Людмила Зубова - Языки современной поэзии
Затрудненность ориентации во времени, вызванная множественностью точек отсчета, находит соответствие в ремарке нрзб и в заглавии цикла «Паранойяна», частью которого является стихотворение «Из недошедшего». Этой полицентричности и неразборчивости соответствует монтаж цитат и аллюзий, соединяющий литературные высказывания разных эпох.
В стихотворении «Тихие игры» обыгрывается относительность наречий уже и ещё'.
Заползает страх внутрь с мылом.
Он ползёт ужом, но уже тесно
и ещё темно: ночь. Но чьи ночью
щупальцы? Гортань спазм стиснул.
Кожаный мешок износил ношу,
истощил нишу, истончил кожу,
ищет облегчения, а не смысла.
Так висит капля на краю крана…
А вода стекла, слилась. Стихло.
И ещё поздно. Но уже рано[445].
В этом тексте нормативные словосочетания уже поздно и еще рано обмениваются компонентами, превращаясь в алогичные соединения еще поздно и уже рано. В русском языке отношения между словами уже и еще весьма сложны, слова предстают то антонимами, то синонимами (см., напр.: Богуславский, 1996: 227–302). Значения слов уже и еще сближаются общим элементом ‘смещение времени события (состояния) по сравнению с ожидаемым временем’, различаясь точкой отсчета — предшествующей событию или последующей.
В ситуации неотчетливого сознания при бессоннице, изображенной в стихотворении, точка отсчета все время сдвигается. Уже в предложениях типа он уже пришел может означать ‘раньше, чем ожидалось’, то есть ‘рано’, поэтому сочетание уже рано предстает одновременно и противоречивым, и тавтологичным. Наречия поздно и рано тоже выражают относительную локализацию действия, состояния или явления во времени, зависимую от точки отсчета (ср. широко распространенную шутку: вернусь домой рано, то есть ‘вернусь утром’). И потенциальная противоречивость всех компонентов в сочетаниях уже поздно и еще рано создает весьма причудливую картину относительности времени. При этом слово еще употребляется в стихотворении не только как наречие со значением ‘пока’, но и как частица со значением ‘кроме того’.
От точки зрения может зависеть восприятие любого явления. Многие ситуации могут быть обозначены как привлекательные и как отталкивающие. Позиция автора — совмещение противоположных взглядов на предмет изображения. В частности, на поэтическое вдохновение:
Писать стихи естественно, но стыдно
и на людях неловко, как и все
естественные наши отправленья,
и лучше бы писать уединясь,
но это — кабы знать, как говорится,
где упадешь — соломки б постелить.
Ино как вступит, схватит, подопрет —
и нету сил, и некуда деваться;
стесненье и условности отринув,
в углу присядешь, шелестя бумажкой,
когда уже совсем невмоготу…
Случайные свидетели косятся,
воротят нос, рот кривят, глаз отводят,
качают головой — et caetera,
но ты уже не видишь и не слышишь,
в глазах темно, несет, несет, несет!..
И лишь опустошив, вдруг отпускает,
и с чувством облегченья и стыда
измаранный листок сомнешь и бросишь,
и результат отвратен и постыл…
Писать стихи естественно, но стыдно,
однако же катáрсис неизбежен
и как понос иль Рок неумолим.
Стихотворение рассказывает о творческом процессе как о «естественной потребности», то есть настоятельной необходимости. Строчков вовсе не эстетизирует низкое, а развернутым натуралистическим сравнением обеспечивает достоверность высказывания, которое состоит из постулатов постмодернизма: поэт — не романтик и не пророк, появление стихов не зависит от воли автора, высокое и низкое не противопоставлены друг другу, автор не может рассчитывать на то, что продукт его жизнедеятельности понравится другим и ему самому. Вместе с тем сочинитель стихов, изображенный в этом тексте, — не холодный ироничный наблюдатель, а человек, обнажающийся и стыдящийся этого. Абсолютная подчиненность поэта стихии творчества — это постулат романтизма.
Строчков провоцирует читателя находить все новые и новые признаки сходства между творческим и физиологическим процессами: стихи состоят из того, что человеком воспринято, усвоено, переработано. Они какое-то время находятся внутри него, но потом неизбежно отторгаются. Стихи могут стать материалом для диагноза и в буквальном, и в расширительном смысле этого слова: по стихам можно судить о личности автора, о состоянии общества и культуры. Можно вспомнить выражение анализ текста, заметить перекличку со строкой Пушкина Минута — и стихи свободно потекут («Осень»[447]).
