Отто Менхен-Хельфен - История и культура гуннов
Цяньлун был «сыном небес», но не богом. Не был им и Аттила. В отношениях с простыми гуннами Аттила вел себя вовсе не как божественное существо. Не было никаких сложных церемоний, подчеркивающих дистанцию между божественным сувереном и его подданными, и уж тем более не велась речь о бездне между Сасанидами – царями царей – и простыми смертными. Аттила не носил ни диадемы, ни короны, его платье было простым, пряжки на обуви и упряжь коня не были украшены золотом и драгоценными камнями, как у гуннской знати. Он пил из деревянного кубка и ел из деревянной тарелки. С одним только телохранителем, стоявшим рядом, Аттила перед своим домом выслушивал споры гуннов и выносил суждение. Аттила утверждал, что является всего лишь родовитым человеком, не более того. В погребальной песне, спетой на его похоронах, усопший царь назывался великим завоевателем, а вовсе не богом.
С другой стороны, Куридах, вождь акациров (хазаров. – Пер.) в гуннских войсках, отказался явиться ко двору Аттилы, потому что ему было трудно предстать перед лицом бога: «Если невозможно смотреть на диск солнца, как можно созерцать величайшего из богов без ущерба для себя?» Конечно, Куридах мог прибегнуть к такой аргументации только потому, что боялся ловушки и рассчитывал спастись, польстив великому и ужасному Аттиле. Однако это все же недостаточное объяснение столь гиперболизированному сравнению с солнцем.
В поздней Римской империи правитель часто сравнивался и даже уподоблялся солнцу. Надпись на конной статуе Феодосия I гласит: «Ты пришел с востока, еще одно солнце, несущее свет. О Феодосий, для смертных ты царишь на небесах. О добросердечный, с океаном у ног твоих и бескрайней землей».
Но император был мягким, а не яростным ослепляющим солнцем. Сравнение Куридаха напоминает одно из индийских выражений. Великий лучник Бхишма сам был похож на все пожирающее солнце, и на него невозможно было смотреть, так же как и на солнце, которое приближается к зениту и сжигает все, что внизу. Правда, нет больше ничего, связывающего акациров с Индией.
Титулы и эпитеты царей хунну и правителей орхонов не предлагают никаких параллелей со словами Куридаха. Титул царя хунну – Ch'eng li ku t'u – авторами объяснялся, как täŋri qut, «небесное величество». Ch'eng li – d'ɒng lji – это, несомненно, tänri, «небо, бог». Ран Ку уверенно заявляет, что таково значение слова на языке хунну. Ku t'u, говорит он, означает «сын». Этимология ku t'u Ширатори – он считает это тунгусским словом «сын» – может быть и неубедительна, но она согласуется с текстом. Мюллер и Габайн отвергают перевод Пан Ку, убежденные, что хунну говорили на тюркском языке. Мюллер не сомневается, что ku t'u может быть только тюркским qut. И он, конечно, не прав. Почему китайцы транскрибировали qut не так, как делали это в период Тан, – ku ‹ kuət? Если же старая форма qut была двухсложной, это было, возможно, *qawut. Приняв китайский титул tien tzŭ, шаньюй провозглашал себя равным императору. Не существует дороги от «сына небес» до «величайшего из богов» Куридаха.
В орхонской надписи каган получает силу от Täŋri. Он, если можно так сказать, получает мандат от Täŋri, однако сам им не является, и его никогда не сравнивают с солнцем. В последующие века эпитет täŋri стал вполне обычным. В VIII в. правитель восточных тюрков, а в IX в. царь уйгуров называли себя täŋri qaγan; atun – χatun – это täŋri qunčuy – «божественная принцесса», täŋrim, мой бог, означает «принцесса». Уйгурский царь – это täŋri qan или täŋri ilig, божественный царь. Но он также может называть себя täŋri без каких-либо добавлений. В источниках также встречаются taiχan χan, kümsä, χatun täŋrim, mišan, χan, čaiši wang bäg и другие täŋri. Во всех этих титулах значение täŋri колеблется между «богом» и «величеством», в точности так же, как в baγān в среднеперсидском. Между тем Будда – это «täŋri of the täŋri» (бог богов), а Мани – «величайший täŋri», что в точности соответствует μέγιστος τῶν θεῶν Куридаха. Судя по всему, уйгуры и другие тюрки позаимствовали, хотя и в ослабленной форме, концепцию обожествления царя от персов.
Слова Куридаха имеют отчетливое персидское звучание. Обожествление персидского монарха началось еще при Дарии I и продолжалось весь парфянский и сасанидский периоды. Шапур θιός имел «божественное происхождение». Бахрам II был божеством. Хосров называл себя «божеством, взявшим облик от богов». Сасанидский царь с головой, увенчанной лучами, появляется под видом солнца, radiato capite solis in figura. Усаживаясь на трон, правитель закрывал лицо. Согласно церемониалу нового персидского двора, было очень важно, появляясь перед шахом, прикрыть лицо руками и одновременно воскликнуть: «Misuzam, я обожжен!»
