Леонид Крупчанов - Теория литературы
В философии социологическое направление тяготело к материализму, в социологии выступало против крепостничества и его атрибутов, в литературе предпочитало реализм.
К социологическому направлению относится радикально-демократическая школа – В.Г. Белинский, Н.Г. Чернышевский, Н.А. Добролюбов, Д.И. Писарев и близкие к ним по духу Н.А. Некрасов, А.И. Герцен, М.Е. Салтыков-Щедрин, а также некоторые примыкавшие к ним критики и литературоведы: Г.З. Елисеев, В.А. Зайцев, Н.В. Шелгунов, М.А. Антонович, П.Н. Ткачев.
Социологические принципы в литературоведении и критике разделяла народническая школа Н.К. Михайловского, П.Л. Лаврова, А.М. Скабичевского.
Марксистская школа в литературоведении, помимо классиков марксизма, представлена именами А.В. Луначарского, В.В. Воровского, М.С. Ольминского, а также Г.В. Плеханова, В.М. Фриче, В.Ф. Переверзева.
Радикально-демократическая школа
В.Г. Белинский (1811—1848). Один из основоположников русской литературоведческой науки, радикальный просветитель и демократ. В его работах проанализированы и получили адекватную оценку важнейшие явления русской литературы, оформляется литературоведческая наука.
Философско-эстетические, социально-исторические и литературные позиции Белинского отмечены несколькими этапами развития, из которых наиболее значимыми явились 30-е годы и период 40-х годов XIX в. Во взглядах Белинского получил живое выражение процесс творческого осмысления русской мыслью важнейших явлений западноевропейской гуманитарной науки, осуществлен стремительный выход русского литературоведения на уровень мировой науки.
Исходные философские позиции Белинского определились двумя приоритетными принципами его мировоззрения: глубокой убежденностью (уже в первой половине деятельности) в устарелости классицистической эстетики и в необходимости всеобъемлющего просветительства во всех сферах российской жизни – в образовании, литературе, философии, социологии.
В первый период своего творчества Белинский высоко оценивает Руссо как противника французского классицизма.
Идей отрицания современной цивилизации, а также идеализации древней истории народов у Руссо Белинский не разделял. Утопическими считал он мысли Руссо, содержащиеся в его «Общественном договоре». Белинский справедливо замечает относительно этих мыслей, что история до сих пор не знает ни одной народности, которая возникла бы в результате взаимного согласия людей или же по внушению какой-либо выдающейся личности. Вообще, по мнению Белинского, в России XVIII в. Руссо знали только как сентиментального писателя, а о Канте не слышали совсем.
Основательно познакомился Белинский с эстетической теорией Канта, разделял в течение некоторого времени его идею бессознательности творческого акта. Что касается критического отношения Канта к выводам «чистого разума» (одного из позитивистских принципов), то Белинский считал это положение Канта «рассудочным» и не принимал его.
Белинский высоко оценивал идеи гуманизма в учении Гердера, связывая их с эстетикой романтизма, а не с историческими взглядами Гердера. Именно романтики обожествляли искусство, считая его уделом избранных (жрецов или богов). Для Белинского «великий Гердер» – «предвозвестник» того времени, «когда люди убедятся, что науки и искусства суть достояние общее, человеческое, но преимущественно жреческое». Критик видит в Гердере просветителя, предшественника немецких романтиков и философских идеалистов.
Рассматривая классицизм XVIII в. как «ложный», Белинский отвергает его философскую базу – «материализм XVIII века», подчеркивает метафизичность, механистичность этого материализма, указывая на коренную причину его ограниченности. Материализм, по словам Белинского, старался «объяснить происхождение мира механическим сцеплением атомов». И все же для Белинского 1830-х годов наиболее высокая ступень философско-эстетического развития не метафизический материализм, не Руссо и Гердер, а немецкая идеалистическая философия, которую он считал последним словом в науке.
Белинский в этой связи упоминает имена Канта, Шеллинга и Гегеля, особенно выделяя при этом Канта и Гегеля, в которых, по его словам, была заключена «чудовищно огромная сила разума и эстетического чувства». Ступени философского развития для него определяются отрицанием метафизического материализма, осмыслением вершин немецкого идеализма (в том числе эстетики и диалектики Гегеля).
