В. Лосев - Русские поэты XX века: учебное пособие
Самойлов – автор целого ряда поэтических сборников и поэм. Особое внимание обращает на себя книга под пушкинским названием «Волна и камень» (1974), в которой явственно обнаружились экзистенциальные мотивы, а излюбленная историческая тема выступила в характерно самойловской интерпретации:
В третьем тысячелетье
Автор повести
О позднем Предхиросимье
Позволит себе для спрессовки сюжета
Небольшие сдвиги во времени —
Лет на сто или на двести.
В его повести Пушкин
Поедет во дворец
В серебристом автомобиле
С крепостным шофером Савельичем.
За креслом Петра Великого
Будет стоять седой арап Ганнибал —
Негатив постаревшего Пушкина.
Царь
Примет поэта, чтобы дать направление
Образу бунтовщика Пугачева.
Он предложит Пушкину
Виски с содовой,
И тот не откажется,
Несмотря на покашливание
Старого эфиопа.
В поэме «Струфиан» (1974) в событиях русской истории девятнадцатого века принимают участие инопланетяне.
Самойлов воспитывает восприятие своего читателя в духе свободных ассоциаций, парадоксов, неожиданных и странных сближений. При этом он мастерски владеет русским стихом – всеми его видами, рифмами, строфикой. Написанная им «Книга о русской рифме» (1982) – труд, уникальный в своем роде.
Самойлов всегда старался держаться, насколько это было возможно, в стороне от государственной идеологии и чиновничьих страстей, бурливших в Союзе писателей, чем сильно грешили многие его члены. Он даже переехал из Москвы в Эстонию, подальше от столичной суеты. Пушкинское – «Зависеть от царя, зависеть от народа – // Не все ли нам равно. Бог с ними. // Никому // Отчета не давать…» – было и его убеждением. Неудивительно, что в итоговой книге «Голоса за холмами» звучат грустные, пессимистические ноты:
Мне выпало счастье быть русским поэтом.
Мне выпала честь прикасаться к победам.
Мне выпало горе родиться в двадцатом,
Проклятом году и в столетье проклятом.
Мне выпало все. И при этом я выпал,
Как пьяный из фуры в походе великом.
Как валенок мерзлый валяюсь в кювете
Добро на Руси ничего не имети.
Самойлов скоропостижно скончался на поэтическом вечере, посвященном памяти Б.Л. Пастернака.
По прошествии недолгого времени стало очевидно, что Д.С. Самойлов – одна из виднейших фигур в русской поэзии второй половины двадцатого века.
ЛитератураСамойлов Д. Избранные произведения. В 2 томах. М., 1989.
Самойлов Д. Книга о русской рифме. М., 1982.
Самойлов Д. Памятные записки. М., 1995.
Баевский В. Давид Самойлов: поэт и его поколение. М., 1986.
С. М. Гудзенко
(1922–1953)
Семен Михайлович Гудзенко – из поколения поэтов, опаленного войной. Его сверстники – Кульчицкий, Майоров и некоторые другие – не вернулись с полей сражений. Самого Гудзенко война настигла немного позднее:
Мы не от старости умрем, —
От старых ран умрем.
Нет ничего удивительного в том, что поэтический горизонт Гудзенко замыкается главным образом военными рамками:
У каждого поэта есть провинция.
Она ему ошибки и грехи,
все мелкие обиды и провинности
прощает за правдивые стихи.
И у меня есть тоже неизменная,
на карту не внесенная, одна,
суровая моя и откровенная,
далекая провинция —
Война…
Гудзенко начал свое образование в МИФЛИ, где учился в 1939–1941 годах, завершила его война. В первом сборнике стихов «Однополчане» (1944) ее суровая правда еще овеяна юношеской книжной романтикой институтских увлечений. Но вскоре от них остался разве только излюбленный жанр поэта – баллада.
Военные стихи Гудзенко звучат жестко, уверенно: «Нас не нужно жалеть, // ведь и мы б никого не жалели…»
В послевоенное время поэт не теряет связи с армией: «Пускай пошлют меня опять в стрелковый батальон…» Мирным будням армии посвящена его поэма «Дальний гарнизон».
ЛитератураГудзенко С. Избранное. М., 1977.
Кардин В. Человек твоего поколения // День поэзии. М., 1971.
Коган А. Судьба как стихи // Коган А. Перечитывая войну. М., 1975.
Б.А. Чичибабин
(1923–1994)
Двадцатый век был суров к истинным поэтам. Но как сказал один из них: «Времена не выбирают. // В них живут и умирают».
