Наталья Иванова - Либерализм: взгляд из литературы
3. Что же касается литературы не как области, а как ценности, здесь все обстоит существенно иначе. Во-первых, в мировой литературе достижения так называемых реакционеров отнюдь не меньше достижений «революционеров». Что же касается литературной критики (если это не публицистика, т. е. пропаганда, а именно критика – работающая со смыслами и формой литературных высказываний), то для меня лично вопрос, каких общественно-политических убеждений придерживается критик, имеет значение, может, немногим большее, чем левша он или правша. Критерий один: и то, как он пишет, и то, о чем он пишет (в меньшей мере), должно быть талантливо. Талантливые произведения всегда умнее и глубже собственных авторов. Другой вопрос: где их столько взять? При том что холопья психология сужает и блокирует саму возможность их появления. Талант в отличие от способностей по определению обязан и может быть только неконформистским, точнее, внутренне, органически свободолюбивым. Остальное – позорное ремесло надсмотрщиков или нахлебников. Не поклоняющимся «кесарю» настоящим почвенником на моей памяти был только покойный Панченко. У него были острая мысль, чувство слова и кругозор. А охотнорядцев, велеречивых и дремучих, крикливых люмпенов, как, впрочем, и либеральных попугаев, я просто не в состоянии читать – смысла не вижу.
4. Теоретически такое поле есть – это квалифицированная критика, умеющая приподниматься (не отказываться, только приподниматься) над своими партийными, тусовочными и меркантильными интересами. Жизненно необходимо и, увы, пока невозможно в России издание типа нью-йоркских книжных обозрений (я не идеализирую, а имею в виду лишь их профессионализм и авторитет). Пока же толстожурнальная литература, несмотря на все премии, по-прежнему сама себя воспроизводит, обслуживает и потребляет. Ее критика все так же неповоротлива, дискурс выглядит архаичным, а аудитория продолжает сужаться. Книгоиздатели с успехом подменяют критику назойливым, но малоэффективным пиаром. Выходят сегодня несколько тонких журналов книжных рецензий – но только для гуманитариев-интеллектуалов и мизерным тиражом. Информацию о книгах и авторах стало удобнее всего получать в Интернете: она оперативна, разнообразна, – но очень неравноценна, от нее устаешь. Поэтому ориентирами для читателей служат несколько сетевых изданий и сайтов с более или менее устойчивой репутацией, а также аннотации в массовой бумажной периодике, почти повсеместно вытеснившие жанр книжных рецензий. С некоторым люфтом доверия с их рекомендациями все же считаются. Под Новый год в Москве можно было наблюдать картину: когда глянцевые журналы подводят итоги года, москвичи, вооружась ими, едут в магазины и строго по списку скупают рекомендованные CD, видеокассеты – и книги в том числе. Времени за всем уследить не хватает, а так достаточно высока вероятность выловить нечто стоящее. Поэтому и нужен «непопсовый» массовый журнал, хорошо финансируемый (чтобы привлечь лучшие перья) и независимый от издательского бизнеса, пишущий только о книгах и книжно-литературных событиях, насколько возможно – кратко и внятно. Мне говорили, что во Francfurter Algemeine какой-то отдел отдан «правым», какой-то «левым», что не мешает ей быть лучшей немецкой газетой. У нас такое пока невозможно (в «НГ-Ex libris» попытались – и получили нынешний маразм), но надо мечтать.
Олег Клинг:
1. То, что для части современных критиков (и не только нового призыва) слова «либерал» и производные от него стали употребляться в негативном, бранном контексте, происходит в русской литературе и критике и, естественно, в русском обществе не впервые. В общественной и литературной ситуации 1860-х годов было нечто сходное. Уже тогда в размежевании радикалов и либералов, с одной стороны, и либералов и консерваторов – с другой, в сознании русской интеллигенции слово «либерал» стало и негативным, и бранным. Причем это исходило не только от радикалов (Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова, Д. И. Писарева, многих других, которые заполняли многочисленные страницы критики и публицистики в толстых журналах), но и от писателей, не принимавших радикальные воззрения. Пародия на либеральные идеи и стиль жизни – Павел Петрович Кирсанов в «Отцах и детях» И. С. Тургенева (другое дело – Николай Петрович Кирсанов, близкий автору). Но даже Л. Н. Толстой, разорвавший с радикальным «Современником» после прихода туда Чернышевского (он называл его идеи мертвечиной), не менее пародийно по сравнению с Тургеневым изобразил одного из первых проводников либеральных доктрин в России, который оказался при власти, – М. М. Сперанского. Даже восхищенный своим новым Наполеоном Андрей Болконский так воспринимает Сперанского: «…спокойствие и самоуверенность неловких и тупых движений», «…твердый и вместе с тем мягкий взгляд полузакрытых и несколько влажных глаз», к тому же «…руки… необыкновенно пухлые, нежные и белые». Дальше больше: «…холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд…». Последняя ступень разочарования – после встречи с Наташей Ростовой: «Все, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно».
