Активность субъекта в исследовании обстоятельств дела и реализация, тем самым, общественного интереса могут быть только в рамках объективного познания.
К сожалению, в современных научных текстах все больше говорят об условиях для существования состязательности и публичности, забывая об их сущности. А ведь именно понимание сущности дает возможность отделить подлинное объективное содержание явления от его видимости[131].
Вновь вернемся к вопросу о смешении форм. Выше мы отмечали, что характеристики цели, познавательной схемы, субъекта состязательного и публичного процессов – это те уникальные элементы, которые не могут быть смешаны в какой-то одной форме. Перейдя к конкретике, мы будем придерживаться традиции рассуждений о состязательности и начнем с вопросов о цели и субъекте, хотя главным, на чем можно показать существенное отличие процессов, построенных на разных началах, по нашему убеждению, является именно познавательная схема. Ей будет посвящена оставшаяся часть работы, а пока рассмотрим то, что касается цели и субъекта. Собственно, итогом такого пути и должен стать выход на познавательную схему.
Итак, мы можем утверждать, что в классическом процессе, основанном на состязательном начале, не может быть активного познающего субъекта в виде специально уполномоченного органа. Причем речь идет именно о познавательной активности, то есть когда такой орган занимается познанием. В состязательном процессе, в силу выявленной сущности его как спора, активность, безусловно, есть, но немного иная. Там речь идет, скорее, об активности в поиске необходимой именно для обвинения информации и об активности в представлении этой информации.
Отсутствие же познавательной активности вызвано тем, что: а) нет цели получить знание, а есть цель разрешить спор; б) появление иного, нежели стороны, активного субъекта, по сути, исключает равное противоборство между ними, и если субъект, который должен принимать решение о победителе спора, сам мог познавать, разрешения спора уже быть не может. У него возникает позиция (не важно, полноценная или нет) по поводу обстоятельств, исходя из собственной познавательной активности, а не из доводов, полученных только в результате активного противоборства сторон.
У суда в классическом состязательном процессе активность может проявляться только в одном – в создании сторонам условий для спора. Как только законодатель дает возможность суду по собственной инициативе участвовать в познавательном процессе, в полной мере осуществлять расследование – можно говорить о деструктивном для состязательности элементе, который в совокупности с другими факторами свидетельствует либо о том, что произошли серьезные изменения в социуме и соотношение интересов, влияющих на построение уголовно-процессуальной деятельности, стало иным, либо о введении чужеродного элемента в существующий уголовный процесс.
Точно так же нельзя ввести основу познавательной деятельности для следственного процесса в состязательный, поскольку она подразумевает активного субъекта и служит иной цели, чуждой для состязательности.
При этом в крайних формах состязательного процесса, одну из которых А.В. Смирнов называет публично-исковым процессом, познавательная активность суда в той или иной степени проявляется, но она не полноценна, сдержанна и скорее диспозитивна, то есть разбирательство может пройти и без ее проявления. Это в совокупности с ролью обвинителя, по словам автора, не делает процесс несостязательным[132]. Кроме того, она завязана не на цели установления всех необходимых обстоятельств, а потому это активность в рамках иной познавательной схемы, нежели в публичном процессе.
Все предыдущие рассуждения этого параграфа мы намеренно строили на основе взглядов дореволюционных философов. Во-первых, анализ современной уголовно-процессуальной литературы позволяет нам утверждать, что указанные признаки состязательной и следственной формы и на нынешний день являются ключевыми в их описании и противопоставлении[133], а во-вторых, произошли некоторые дополнения в системе этих признаков, которые нам проще будет оценить исходя из понятого ранее.
Так, одним из признаков состязательности в современной науке становится активность суда в познавательной деятельности. Ее в рамках состязательности подчеркивал еще И.Я. Фойницкий, указывая на обязанность суда «употребить все находящиеся в его распоряжении средства для полного разъяснения себе дела»[134]. У М.С. Строговича относительно активности суда в рамках состязательного процесса находим следующее: состязательность – «такое построение судебного разбирательства, в котором обвинение отделено от суда, решающего дело, и в котором обвинение и защита осуществляются сторонами, наделенными равными правами для отстаивания своих утверждений и оспаривания утверждения противной стороны. Суду же принадлежит руководство процессом, активное исследование обстоятельств дела и решение самого дела»[135]. И сегодня многие ученые состязательность без познавательной активности суда не рассматривают как полноценную.
Н.А. Лукичев указывает, что «в состязательном уголовном процессе активная позиция суда в доказывании по уголовным делам обусловливается необходимостью достижения баланса процессуальных средств раскрытия и расследования преступлений и процессуальных средств защиты личности от обвинения»[136]. Похожее обоснование активности суда, указание на то, что состязательный процесс обязывает суд быть активным, и т. п. можно найти и у других современных ученых[137]. Конечно, есть и противоположная позиция относительно роли суда в состязательном процессе. Она, как правило, принадлежит тем, кто более последователен в своем понимании состязательности, – И.Л. Петрухину, С.Д. Шестаковой, С.А. Пашину, В.А. Лазаревой и др.[138]
