Галина Синило - История мировой литературы. Древний Ближний Восток
Как и в «Сказании об Атрахасисе», герой мотивирует необходимость своего отплытия из Шуриппака тем, что его ненавидит Энлиль (Эллиль) за преданность Эйе: «Я знаю, Эллиль меня ненавидит, – // Не буду я больше жить в вашем граде, // От почвы Эллиля стопы отвращу я. // Спущусь к Океану, к владыке Эйе!» [197]. Согражднам же Ут-Напишти обещает, что Эйя (или Эллиль) над ними «дождь прольет… обильно», что звучит трагически-двусмысленно. Точно так же, как Атрахасису, жители города помогают Ут-Напишти возводить четырехугольное судно, параметры которого точно указаны именно в «Эпосе о Гильгамеше»: каждая сторона его равна примено 60 м, высота бортов – также 60 м, а площадь – около трети гектара (параметры Ноева ковчега в Библии иные). Подробнее, нежели в «Сказании об Атрахасисе», описаны приготовления Ут-Напишти и все, что он берет на корабль. О сроке начала потопа его предупреждает бог солнца Шамаш, не упоминающийся в предыдущей версии, но зато фигурирующий в шумерской поэме (естественно, как Уту). Само же описание потопа весьма сходно в обеих вавилонских версиях, но в «Эпосе о Гильгамеше» оно вложено в уста очевидца, что, безусловно, усиливает его эмоциональное воздействие:
Едва занялось сияние утра,
С основанья небес встала черная туча,
Адду гремит в ее середине,
Шуллат и Ханиш идут перед нею,
Идут гонцы горой и равниной.
Эрагаль вырывает жерди плотины,
Идет Нинурта, гать прорывает,
Зажгли маяки Ануннаки,
Их сияньем они тревожат землю.
Из-за Адду цепенеет небо,
Что было светлым, – во тьму обратилось,
Вся земля, как горшок, раскололась. [199]
Здесь также боги цепенеют от ужаса, видя столь страшное бедствие: «Боги потопа устрашились, // Поднялись, удалились на небо Ану, // Прижались, как псы, растянулись снаружи» [199]. Первой не выдерживает Иштар, которая начинает плач о погибающем человечестве, ведь она отвечает за рождение людей, а вынуждена наблюдать их гибель:
Иштар кричит, как в муках родов,
Госпожа богов, чей прекрасен голос:
«Пусть бы тот день обратился в глину,
Раз в совете богов я решила злое,
Как в совете богов я решила злое,
На гибель людей моих войну объявила?
Для того ли рожаю я сама человеков,
Чтоб, как рыбий народ, наполняли море!» [199–200]
Вслед за Иштар начинают плакать и другие боги. Потоп бушует шесть дней, семь ночей и стихает в начале седьмого дня. С большой эмоциональной силой в поэме выражено страшное потрясение, испытанное человеком при взгляде на погибший мир и от сознания своего бесконечного одиночества:
Я открыл отдушину – свет упал на лицо мне,
Я взглянул на море – тишь настала,
И все человечество стало глиной!
Плоской, как крыша, сделалась равнина.
Я пал на колени, сел и плачу,
По лицу моему побежали слезы. [200]
Чтобы определить, насколько спали воды потопа, Ут-Напишти выпускает трех птиц – голубя, ласточку и ворона, который «спад воды увидел, // Не вернулся: каркает, ест и гадит» [201] (многие детали совпадают здесь с библейским рассказом: точно так же патриарх Ной будет троекратно выпускать птиц – но в другом порядке – из Ковчега). Ут-Напишти приносит жертву богам, и они слетаются на дым воскурений. Боги решают не подпускать к жертве главного виновника потопа – Эллиля. Богиня-матерь (в оригинале – Дингирмах, одно из шумерских именований богини-матери, идентичной Мами-Нинту) говорит: «К жертве все боги пусть подходят, // Эллиль к этой жертве пусть не подходит, // Ибо он, не размыслив, потоп устроил // И моих человеков обрек истребленью!» [201]. Эллиль же страшно разъярен, узнав, что какой-то человек спасся: «Увидев корабль, разъярился Эллиль, // Исполнился гневом на богов Игигов: // “Какая это душа спаслася? // Ни один человек не должен был выжить!”» [201]. Но мудрый Эйа урезонивает Эллиля: «Ты – герой, мудрец меж богами! // Как же, как, не размыслив, потоп ты устроил?» [202]. Пристыженный Эллиль благословляет Ут-Напишти и его жену и решает даровать им вечную жизнь: «Доселе Утнапишти был человеком, // Отныне ж Утнапишти нам, богам, подобен, // Пусть живет Утнапишти при устье рек, в отдаленье!» [202–203].
