Михаил Губогло - Антропология повседневности
Стремление к красочной, цветистой пастор ал ьности выступало контрастом с изумительной, хотя и не яркой, как в тропиках, матовой красотой окружающей природы. Серая гамма красок в палисадниках обнищавшей до крайности деревни компенсировалась, как заманчивым лакомством, яркими рисунками в альбомах той части сельской молодежи, которая сознательно сделала свой выбор, ориентируясь на культурные ценности, что черпала из книг и кинолент. Открытки, рисунки, тексты, фотографии в альбомах свидетельствовали о пробуждении эстетических потребностей, о стремлении к красотам жизни, будили в юных сердцах жажду познания, открытий, закрепление в памяти событий из реки повседневной жизни.
Своим соседкам, ученицам 4-го класса Тамакульской начальной школы Шуре Уфимцевой и Тамаре Куприяновой, я записывал в альбомы невесть откуда засевшую в голове простенькую как куст рябины частушку:
Дуб зеленый, не качайся,
Алой лентой подвяжу,
Ты уж, Шура, не печалься,
Стих на память напишу.
Альбомы, как технологии социокультурного самообразования, становились показателем зреющих эстетических потребностей и одновременно строительным материалом для формирования характера. Источниками вдохновений юных летописцев выступали, наряду с природой, литературой и кинопродукцией, школа и внутреннее социальное созревание. Укреплялась потребность в знании, осмыслении и конструировании собственной жизненной позиции. В итоге расширялись связи с внешним миром, раздвигая границы родной деревни и сельской среды. Аскетизм материальных благ в известной мере восполнялся гедонизмом культурных потребностей.
О поразительной любви французских писателей к архитектуре, скульптуре и живописи неоднократно упоминалось в литературе. Книгомания и киномания сельской молодежи худо-бедно подпитывала повседневную жизнь. Рождались новые вкусы, знание и восхищение великой русской литературой и живописью. Вместе с тем художественный аспект социализации страдал однобокостью. До сих пор ощущаю в себе провалы в знании и в восприятии архитектуры, скульптуры и даже музыки, несмотря на то что в составе школьного хора был активным участником районных и областных конкурсов художественной самодеятельности.
Разумеется, большинство авторов экзотических рисунков в Каргапольских альбомах понятия не имели ни о методичности немецкой живописи, ни об итальянской виртуозности, ни о русском натурализме, хотя с картинами многих отечественных и зарубежных художников можно было ознакомиться в читальном зале Каргапольской районной библиотеки. Многие официально изданные альбомы и сборники произведений художников поступали не только в городские библиотеки Европейской части Советского Союза, но порой переваливали по ту сторону Уральских гор. Впрочем, на дом их не выдавали. Цветные, богато и роскошно иллюстрированные издания можно было перелистывать только в читальном зале.
Многие рисунки в молодежных альбомах напоминали скорее схематические наскальные изображения зверей, птиц, сцены охоты, подобно петроглифам и писаницам, обнаруженным археологами и историками первобытности на отдельных камнях, в пещерах, на открытых скальных поверхностях в регионах Советского Союза и в странах Европы и Африки. Вряд ли кому-либо из юных любителей живописи могло в школьные годы прийти в голову, что настанет время и эти примитивные альбомные рисунки будут вспоминаться и сравниваться с наскальными изображениями, чтобы сдать, например, нелегкий экзамен по истории первобытности выдающемуся советскому археологу Артемию Владимировичу Арциховскому по его знаменитому учебнику: «Основы археологии», выдержавшему несколько изданий, но не очень популярному среди студентов исторического факультета МГУ из-за чрезмерной перегруженности фактическим материалом.
Много позднее, когда уже в постсоветский период я приобрел великолепно изданное трехтомное сочинение выдающегося русского художника, театрального деятеля А. Н. Бенуа – «История живописи всех времен и народов», впервые вышедшее в свет в 1912–1917 гг. и переизданное в 2002 г. с адаптированным алфавитом и орфографией, я с удивлением и с какой-то скрытой радостью прочитал его вступительное слово к первому тому.
Первые страницы книги истории мирового искусства, – подобно откровению звучали для меня слова А. Н. Бенуа, – вырваны и навеки затеряны. Правда, если мы обратимся к изумительным изображениям животных, – оптимистично продолжал создатель гигантской «Истории живописи всех времен и народов», – бизонов, мамонтов, оленей и диких лошадей, которые встречаются в виде живописи на стенах пещер и в виде выцарапанных рисунков – на всяких предметах каменного века, то мы скажем, что именно с «нечеловеческого», с «посторонней» человеку природы, с «пейзажа в широком смысле» начинается история живописи [Бенуа 2002: 9–10].
