Карбарн Киницик - Стивен Эриксон Кузница Тьмы
Ураган мыслей распался и улетел прочь, едва на глаза показался Раскан и она увидела, что с ним сделалось. Он казался намного старше своих лет, движения были неуклюжими и лихорадочными, словно у хрупкого костями старика. Солдат подковылял к костру и медленно сел. Он выглядел не просто потрясенным, но больным; Ферен заподозрила, что грубое колдовство ведьмы украло из души не только покой.
Ринт мешал похлебку на огне. Он не поднял головы, и слова его были резкими: - У всех ведьм холодные руки. Прикосновение сотрется, сержант.
- Она Азатеная, - ответил сержант, сделав из этого слова отрицание всего, на что намекал Ринт.
- И ведьма, - порывисто возразил Ринт. - Даже Джелеки знают Олар Этиль, выглядывающую из пламени в жажде встретить ваш взор. Они зовут ее силу Телас. Все мы ее ощущаем, когда ночь съеживается перед рассветом и мы глядим в костер, ожидая увидеть одни уголья - и бываем потрясены, видя свежее пламя. - Он кинул в огонь еще один сук. - А еще... иногда... кому не случалось впасть в молчание перед очагом, когда глаза прикованы к злому духу в языках огня? Ты чувствуешь холод на спине и жар на лице, кажется, тебе не пошевелиться. Тебя захватил транс. Ваши взоры сцепились, и в твоем уме, словно едва заметные тени, пробуждаются древние мечты.
Ферен сидела напротив брата, то удивляясь, то пугаясь. Лицо Ринта исказила гримаса. Он мешал похлебку, словно пробуя глубину грязи перед следующим шагом.
Дыхание Раскана рядом с Ферен было хриплым и быстрым. - Она коснулась тебя, Ринт.
- Да, хотя я понял не сразу. Или понял, но спрятался от правды. Неведомое всегда нас тревожит, но признаваться в этом неприятно, ведь мы показываем свое невежество.
- Лучше невежество, чем это!
Едва Раскан произнес вымученное согласие, подошел Аратан. Встал в нескольких шагах от костра. Ферен видела, что он не хочет на нее смотреть. К ее облегчению, ведь единственный взгляд в его сторону словно застрял острым ножом в сердце. Она ощутила, что взгляд притягивается к мерцающему пламени, и торопливо отвернулась в сторону темной ночи.
"Лучше невежество, чем это! Он словно произносил священные слова. Так и есть. Слова, преследующие нас, похоже, всю жизнь".
Ринт встал. - Ферен, если не против, займись мисками.
Она не возражала, радуясь хоть какому-то занятию. Принялась наполнять миски, а Ринт ушел к своим вещам. Вернувшись, принес фляжку и предложил Раскану. - Сержант, мы не намерены испытывать твердость твоей власти. Ни я, ни Ферен.
Мужчина нахмурился. - То есть?
- Напейся, сержант. Напейся и развеселись.
Слабая улыбка разлепила губы. - Я вспомнил старое присловье и теперь гадаю, откуда оно взялось.
Ринт нервно кивнул: - Да. "Утопим ведьму", как говорится. Желаю всего благого, сержант.
- И я, - сказала Ферен.
Потянувшись к фляжке, Раскан внезапно замешкался, оглянувшись на Аратана. - Лорд Аратан?
- Мне тоже, - сказал тот.
Ферен села на корточки и закрыла глаза.
"Лорд Аратан. Готово дело, значит. Он встретил взгляд сына и признал в нем своего". - Конечно, своего, - пробормотала она. - Нужно было лишь помучиться хорошенько.
- Ты не ждал меня, - сказала Олар Этиль. Не получив ответа, посмотрела на него и вздохнула. - Драконус, мне больно это видеть.
- То, что я принесу в Харкенас...
- Ничего не исцелит! - бросила она. - Всегда слишком много видел в вещах. Делал символ из любого жеста и ждал, что все поймут, а когда тебя не понимали - терялся. А ты, Драконус, не любишь казаться потерянным. Она лишила тебя мужества, эта пискливая дура с глазами голубки.
- Ты говоришь о женщине, которую я люблю. Не думаю, что позволю тебе ступить дальше.
- Не в тебе я сомневаюсь, Драконус. Ты дал ей Темноту. Дал нечто столь драгоценное, а она не знает, что с этим делать.
- Есть мудрость в ее нерешительности, - сказал Драконус.
Она всмотрелась в него. Ночь, казалось лишенной веры, ибо он вобрал ее в себя и хранит с незаслуженной преданностью. - Драконус. Она теперь правит и восходит к положению богини. Сидит на троне, перед ней предстали неотложные дела - и, боюсь, дела эти имеют очень мало общего с тобой и твоими желаниями. Править означает склоняться перед целесообразностью. Тебе следовало бы страшиться ее мудрости.
Если ее слова и нашли уязвимые места, воля и сила не дали ему вздрогнуть, но в глазах появилась боль. Она давно была знакома с этой болью. - Джагуты появились среди Бегущих-за-Псами.
Он поглядел на нее. - Что?
