Владимир Алпатов - История лингвистических учений. Учебное пособие
Проблема нормы, имевшая первостепенную важность для лингвистических традиций и сохранявшая значение для А. Арно и К. Лансло, ушла на периферию науки о языке с формированием сравнительно-исторического метода. В XIX в. научная лингвистика по самому своему предмету была жестко отграничена от нормативной, а формирование структурной парадигмы не привело к какому-нибудь появлению интереса к нормативным проблемам (исключение, как будет дальше показано, составляла советская лингвистика, где такой интерес стимулировался практической работой по языковому строительству, и во многом Пражский кружок). Более того, если на ранних стадиях компаративизма еще сохранялось противопоставление более престижных языков культуры и письменности и более «примитивных» языков, то младограмматики окончательно покончили с таким делением, а сосредоточение послесоссюровской науки на внутренней лингвистике привело к идее о принципиальном равенстве всех языковых систем: литературных, диалектных, просторечных индивидуальных и т. д. Тем самым позиция лингвиста резко разошлась с позицией носителя языка (как писал один современный западный социолингвист, «языки равны только перед Богом и лингвистом»).
Ж. Вандриес в связи с социальным, групповым характером языков обращается к вопросу о норме. Он писал: «У каждого члена группы есть ощущение, что он говорит на определенном языке, который не является языком какой-либо из соседних групп. Таким образом, язык приобретает реальное существование в ощущении, общем у всех говорящих на нем. Это определение, на первый взгляд совершенно субъективное, опирается на тот факт, что к ощущению общности языка присоединяется у говорящих стремление к известному языковому идеалу, который каждый из говорящих старается осуществить в своей речи. Между членами одной и той же группы как бы существует установившееся молчаливое соглашение поддерживать язык таким, как это предписывается нормой». Важно и такое указание Ж. Вандриеса: «Каждый член данной языковой общины… всегда инстинктивно и бессознательно сопротивляется произволу в употреблении языка. Всякое нарушение обычного употребления языка со стороны отдельного говорящего сейчас же исправляется; смех наказывает виновника и отнимает у него желание повторить ошибку». Понятие нормы понимается Ж. Вандриесом шире, чем это принято в традиции: он подчеркивает, что норма существует не только в стандартных языках, но в любом диалекте и говоре. Более того, при отсутствии фиксации на бумаге она тем строже: если литературные языки допускают вариативность, то «говорящие на говорах почти никогда не колеблются».
В то же время любая норма не абсолютна, а относительна. Ж. Вандриес приходил к такому выводу: «Правильный язык — идеал, к которому стремятся, но которого не достигают; это — сила в действии, определяемая целью, к которой она движется; это — действительность в возможности, не завершающаяся актом; это — становление, которое никогда не завершается».
С проблемой нормы тесно связана и проблема прогресса в языке, также к началу XX в. исключенная из активного рассмотрения в языкознании. Отказ от стадиальных концепций, ни одну из которых не удалось доказать, в сочетании с позитивистским взглядом на мир привел ученых к этому времени к представлению о том, что вообще невозможно установить какие-либо общие закономерности в развитии строя языков. А. Мейе, как и И. А. Бодуэн де Куртенэ, не признавал каких-либо классификаций языков, кроме генетической. С ростом знаний о так называемых «примитивных» языках, в частности индейских, стало окончательно ясно, что они ни по фонетике, ни по грамматике, ни даже по лексике принципиально не отличаются от языков «передовых» народов. Все это привело к представлениям о том, что вопрос о прогрессе или регрессе в языке, о степени развития того или иного языка вообще выходит за рамки науки. Здесь, как и по вопросу о норме, позиция лингвистов стала явно расходиться со «здравым смыслом» носителей языка.
Ж. Вандриес, обсуждая данный вопрос, занимает по нему чуждую крайностей и в целом разумную позицию. С одной стороны, он решительно отверг всякую стадиальность и всякие попытки связать прогресс или регресс в языке с языковым строем. Также он выступает против смешения языковых и внеязыковых критериев: «Эстетическая и утилитарная ценность языка не должны приниматься во внимание при оценке прогресса языка». Подвергает он сомнению и попытки вводить оценки на основании степени трудности того или иного языка для произношения и прочих квазиточных критериев, указывая на то, что такие критерии на деле достаточно субъективны. В целом не согласен Ж. Вандриес и с делением языков на «развитые» и «примитивные», хотя некоторые различия подобного рода он все же признает: «В этих языках (языках дикарей — В. А.) представлено лингвистическое состояние, на котором не отразилось почти совсем или в очень небольшой степени то, что мы называем культурой. Они изобилуют конкретными и частными категориями и этим отличаются от языков культурных народов, в которых все меньше частных категорий и все больше категорий общих и абстрактных». Последующие более объективные исследования семантики «языков дикарей» не подтвердили такого рода точку зрения.