И возникали ассоциации о том, что те далекие рисунки в альбомах учеников 5–6-х классов Каргапольской средней школы отражали заключительные моменты длительного периода доисторической (первобытной) культуры, сметенной и уничтоженной временем, но возродившейся в генетической памяти детей и подростков середины XX века.
В глубине взрослеющих сердец молодежи 1940–1950-х гг. стремление отображать боевых слонов, хищных крокодилов и древних мамонтов вместе с экзотическими павлинами и пальмами, вечно-зелеными папоротниками, безусловно, проявляли себя всполохи «затаенного огня» нарождающейся чувственности, признаки и призраки пламенения и одухотворенности. В каждом владельце альбома зарождалась расширяющаяся идентичность, выводящая личность за пределы повседневной жизни замкнутого сельского мирка.
Экзотические пальмы и бамбук, тропические лианы и папоротники вспоминались, когда вылетал в Пекин и Шанхай для чтения лекций и выступлений с докладами. Очень хотелось найти картину с изображением бамбука, согнутого ветром, как память о фантастических детских рисунках, которые мы, сельские школьники, заносили в альбомы друг друга.
Не прошло 5–10 лет после окончания войны, а ученики начальных классов с большим энтузиазмом рисовали танки, самолеты, пушки, корабли, подводные лодки и подписывали эти «военные рисунки» псевдонимами или самоприсвоенными прозвищами, заимствовав фамилии прославленных полководцев Великой Отечественной войны.
В играх сельских детей никто не хотел изображать из себя тех или иных врагов из того или иного исторического времени. Каждый ребенок или подросток хотел быть партизаном, воином-защитником своей родины, победителем, овладевшим очередным сугробом, как укреплением врага. Вспоминая свое детство, «книжных детей», книгоманию послевоенного времени, Владимир Высоцкий отмечал, что никто не хотел изображать врагов.
А в кипящих котлах прежних боев и смут
Столько пищи для маленьких наших мозгов!
Мы на роли предателей, трусов, иуд
В детских играх своих назначали врагов.
[Высоцкий 1975]
И снова Владимир Высоцкий:
И злодея слезы не давали остыть
И прекраснейших дам обещали любить:
И, друзей успокоив и ближних любя,
Мы на роли героев вводили себя.
У многих на слуху были фамилии прославленных маршалов Советского Союза, командующих 1-ми 2-м Украинскими фронтами – И. В. Конева и Р. Я. Малиновского, командующих 1-ми 2-м Белорусским фронтами – Г. К. Жукова и К. К. Рокоссовского. И хотя Зауралье географически было очень далеко расположено от берегов океана и ближайшего моря, а также и от ближайшего военного аэродрома, тем не менее некоторые рисунки в альбомах подписывались фамилиями героев Великой Отечественной войны: маршалов, адмиралов, например, фамилией главкома ВМФ, адмирала флота Н. Г. Кузнецова, командующего ВВС маршала авиации А. А. Новикова.
Когда сельские детишки «штурмовали» очередной Измаил на крутых склонах местных оврагов, невдомек им было, что не могли адмирал флота Кузнецов и маршал авиации Новиков побеждать армии Османской империи, как это сделал в свое время А. В. Суворов. Играя в «партизаны» и в «войну» в глубоких оврагах и в прилегающих к ним колках и перелесках, детям хотелось быть, представить себя не американским индейцем, а прославленным партизаном, подобно К. С. Заслонову, С. А. Ковпаку, Н. И. Кузнецову, С. В. Рудневу, или легендарными трижды героями Советского Союза И. Н. Кожедубом и А. И. Покрышкиным.
Про подвиг Рихарда Зорге, похоже, тогда, в те времена еще никто из школьников не слышал и ничего не знал. Не помню, чтобы кто-то из сверстников присваивал себе фамилию и повторял подвиги Александра Матросова, Николая Гастелло или генерала Карбышева.
Неотъемлемой частью содержания альбомов середины XX века были высказывания выдающихся деятелей истории и культуры по самым разнообразным вопросам повседневной жизни и художественного творчества. Видимо, эта отрасль и спрос потребительский к цитатам привела позднее – в нынешнее время на рубеже веков – к появлению многочисленных антологий афоризмов и мудрых мыслей, в каждой из которых перечень источников доходит до 200–300 наименований [Большая книга афоризмов 2000; Энциклопедия афоризмов 2001].
