Линн Трасс - Казнить нельзя помиловать. Бескомпромиссный подход к пунктуации
Покладистый апостроф
Весной 2001 года шоу «Поп-звезды» канала ITV1 сотворило поп-чудо нашего времени – вокальную группу Hear’Say. Как сейчас помню, появление этой группы стало общенародным событием: все толпами ринулись покупать их записи, а газеты, столь скрупулезные в вопросах названий, сразу же научились правильно ставить апостроф в Hear’Say и не вставлять пробелов. Называть эту группу Hearsay (в одно слово) было бы, видите ли, неверно. Называть ее Hear-Say (с дефисом) означало демонстрировать возмутительное невежество в области поп-культуры. В результате бедный маленький апостроф, так нелепо подвешенный в названии Hear’Say, был многократно размножен, и никто не подумал о его страданиях. Никто не обратил внимания на его жалкое положение; болтаясь без всякого смысла, он безмолвно взывал к имеющим глаза: «Я – полноценный знак препинания, заберите меня отсюда». К счастью, посетив через пару лет сайт группы Hear’Say, я узнала, что у этой грустной истории счастливый конец: в январе 2002 года Ким покинула коллектив, чтобы – после множества противоречивых слухов и официальных опровержений – выйти замуж за Джека, и группа через полтора года после возникновения благополучно прекратила свое существование.
Заточение апострофов в неволю и выставление их в глупом виде уголовно ненаказуемо. Жестокость по отношению к знакам препинания не подпадает ни под один закон: можно спокойно выдергивать ноги точке с запятой, испепелять лупой вопросительные знаки – ну и так далее, на что хватит фантазии. Однако появление в 2001 году группы под названием Hear’Say знаменует важный этап на пути к пунктуационной анархии. Как мы увидим впоследствии, покладистый апостроф всегда выполнял свою работу в нашем языке с энтузиазмом и изяществом, но его никогда по-настоящему не принимали всерьез. Его готовность приспособиться к обстоятельствам не вызывала сочувствия и всегда считалась само собой разумеющейся; теперь, в пору крайней графической распущенности, мы расплачиваемся за это. На этот хрупкий знак взвалили слишком много, но он и не думает роптать. Подобно старику из пьесы Артура Миллера «Суровое испытание», которого религиозные изуверы в черных шляпах подвергают мучительной смерти под расплющивающим его грузом, апостроф словно просит: «Грузите еще!» «Грузите еще», – отважно, хотя и все тише, приговаривает апостроф. «Еще», – шепчет он и сейчас. Но скажите на милость: сколько мучений должен вынести этот знак? Сейчас, когда он уже при последнем издыхании (а кретины продюсеры вставляют его в названия из декоративных соображений), не пора ли понять, что апостроф нуждается в нашей помощи?
Впервые апостроф появился в английском языке в XVI веке. Это греческое слово означает «отклонение»; отсюда значения «пропуск» и «упущение». В классических текстах апостроф использовался для обозначения пропущенных букв, как в слове t’cius вместо tertius;[53] и это было его единственной функцией, когда его впервые взяли на вооружение английские печатники. Помните комичного педанта Олоферна из пьесы «Бесплодные усилия любви», который говорит: «Вы не заметили апострофов, поэтому пропал размер»? Нет, конечно, не помните – никто не помнит слов этого жуткого зануды, и не стоит тратить времени, чтобы разобраться, что он имел в виду. Важно только знать, что во времена Шекспира апостроф указывал на пропущенные буквы, из чего следует, что Гамлет имел полное право сказать: Fie on’t. O fie!;[54] ’Tis a consummation devoutly to be wish’d;[55] и даже: I am too much i’ the sun[56] – последнее, между прочим, может служить ярким примером того, как писатель использовал новомодный знак препинания всуе, вынудив тем самым бесчисленные поколения многомудрых актеров принимать важный вид и произносить i’ так, как будто в этом есть великий смысл.