- Те, что отвергли Владыку Ненависти. Забавляются, организовывая и переделывая то, что не им принадлежит. Сжимают кулаки, зовут себя богами. Духи воды, воздуха и земли бегут от них. Бёрн грезит о войне. Мщении.
- Неужели всё должно обрушиться, Олар Этиль? Всё, нами сделанное?
Она пренебрежительно махнула рукой: - Я отвечу огнем. Они ведь мои дети.
- Тогда ты мало чем отличаешься от Джагутов. И Бёрн теперь назовешь своей дочерью?
Кривясь, Олар Этиль погладила руками круглый живот. - Они ее не кормят.
Несколько мгновений они молчали. Потом он сказал: - Ферен такого не заслужила.
- Я не зря назвала себя жестокой богиней, Драконус. Какое мне дело, кто и что заслужил или не заслужил? К тому же ее уже использовали. У тебя будет внук, чтобы с ним играться, но знай: я не стану качать его на коленке. Кстати, как там они? Наше зловредное отродье?
- Будь у них четвертая сестра, ее звали бы Отрава, - отвечал Драконус. - Но, увы, четвертая им не нужна.
- Три воспоминания о боли. Вот все, что мне досталось. Так ты к его матери?
- Нет.
- Мы с тобой, Драконус, жестоки в любви. Спорю, Мать Тьма вскоре это поймет.
- Сегодня мы не будем любиться, Олар Этиль.
Она резко захохотала, скрывая, как ужалили ее эти слова. - Какое облегчение, Драконус. Трех воспоминаний о боли мне хватит.
- Старик сказал... в следующем селении.
- А потом?
Он вздохнул. - Отошлю всех назад и поеду к Башне Ненависти.
- А сын?
- Поедет со мной. Думаю, наставник дал ему дары для Владыки.
- Предсказываю: примут их без радости. Мальчик вернется с тобой в Харкенас?
- Не сможет. Способы, которыми я буду подстегивать себя и Калараса, известны мне одному.
- Так он ничего не знает.
- Ничего.
- Драконус, всякое твое семя должно быть сорным? Оставленным расти в дикости, необузданным? Наши дочери станут твоей смертью - ты держишь их слишком близко, но оскорбляешь небрежением. Удивляться ли, что они полны яда.
- Может быть, - согласился он. - Мне нечего сказать детям. Я вижу в них лишь поводы для тревог и поражаюсь, почему родители так легко наделяют детей своими пороками, а не добродетелями.
Она пожала плечами: - Все мы скряги, когда дело доходит до раздачи воображаемых сокровищ.
Он протянул руку и коснулся ее плеча; все тело ее задрожало. - Ты отлично несешь свой груз, Олар Этиль.
- Если ты про жир, то ты лжец.
- Я не имел в виду жир.
Чуть помедлив, он помотала головой. - Вряд ли. Мы не стали мудрее, Драконус. Снова и снова попадаем в старые ловушки. Хотя Бегущие питают меня, я их не понимаю. Хотя я кормила Бёрн своей грудью, однако недооценивала. Боюсь, это злосчастное пренебрежение однажды приведет меня к смерти.
- Ты не можешь видеть своей смерти?
- Я так решила. Пусть она лучше придет внезапно, нежданная и не вызывавшая страха. Жить в ужасе смерти - всё равно, что не жить вообще. Молюсь лишь, чтобы в день смерти я бежала, легкая как заяц, с полным огня сердцем.
- И я молюсь, Олар Этиль. За тебя.
- А твоя смерть, Драконус? Ты вечно планируешь, пусть планы не раз тебя подводили.
- Я, - сказал он, - умру много раз.
- Ты видел?
- Нет. Мне не нужно.
Она смотрела на воду источника. Ночь сделала воду черной. Созданная Каладаном Брудом скульптура Тел Акая поднимала измученное лицо к небесам, как будет поднимать вечно. Ее уместно назвали Капитуляцией, он вложил чувство потери в сам камень. Никакого изящества. Олар боялась Каладана Бруда за честность и презирала за талант.
- Вижу в его лице мать, - начала она. - В глазах.
- Да.
- Тебе, должно быть, тяжело.
- Да.
Она вогнала руки в живот, чувствуя расщепление кожи и внезапный поток крови, чувствуя размеренный ритм сердца - стоит только коснуться... Но ладони сомкнулись на глиняной фигурке. Она вытащила ее. Присела, чтобы вымыть дочиста, и передала Драконусу. - Для сына.
- Олар Этиль, не тебе его защищать.
- Пусть так.
Миг спустя он кивнул и взял подарок. Пошевелил плечами, пошел прочь.
Она провела пальцами по животу, но рана успела закрыться. - Забыла спросить: какое имя ты ему дал?
Драконус задержался, оглянувшись. Когда он сказал ей, она издала возглас удивления и начала смеяться.
Аратан спал тревожно, ему виделись детские трупы, плавающие в луже черной воды. Он видел тянущиеся из животов веревки, словно каждый привязан к чему-то, но веревки рассечены, концы обрублены и разлохмачены. Взирая на эту сцену, он понял с внезапной уверенностью - как бывает во сне - что источник выплевывает из глубины не воду, а утонувших младенцев и поток бесконечен.
