Д. Спивак - Лингвистика измененных состояний сознания
Первая часть нашей задачи — установление основных качественных различий в построении языковой способности на разных стадиях диссолюции — была выполнена сначала на материале каждого из исследованных препаратов, а затем объединена. Очевидно, здесь следовало опираться на роль коммуникативной и экспрессивной функций языка [52, с. 36]. Учитывая установленную в лингвистической теории иерархию уровней языка [ср. 33, с 164], особое внимание мы уделили его лексической и синтак-
25
сической структурам. Первая рассматривалась через вероятность встречи в нем узкоденотативного знака (индекс А|), а вторая — через вероятность встречи изолированного простого нераспространенного предложения (индекс И4). Если же сразу провести весь тест, то учет всех заданий вне зависимости от их сравнительной важности для языковой структуры может привести к выделению очень большого числа стадий, затруднительного для систематического анализа. (Так, некоторые исследователи детской речи выделяют до 122 (!) стадий лишь на пути от первого крика до первого слова [148]).
Прежде всего нами был проверен вывод ряда психолингвистов, заметивших, что формальное преобразование заданной фразы проводится подавляющим большинством психически больных испытуемых гораздо легче, чем смысловое уже при легком утомлении. Таким образом, семантическая структура выказывает большую неустойчивость, в то время как способность к формально-логическим операциям сохраняется практически до самого исчезновения сознания. В нашем эксперименте по предъявлении задания К (глокая куздра) все члены исследованной группы легко поставили фразу в прошедшее время, будучи в нормальном состоянии, но не смогли сделать этого уже в состоянии легкого оглушения. То же повторилось, когда вместо бессмысленных корней мы подставляли осмысленные, но редкие. Следовательно, формальная трансформация проходит хорошо лишь на ограниченном семантическом поле высокочастотной лексики. Значит, тонкая связь со смыслом присутствует — и, таким образом, наличествует полноправный естественный язык, объединяющий план выражения и план содержания в единое целое. В этих условиях существуют как знаки, так и синтаксис как способ их объединения в суждения.
Обозначим через заключенную в фигурные скобки последовательность из семи индексов вероятность встречаемости данного признака на стадиях фона, и далее — от А до Е, причем минус здесь — вероятность от 0 до 0.3, плюс —минус — от 0.3 до 0.6 и плюс — от 0.6 до 1. Тогда вероятности встречаемости в речи испытуемых в среднем по всей совокупности, независимо от примененного препарата, изолированного простого нераспространенного предложения {---------± + Н~+} и узкоденотативного знака
{------------± + +} выказывают отчетливое плавное повышение.
Поскольку эти показатели характеризуют такие определяющие для структуры языкового текста явления, как его знаковое построение и синтаксические закономерности, их можно признать достаточными для первичного подтверждения гипотезы о выделении в диссолюции языка отчетливых, закономерно возникающих стадий. Заметим, что грубое усреднение, проведенное здесь без учета типов личности испытуемых или типов фармакологических препаратов, позволяет предположить наличие некоей мощной тенденции, действующей в целом, что согласуется с объективностью, вне-личным характером естественного языка.
26
С теоретической точки зрения уже на этом этапе возникают весьма существенные методологические сложности. Прежде" всего определения слова и предложения в литературном и разговорном языках различаются в целом ряде случаев. Например, обычные для последнего образования типа тётикатин, у мариванны трактуются в научной литературе целым рядом способов [63, с. 44]. То же относится к последовательностям типа пойду, позвоню, надо будет, нормально, и поеду себе туда, где вообще неясны границы между сочинением, подчинением и примыканием [63, с. 39]. В пределах разговорной речи характеристики слова и предложения также могут различаться: как показывают полевые исследования речи лиц, получивших среднее образование сравнительно с не получившими его, основную роль здесь играют элементы знания «школьной» грамматики [111, с. 102], переплетающиеся с усвоением элементов научно-технической культуры, даваемых в основном средствами массовой информации [88, с. 137 — 139]. Наконец, если гипотеза о появлении в ходе диссолюции глубинных уровней языка в явном виде справедлива, возможно ожидать тут появления древних, типологически далеких образований. Уместно вспомнить здесь доводы А. А. Потебни, полагавшего, что для различных временных этапов развития славянских языков следует давать разные определения предложения [61, с. 77].