Если бы в жизни апострофа и дальше все было так же просто! Но увы. В некоторый момент времени в XVII веке печатники стали вставлять апостроф перед s для обозначения притяжательного падежа единственного числа (the girl’s dress[57]) – вот тут-то все и пошло наперекосяк. А в XVIII веке печатники начали использовать его и в случае множественного числа (the girls’ dresses[58]). Кстати, некоторые историки грамматики утверждают, что первоначально апостроф в притяжательном падеже символизировал сокращение от his;[59] и я долгие годы верила в эту заманчивую теорию – потому что знала пьесу Бена Джонсона Sejanus, his Fall[60] и считала, что это явный полуфабрикат на пути к Sejanus’s Fall.[61] Однако разрази меня гром, если мнения по этому поводу не расходятся. Другие историки грамматики полагают, что эту невежественную гипотезу (а для «Бесплодных усилий любви» – в оригинале Love’s Labour’s Lost– получается Love-His-Labour-Is-Lost) нужно забыть в тот же миг, как только услышишь. Понятно, что расшифровка Henry-His-Wives[62] (Henry’s Wives[63]) выглядит гораздо менее правдоподобной, когда подумаешь о притяжательных падежах существительных женского рода: логично предположить, что Elizabeth Her Reign[64] следовало бы произносить как Elizabeth’r Reign, а это привело бы к весьма плачевным последствиям: казалось бы, что говорящий глуповат, слегка подвыпил или говорит с акцентом, свойственным жителям юго-запада.
Итак, какие должностные обязанности числятся ныне за апострофом? Прежде чем рвать на себе волосы по поводу небрежного и неграмотного его применения в современном мире, обратим внимание на смиренную мудрость «Оксфордского справочника по английской литературе»: «В нашей истории не было золотого века, когда правила использования апострофа для указания притяжательного падежа были бы четко сформулированы, известны, понятны и применяемы большинством образованных людей». Для начала давайте убедимся, что умеем правильно писать слова, которые современные специалисты по грамматике называют притяжательными определяющими словами и притяжательными местоимениями. Ни одно из них не требует применения апострофа.
Притяжательные определяющие слова
ту our
your your
his their
her their
its their
Притяжательные местоимения
mine ours
yours yours
his theirs
hers theirs
its theirs
А теперь перечислим те важные обязанности, которые ежедневно выполняет апостроф.
1. Он обозначает притяжательный падеж существительного в единственном числе:
The boy’s hat[65]
The First Lord of the Admiralty’s rather smart front door[66]
Вроде бы просто. Однако не спешите. Если владелец стоит во множественном числе, но слово не кончается на букву s, то апостроф тоже стоит перед s:
The children’s playground[67]
The women’s movement[68]
Но если множественное число образовано стандартным образом, то апостроф стоит после s:
The boys’ hats[69] (мальчиков несколько)
The babies’ bibs[70]
Прошу прощения, если вы все это знаете, но беда в том, что многие – не знают. Иначе кто бы стал делать огромную детскую площадку, писать на ней Giant Kid’s Playground,[71] а потом удивляться, почему на ней никто не играет? (Ответ: потому что все боятся гигантенка.)
2. Он указывает на время или количество:
In one week’s time[72]
Four yards’ worth[73]
Two weeks’ notice (компанию «Уорнер бразерс» прошу
принять к сведению)
3. Он говорит о пропуске цифр в обозначении лет:
The summer of ‘68[74]
4. Он обозначает пропуск букв:
We can’t go to Jo’burg (We cannot go to Johannesburg[75] – возможно, потому, что не умеем писать название этого города полностью).
She’d’ve had the cat-o’-nine-tails, I s’pose, if we hadn’t stopped ’im[76] (She would have had a right old lashing, I reckon, if we had not intervened[77]).
Однако принято считать, что стандартные сокращения типа bus (omnibus), flu (influenza), phone (telephone), photo (photograph) и cello (violoncello) больше не нуждаются в извинительных апострофах. Более того, фраза Any of that wine left in the ’fridge, dear?[78] выглядит в наше время несколько неуклюже, чтобы не сказать вызывающе. Многие другие сокращения тоже превратились в полноценные слова. На словах nuke[79] (взрывать ядерную бомбу), telly[80] (телевизор) или pram[81] (детская коляска) просто некуда прицепить апостроф – хотя многие пытаются это сделать, поверьте.