Хотя для гуннов Аттила определенно не был небожителем, акациры, особенно после того, как вынуждены были признать его повелителем, взирали на царя гуннов так же, как персы на своего властелина.
StravaКогда Аттила умер, гунны, как это было в обычаях у их народа, «отрезали часть своих волос и обезобразили свои лица ужасными ранами, так чтобы храбрый воин был оплакан не слезами женщин, а кровью мужчин». Сидоний имел в виду гуннов, когда писал о народах, «для которых траур означает нанесение себе ран, разрывание щек железом и оставление красных шрамов на угрожающем лице». Строка в поэме Калидасы «Рагхувамша» (Raghuvamśa) упоминает о том же обычае среди гуннов на Оксусе (Амударья); «Подвиги Рагху, чье мужество прославилось среди мужей женщин гуннов, проявилось в алой окраске их щек».
Нанесение себе ран на лице как выражение скорби было так широко распространено, что можно привести в качестве доказательств всего лишь несколько параллелей этому гуннскому обычаю. Кутригуры резали щеки кинжалами, тюрки вырывали волосы, делали разрезы на ушах и щеках, то же самое делали мадьяры и славяне на настенном изображении в Панджикенте, копирующем сцены Паринирваны. Скорбящие резали свои щеки ножами. До сравнительно недавнего времени этот обычай соблюдался сербами и албанцами, а также в некоторых регионах Таджикистана. Линии на золотой маске, найденной в долине Чу и датированной IV или V в., – возможно, шрамы.
В «Гетике» рассказывается о похоронах Аттилы. Источник Иордана – Приск.
Его тело положили в шелковый шатер посреди степи, чтобы воины могли ему поклоняться. Лучшие всадники гуннского племени объезжали шатер, в котором лежало мертвое тело, чтобы порадовать сердце умершего вождя. В погребальных песнопениях они поминали подвиги Аттилы:
Аттила, великий царь гуннов, сын Мундзука, властелин сильнейших племен.
Обладая неслыханным дотоле могуществом,
Он один овладел скифским и германским королевствами,
а также поверг в ужас обе империи римского мира
захватом их городов и
умилостивленный мольбами, чтобы не было отдано и остальное на разграбление,
он принял ежегодную дань.
И, совершив все это с большим успехом,
он скончался не от вражеской раны, не преданный друзьями своими,
а когда племя пребывало целым и невредимым,
в радости и наслаждении,
не чувствуя боли.
Кто же примет это за кончину,
когда никто не считает ее требующей отмщения?
(Praecipuus Hunnorum rex Attila,
patre genitus Mimdzuco,
fortissimarum gentium dominus,
qui inaudita ante se potential
solus Scythica et Germanica regna possedit
nec non utraque Romani orbis imperia
captis civitatibus terruit, et
ne praedae reliqua subderentur,
Placatus praecibus annum vectigal accepit:
cumque haec omnia proventu felicitates egerit,
non vulnere hostium, non fraude suorum,
sed gente incolumi
inter gaudia laetus
sine sensu doloris
occubuit.
Quis ergo hunc exitum putet,
quem nullus aestimat vindicandum?)
Когда его оплакали, над его могилой гунны провели strava – так они это называли – и веселое пиршество. Они сочетали противоположные чувства, выражали похоронную скорбь, смешанную с ликованием. Затем в таинстве ночи они похоронили тело в земле. Они обшили гроб золотом, серебром и железом, показав таким образом, что эти три металла годились для могущественнейшего из царей: железо – потому что он покорил многие племена, золото и серебро – потому что получал дань с двух империй. Они также добавили оружие, которое он отнял у врагов, наряды редкостной ценности, блестящие драгоценными камнями, всевозможные украшения, соответствовавшие его положению. А чтобы предотвратить человеческое любопытство к таким великим богатствам, тех, кто выполнил эту работу, убили – ужасная плата за труд. Таким образом, мгновенная смерть постигла погребавших так же, как постигла она и погребенного.
Источник Приска неизвестен. Если, как я склонен думать, strava – славянское слово, его информатором мог быть спасшийся военнопленный или один из тех «гуннов», которые после 453 г. служили в армии Восточной империи. Приск мог слышать песню от гота, которому она была переведена с гуннского и который передал ее на греческом языке. Песню перевели не меньше одного раза, скорее – два, возможно, и три – до того как Кассиодор или Иордан придали ей нынешнюю форму. «Реконструкции» предположительно готского текста из версии довольно-таки далекой от оригинала столь же причудливы, как попытки отыскать его в мировоззрении древних тюрков.