Наивной была бы попытка решить весь этот комплекс вопросов, занимающих центральное место в работах представителей таких научных направлений, как дескриптивная лингвистика. Однако просто чтобы начать наш эксперимент, нужно было принять некоторые чисто практические принципы. В отношении выделения узкоденотативных знаков здесь нами применялась методика, основанная на вопросе а еще как (можно сказать?), освоенная испытуемыми на этапе предварительной тренировки. Например, когда в фоновом состоянии на вопрос как голова? испытуемый отвечает нормально, на последующий вопрос а еще как можно? он отвечает развернуто, чем-то вроде ну, голова у меня не болит, нормально в общем. На средних стадиях последний ответ звучит примерно так: Голова нормально. Ну, я сказал нормально. На поздних стадиях диссолюции испытуемый в лучшем случае повторяет: Нормально. . . нормально. . . голова. . . Поэтому к определению узкоденотативных знаков, данному выше, мы добавили их наличие на всех стадиях диссолюции языковой способности — от фона до самых глубинных, причем не учитывалась возникающая на поздних стадиях диссолюции тенденция к акцентной и морфологической фузии раздельных в обычном состоянии слов (например, лечаще'врач, у лечаще'врача).
Очевидно, действующая в нормальной разговорной речи тенденция к инкорпорации такого рода слов в одно целое усиливается и становится ведущей при углублении диссолюции: речевые знаки либо переходят в узкоденотативные, либо исчезают. Все такие образования мы считали за обычные («орфографические») слова, что резкое занижало численность узкоденотативных знаков,
27
но благодаря этому увеличивало достоверность наших подсчетов. Остальные же задания теста (А —3) были специально сформулированы так, чтобы в подавляющем большинстве случаев не допустить ответа длиннее чем одно—два слова, где последовательными вопросами а еще как? легко можно было выяснить, слиты ли они воедино или могут быть разделены.
Изолированное простое нераспространенное предложение выделялось нами как единица на основании анализа ответов на вопросы задания А (как голова?) в сочетании с только что описанной методикой а еще как? на самых глубинных стадиях диссолюции языка. Высказывания здесь кратки и состоят обычно из двух «орфографических» слов. Например, как голова? — нормально. . . кругом. Как мы заметили, вопросами типа а еще как? можно добиться их перестановки, следовательно, здесь наблюдаются действительно две лексемы. Одно из слов обычно представляет собой психологический предикат (как в приведенном примере) или психологический субъект (например, как зовут? — Петров). Одновременное их присутствие по материалам нашего теста возможно, но психологически, исходя из данной конкретной ситуации, избыточно. Ведь и в нормальном состоянии ясно, что задается вопрос о голове или имени испытуемого. В функции обоих может стоять любая единица языка, вплоть до изолированной морфемы (например, как язык? — того. . . недо. . .) — ср. [63, с. 48], или просто интонация, при нечленораздельном произнесении слова. Здесь же может присутствовать и другая лексема, вводная или обстоятельственного значения, также выраженная любым из названных способов. Предложения, содержащие психологический субъект и (или) предикат с обстоятельственным словом или без него, были определены нами как изолированные простые нераспространенные.
Дальнейшему членению последнего препятствует определенное единство этого предложения и нередкое отбрасывание при ответе на вопрос а еще как? обстоятельственного слова. Вне зависимости от конкретных лексем, реализующих такую схему на разных стадиях диссолюции, изолированные простые нераспространенные предложения подсчитывались по этой методике. Все остальные предложения учитывались вместе в соответствии с критериями письменного языка. При явном расхождении с последним, похожем на приведенный пример примыкающих словосочетаний с неясной предикативной организацией, они считались как ряд простых, но не изолированных предложений. Такая методика резко занижала величину индекса И4, что, как и в предыдущем случае, повышало достоверность наших выводов.