Таким образом, вавилонские обработки сюжета о потопе весьма оригинальны, несмотря на то, что они опираются на шумерский источник. В них совершенно очевидно углубляются психологическая, описательная и динамическая линии. Вместе с тем есть нечто общее, что связывает все три языческие версии и кардинально отличает их от библейского сказания о потопе: в них отсутствует сколько-нибудь серьезная мотивировка жестокого решения богов, в то время как в Библии акцентируется, что потоп – наказание человечеству за грехи после многократных попыток Бога дать ему шанс исправиться; хотя отчасти дается понять, что спасаются люди мудрые и праведные (особенно в поэме об Атрахасисе), спасение выглядит достаточно случайным и четко не мотивируется праведностью, равно как и гибель остальных – греховностью; хотя Энки (Эйа) и дружествен по отношению к человечеству, он не в силах предотвратить катастрофу, которая во всех языческих версиях осмысливается как «недомыслие» богов, особенно Энлиля (Эллиля), как резуьтат его капризной и непредсказуемой жестокости.
Героический эпос
Пожалуй, самым ценным в вавилонском литературном наследии являются эпические героические сказания, и в особенности знаменитый «Эпос о Гильгамеше» («О все видавшем…») – первая настоящая героическая эпопея в истории мировой литературы. Именно вавилоняне выстроили разрозненные шумерские сказания, повествующие о подвигах Гильгамеша, в единый стройный разветвленный сюжет, дополнили его новыми эпизодами и придали ему философский смысл.
Вместе с тем по сравнению с шумерскими героическими сказаниями в целом в вавилонских большее количество сюжетов связано с подвигами бога-героя, а не смертного. Так, характер героико-эпический имеет в «Энума элиш» образ верховного бога Мардука, сражающего чудовище Тиамат. Среди сюжетов подобного рода – рассказ о том, как бог Лугальбанда отнял у птицы Анзу (Анзуда) таблицы судеб, похищенные ею у Энлиля; поэма о борьбе бога Тишпака с чудовищем – ожившим рисунком Энлиля.
Среди вавилонских эпических поэм только четыре связаны с подвигами смертных героев – уже упоминавшегося Атрахасиса, Гильгамеша, Адапы и Этаны. При этом сказания об Адапе и Этане также опирают ся на не дошедшие до нас шумерские сюжеты из героических циклов городов Эреду и Киш. «Поэма об Адапе» датируется XIV в. до н. э. В ней рассказывается о том, как в городе Эреду жил премудрый и смелый Адапа – сын Эйи, мудрец, хлебопек, а также рыбак, снабжающий рыбой родной город и святилище своего отца. Однажды налетевший Южный ветер опрокинул лодку Адапы, и тогда в ярости герой обламывает ветру крылья, так что тот семь дней не может летать. За это Адапу требует к себе разгневанный Ану, чтобы наказать его. Эйа советует Адапе отправиться к Ану в траурных одеждах и не прикасаться к угощению, которое предложит ему Ану. Траурные одежды нужны, чтобы задобрить богов, стоящих на страже у небесных врат, – Думузи и Гишзиду (следует напомнить, что в шумерской мифологии это боги, пребывающие в подземном мире или уходящие в него на долгий срок). Когда Адапа предстанет перед стражами небес, они спросят его о причинах траура. И тогда герой должен ответить, что он скорбит по ушедшим Думузи и Гишзиде. Так и случается. Растроганные боги задабривают Ану, и тот решает даровать Адапе бессмертие – предлагает ему отведать «пищу жизни» и «воду жизни». Однако, помня наказ своего отца, Адапа отказывается от угощения. Удивленный Ану спрашивает, по чьему указанию он действует, и слышит ответ: «Так приказал мне отец мой, Эйа». Тогда разгневанный Ану приказывает сбросить Адапу на землю. Так в результате недоразумения герой лишается бессмертия (один из распространенных архетипов в мировой литературе).
В. К. Афанасьева считает, что вавилонская поэма является переработкой основной версии, где герой умирал (тогда становится понятным присутствие Думузи и Гишзиды и поведение Адапы, который не ест, не пьет, облачается в чистую одежду и умащается елеем, т. е. исполняет предсмертный ритуал)[502]. Как полагает исследовательница, «роль Ану в первоначальном варианте сказания могла заключаться в том, что, умилостивленный Адапой, он отменял смертный приговор. Если это так, то редактор вавилонского текста не только меняет композицию сказания, но и заставляет Ану вновь лишить героя бессмертия – мотив, чрезвычайно популярный именно в вавилонской литературе»[503].
«Поэма об Этане» содержит древний мотив дружбы человека и спасенного им благодарного животного, в частности – орла (ср. шумерское сказание о Лугальбанде и орле Анзуде). Несомненно, и сюжет об Этане восходит к шумерской поэзии. «Царский список» упоминает Этану как двенадцатого правителя династии Киша, правившей после потопа (о нем говорится, что он – «пастырь, который поднимался на небо и устроил все страны»). Мотив дружбы человека и орла дополняется мотивом полета на небо. Кроме того, поэма содержит сюжет о дружбе змеи и орла и о вражде между ними (вероятно, автор использовал первоначально самостоятельное мифологическое сказание).