Не исключено, что импульсом к появлению этого стихотворения явилось наличие у глагола писать его омографа (омографы — слова, различающиеся ударением), хотя в тексте изображается «большая нужда».
Это стихотворение — одна из иллюстраций к такому тезису: в принципиально многозначном мире «Материя и Дух <…> не торгуются по поводу чечевичной похлебки, а сосуществуют на равных правах, на правах равноправных гипотез, но гипотез рабочих, работающих» (Строчков, 1998: 462).
Многообразие мира описывается Строчковым не только полисемантическими словами. Асимметричный дуализм языкового знака проявляется и в ситуациях, когда один предмет получает разные названия — при синонимии. Однако абсолютных синонимов в языке нет:
В языке, обогащенном умными авторами, в языке выработанном не может быть синонимов; всегда имеют они между собою некоторое тонкое различие, известное тем писателям, которые владеют духом языка, сами размышляют, сами чувствуют, а не попугаями других бывают.
(Карамзин, 1964: 142);Синоним является синонимом только в словаре. Но в контексте живой речи нельзя найти ни одного положения, в котором было бы все равно, как сказать: конь или лошадь, ребенок или дитя, дорога или путь и т. п.
(Винокур, 1929: 85)Смысловые различия между синонимами определяются оттенками их значения, ассоциативным потенциалом, стилистической принадлежностью, предметной отнесенностью каждого из слов.
Кроме того, в художественной речи возможны контекстуально обусловленные синонимы, когда автор представляет равнозначными и включает в один смысловой ряд слова, имеющие в языке разное значение.
Так, например, Строчков организует перечислительные ряды существительных на основе фонетического сходства, общности словообразовательных элементов — приставок, суффиксов, по принципу сочетаемости с одним и тем же многозначным глаголом, сближая эти слова по смыслу в художественном образе:
И растет, наплывает тревога, трирема, трагедия, трещина,
и никак не растает таблетка, облатка, тусклая капсула,
рассосаться не может ее оболочка, обложка, обличив, облачко,
раствориться не хочет окно, циркуль, соль и любое творение,
и никак не нащупать опору, основу, корпус, остов, корпускулу.
Такие ряды напоминают синонимические цепочки в средневековом стиле «плетение словес» (XIV–XV вв.), например, в сочинениях Епифания Премудрого. Этот стиль орнаментальной прозы (возможно, что и ранней поэзии — Матхаузерова, 1974: 86–90) возник из идеи исихазма о непознаваемости и неназываемости Бога, истины (см.: Прохоров, 1968).
Как будто иллюстрируя эту идею, стихотворение заканчивается словами между тем как душа все отходит от тела, все ширится трещина, / все отходит от берега лодка, трирема, трагедия, истина.
Различная предметная отнесенность существительных одной лексико-семантической группы, объединенной значением ‘документальное подтверждение чего-л.’, организует такое стихотворение:
ВНУТРЕННЯЯ ОПИСЬ
1. …вот направление в кино,
2. анкета за пальто,
3. меню театра (там давно
дают совсем не то:
там в основном идет вода,
парад
или развод;
покажут деньги иногда,
не чаще раза в год),
4. рецепт на поезд и постель,
5. приказ, что мне семь лет,
6. указ на блюдо для гостей, (?)
7. вот проездной на хлеб,
8. рекомендация за свет,
за телефон и газ,
9. вот в поликлинику билет.
10. путевка в первый класс,
11. акт постановки на прикол
учета за жилье,
12. а этот старый протокол —
из прачечной белье,
13. свидетельство о чистке штор
и пары свитеров
14. и двухсторонний договор
с врачом о том, что я с тех пор
практически здоров:
14. 1. физически;
14. 2. психически;
14. 3. фактически;
14. 4. и всячески;
14. 5. по соглашению сторон
я с двух сторон здоров.
Я отдаю себе отчет,
что это просто бред.
15. К нему подколот крупный счет
за справку, что вода течет
в сберкнижку за билет
16. с сопроводительным письмом
о том, что справок нет,
поскольку счастья в жизни нет,
поскольку жизни нет[449].
В этом тексте слова направление, анкета, меню, рецепт, указ, приказ, проездной, рекомендация, билет, путевка, акт, протокол, свидетельство, договор, счет, справка, сопроводительное письмо отнесены к иным предметам и ситуациям, чем предполагает норма. Неназванными, но подразумеваемыми оказываются слова квитанция, карточка, чек, прописка, заказ.