Судьба Бориса Алексеевича Чичибабина глубоко трагична. Служба в армии. Неудачная попытка получить образование. С первого курса филологического факультета Харьковского университета он был отправлен в ГУЛАГ за «антисоветскую агитацию». Пробыв в лагере пять лет, Чичибабин вышел на свободу в 1951 году, вернулся в Харьков, но долго не мог найти работы. В конце концов ему удалось окончить бухгалтерские курсы и несколько десятилетий прозябать на бухгалтерских должностях в домоуправлении и таксопарке. Московские друзья поэта знали о его таланте и пытались помочь. И как же было устоять перед соблазном опубликоваться! Их усилиями в период с 1958 по 1968 год в печати изредка появлялись отдельные стихотворения и даже вышло несколько книжечек стихов. Чичибабин вспоминал о них впоследствии с ужасом и отвращением: «Чувство панели я испытал сполна, причем без всяких оправдывающих мотивов, ибо продавался с удовольствием и упоением: как-никак у меня вышло четыре омерзительнейших книжки». Затем наступил период полного молчания.
Трагедия Чичибабина – это не только его личные неудачи, это трагедия русской поэзии, мучительно искавшей дорогу в беспросветной цензурной тьме, это трагедия миллионов читателей, так и не расслышавших при жизни поэта его голоса редкой чистоты и глубины:
Сними с меня усталость, матерь Смерть.
Я не прошу награды за работу,
но ниспошли остуду и дремоту
на мое тело длинное, как жердь.
………………………………………
Я верил в дух, безумен и упрям,
я Бога звал – и видел ад воочью, —
и рвется тело в судорогах ночью,
и кровь из носу хлещет по утрам.
Одним стихам вовек не потускнеть,
да сколько их останется, однако.
Я так устал. Как раб или собака.
Сними с меня усталость, матерь Смерть.
Но воистину – рукописи не горят. Поэт успел подержать в руках сборник «Колокол», куда вошли стихи, которые он сам хотел видеть в печати. Ранее, как помним, ему приходилось идти на компромиссы, о которых он отзывался с жестокой прямотой. Заметим, что «Колокол» был издан на средства самого поэта.
Совестливость, преданность истине и позволили Чичибабину стать одним из самых крупных современных поэтов. Только познакомившись с его сборником, можно оценить глубокий хмысл названия: ассоциативная связь с герценовским «Колоколом» очевидна.
Тематические пристрастия Чичибабина и традиционны (любовная, пейзажная лирика) и оригинальны (лирика философская). Но есть у него и своя заветная особенная тема:
Между печалью и ничем
мы выбрали печаль.
И спросит кто-нибудь: «Зачем?»,
а кто-то скажет: «Жаль».
…………………………………………
Нас в мире горсть на сотни лет,
на тысячи земель,
и в нас не меркнет горний свет,
не сякнет божий хмель.
…………………………………………
Мы оставляем души здесь,
чтоб некогда Господь
простил нам творческую спесь
и ропщущую плоть.
И нам идти, идти, идти,
пока стучат сердца,
и знать, что нету у пути
ни меры, ни конца.
Когда к нам ангелы прильнут
лаская тишиной,
мы лишь на несколько минут
забудемся душой.
И снова – за листы поэм,
за кисти, за рояль, —
между печалью и ничем
избравшие печаль.
Чаще других размышляет Чичибабин о судьбах русских поэтов и писателей – стихотворения «Экскурсия в Лицей», «Стихи о русской словесности», «Пушкин и Лермонтов», «Путешествие к Гоголю», «Федор Достоевский», «Памяти Твардовского», «Солженицыну», «Посмертная благодарность Галичу», «До могилы Ахматовой сердцем дойти нелегко…», «Сонет Марине», «Пастернаку», «На могиле Волошина» и другие.
Свежий неожиданный взгляд на хорошо известные фигуры и факты в сочетании с оригинальной стиховой манерой и языком сообщает произведениям Чичибабина достоинство неоспоримых шедевров:
Иной венец, иную честь,
Твардовский, сам себе избрал ты
затем, чтоб нам хоть слово правды
по-русски выпало прочесть.
……………………………………………..
И если жив еще народ,
то почему его не слышно
и почему во лжи облыжной
молчит, дерьма набравши в рот?
Ведь одного его любя
превыше всяких мер и правил,
ты в рифмы Теркина оправил,
как сердце вынул из себя.
Давно пора аустить стихи Чичибабина на страницы хрестоматий, открыть его художественный мир новым поколениям молодых читателей, да и современники поэта живы и с удовлетворением воспримут весть об изъятии из небытия еще одного замечательного таланта.