Но с другой стороны, Ж. Вандриес против того, чтобы полностью отказаться от идеи прогресса в языке вообще. Он пишет: «Об абсолютном прогрессе, очевидно, не может быть речи… Некоторый относительный прогресс в истории языков все же можно отметить. Различные языки в различной степени приспособлены к различным состояниям культуры. Прогресс языка сводится к тому, что данный язык по возможности лучше приспособляется к потребности говорящих на нем». Говорить что-либо более конкретное по этому поводу ученый не берется.
Отметим еще одно место в книге Ж. Вандриеса, где некоторые идеи, идущие от А. Шлейхера, включаются в контекст антиномий соссюровского типа. В качестве «закона всякого развития языка» выделяется борьба двух противоположных тенденций к дифференциации и унификации языков. Дифференциация языков понимается вполне традиционно в соответствии с концепцией родословного древа. Однако Ж. Вандриес указывает на естественный предел такой дифференциации: «Уменьшая все сильнее объем групп, общению которых язык служит, эта дифференциация лишила бы язык права на существование; язык должен был бы уничтожиться, став непригодным для общения между людьми. Поэтому против стремления к дифференциации беспрерывно действует тенденция к унификации, восстанавливающая нарушенные отношения». Эту тенденцию не надо понимать в смысле образования смешанных языков в духе И. А. Бодуэна де Куртенэ или тем более Н. Я. Марра. Речь идет о вытеснении многих получающихся систем (говоров, диалектов, целых языков) теми или иными более престижными системами. Данная формулировка показывает, что Ж. Вандриес в большей степени, чем его учитель А. Мейе, имел склонность к формулированию общих законов языкового развития.
Книга Ж. Вандриеса «Язык» затрагивала широкий круг проблем. Ее автор стремился рассмотреть в ней все три главных вопроса языкознания: «Как устроен язык?», «Как функционирует язык?» и «Как развивается язык?». Но появилась книга уже тогда, когда после издания «Курса» Ф. де Соссюра лингвистика временно сосредотачивалась на рассмотрении только первой из данных проблем. Многое из проблематики книги надолго ушло на периферию науки о языке, что, конечно, не означает того, что сами проблемы от этого перестали существовать.
ЛитератураСергиевский М. В. Антуан Мейе и его «Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков» // Мейе А. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков. М., 1938.
Кузнецов П. С. Комментарии // Вандриес Ж. Язык. М., 1937.
Развитие концепции Ф. де Соссюра
В. Брёндаль., А. Гардинер., К. Бюлер
После Первой мировой войны европейская и американская лингвистика развивается прежде всего в рамках структурализма и под знаком обсуждения проблем, затронутых в «Курсе общей лингвистики» Ф. де Соссюра. В разных странах складывается несколько школ, в той или иной мере развивавших новую лингвистическую парадигму. Помимо этого работали ученые, не создавшие школы, но также выступавшие как продолжатели того направления, которое впервые проявилось в книге Ф. де Соссюра. Именно о них и пойдет речь в этой главе.
Наше рассмотрение уместно начать, несколько нарушив хронологические рамки, со статьи датского ученого Вигго Брёндаля (1887–1942) «Структуральная лингвистика», появившейся в 1939 г. Ее автор, специалист по общему и романскому языкознанию, опубликовал несколько книг, в частности, изданную посмертно монографию по общей теории предлогов, но более всего он известен как автор рассматриваемой здесь статьи, по-русски изданной в составе хрестоматии В. А. Звегинцева. К 1939 г. структурализм уже занял прочные позиции в мировой науке о языке и стали достаточно ясны его основные черты, противостоящие языкознанию предшествующей эпохи, в первую очередь младограмматическому. Статья В. Брёндаля интересна четким и ясным суммированием основных черт, разграничивающих два направления в науке о языке, а также попыткой связать изменения в методологии лингвистики с изменениями в общенаучных представлениях и подходах, наметившихся в то же время..