В нисхождении Сперанского в глазах Болконского Толстой дал модель взаимоотношений в России либеральных деятелей и общества, модель, которая повторилась на наших глазах в конце XX – начале XXI века.
К чему этот ликбез, цитатник? Дело не только в поразительном сходстве в судьбе нынешних идеологов либеральных идей и либеральных реформаторов ельцинского периода (первым этот путь прошел Е. Гайдар, затем А. Чубайс, Б. Немцов, другие). Главное – этот цитатник хорошо был усвоен на школьных уроках литературы несколькими поколениями советских и постсоветских школьников, которые на уровне не только сознания, но и подсознания привыкли к негативному контексту слова «либерал». Апофеоз – «премудрый пискарь» М. Е. Салтыкова-Щедрина.
Совсем немногие бывшие школьники, которые и составляют так называемый современный электорат, соотносили и соотносят понятие «либерализм» с его исходным значением, связанным со свободой. Уже дореволюционный «Словарь иностранных слов» (3-е изд. Пг., 1917) наряду с основным значением слова «либерализм» (1) («свободомыслие, стремление к новым и лучшим формам общественного устройства на основаниях общих равенства и свободы») давал и негационное, вытекающее из литературного восприятия толкование слова «либеральничать» (2): «рисоваться свободомыслием ради своекорыстных целей».
Естественно, в советскую эпоху слово «либерализм» на официальном, идеологическом уровне приобрело однозначно негативный оттенок. «Словарь иностранных слов» сталинского времени (4-е изд. М., 1954) целиком погружал это слово в контекст западной, буржуазной действительности: «Либерализм (3) <…> система экономических и политических взглядов, выражавших интересы промышленной буржуазии… В эпоху империализма и пролетарской революции л. становится глубоко реакционным явлением». По отношению к советской действительности допускалось лишь словосочетание «гнилой либерализм (4) – половинчатость, беспринципность, примиренчество, попустительство, отсутствие бдительности, мягкотелость».
В эпоху застоя слова «либерал» и «либерализм» чуть «потеплели». Появилось в «Словаре иностранных слов» (8-е изд. М., 1981) с пометкой «устное» новое значение «либерала» (5): «свободомыслящий, вольнодумец», а в статье «либерализм», тоже «устное», (5. 1): «свободомыслие, вольнодумство».
Однако это значение, восходящее к «оттепели», но абсолютно не равное «диссидентству», не могло изменить векового отрицательного смысла слов «либерал» и «либерализм».
И когда в конце 1980-х годов стала формироваться новая идеология, изначально ошибочно было назвать ее либеральной. Она не была либеральной по свой сути. Потому что не обещала экономического и политического равенства для всех слоев общества. А главное: слово «либерал» не могло оторваться от своего исторического семантического прошлого, разошедшегося в России с понятием «свобода». Наконец, слово «либерал» очень скоро себя скомпрометировало. К тому же появился (понятно чей) проект – Либерально-демократическая партия В. В. Жириновского. Здесь попадание сразу по двум целям: дискредитация ключевых опор нового движения – либерализма и демократии. Позднее другое словосочетание, наиболее часто встречающееся в речах политиков и в СМИ тех лет, – либерализация цен – придало слову либерализм устойчивый негативный эмоциональный фон. Идея «либеральной диктатуры», дефолт, многое другое окончательно вернуло слову «либерализм» бранный смысл.
Из пяти значений слова либерализм, приведенных выше (этот список неполон), стал актуализирован тот, что близок второму: (2) «рисоваться свободомыслием ради своекорыстных целей».
Но у слов своя, непредсказуемая жизнь. Кто знает, может быть, пройдет время, и в России слово «либерал» вернет свой изначальный смысл – связанный со свободой.