Для Белинского наиболее ценным из трудов Канта является его трактат «О высоком и прекрасном» и «рассудочна» работа «Критика практического разума». У Белинского широкая общефилософская и общеисторическая позиция в оценке немецкой науки. Он отграничивает по значительности труды «германцев» – Лессинга, Канта, Фихте, Шеллинга, Гегеля, Шиллера и Гёте – от «немцев-филистеров» – Коцебу, Бахмана, Круга, Менцеля и других сторонников устаревших эстетических теорий.
У Белинского сложилось в целом неблагоприятное впечатление о позитивизме О. Конта. Он не рассматривал позитивизм как последнее слово в науке. Об одном из последователей Конта – Э. Литтре – Белинский сначала отзывается положительно. Он пишет о своей работе «Важность и успехи физиологии», опубликованной в «Современнике»: «Статья о физиологии Литтре – прелесть!» «Хотя Литтре и ограничился смиренною ролью ученика Конта, но сейчас видно, что он – более богатая натура, чем Конт». Белинский сочувствует критике некоторых сторон учения Конта со стороны Литтре. Но он далек от одобрения позитивизма в его основных принципах. Он не видит смысла в замене Контом слова «идея» словом «закон». Для Белинского термин «идея» более приемлем, так как он появился в результате закономерного исторического развития философской науки и к тому же является исходным термином для понятия «идеал», важного для Белинского. Белинский в последний период деятельности был противником любой (выдающей себя за универсальную и неизменную) философии, не принимая ни «абсолютных законов» Конта, ни «абсолютных идей» Гегеля, так как и в том и в другом случае из жизни исключалась всякая случайность.
Рассматривая литературные взгляды Белинского, следует отметить, что он высоко ценил как народное творчество, так и древнерусскую литературу. Он считал «народную поэзию таким важным предметом, о котором должно или все сказать, или ничего не говорить», и посвятил ей целый цикл статей. Критик дает положительную оценку «Русским народным сказкам» и «Сказаниям русского народа» И.П. Сахарова, изданным в 1841 г. Не считая Сахарова теоретиком, он видит пользу его трудов в собирании литературных материалов, фактов и сведений. «Давайте нам материалов, фактов, больше фактов: критика не замедлит явиться, и тогда само собою обнаружится, кто прав, кто виноват, новая ли, все критизирующая историческая школа… или старая, готовая верить на слово и летописи…» – пишет Белинский. Он сочувственно отзывается о деятельности в этом направлении первых собирателей и издателей фольклора: М.Д. Чулкова, П.М. Строева, К.Ф. Калайдовича.
Особенно высоко оценивает критик просветительскую деятельность Н.И. Новикова. Белинский восторженно отзывается о нем в «Литературных мечтаниях», решительно опровергая мнение о том, что Новиков был только книгопродавцем, и доказывая, что он имел сильное влияние на развитие русской литературы. Не будучи художником-«архитектором», Новиков, по утверждению критика, был строителем-чернорабочим, который своей просветительской деятельностью «приготовлял только строительные материалы и строительных мастеров». Белинский относил Новикова к тому направлению в русской литературе XVIII в., из которого развилась затем натуральная школа.
Вместе с тем, по мнению Белинского, «художественная поэзия всегда выше естественной, или собственно народной. Последняя – только младенческий лепет народа, мир темных предощущений, смутных предчувствий». Даже в период, когда история для Белинского представлялась модификацией абсолютной идеи, она воспринималась им как «фактическое жизненное развитие… в форме политических обществ». А поскольку русская литература допетровской эпохи выступала в основном в безымённом виде, она тоже могла восприниматься Белинским как коллективное творчество народа. Поэтому Белинский начинает русскую литературу «Одой на взятие Хотина» М.В. Ломоносова, т. е. с 1739 г. Отсюда и более резкое, чем к народному творчеству, отношение Белинского к древней литературе. «Нужно ли доказывать, что “Слово о полку Игореве”, “Сказание о донском побоище”… и другие исторические памятники, народные песни и схоластическое духовное красноречие имеют точно такое же отношение к нашей словесности, как и памятники допотопной литературы, если бы они были открыты, к санскритской, греческой или латинской литературе».
Придавая большое значение собиранию литературных памятников, Белинский был решительным противником поклонения «факту», «опыту», подмены обобщений мелочами. Разве имеет значение, «какого цвета были доспехи Святослава и на которой щеке была родинка у Игоря», спрашивает он. Белинский справедливо утверждает, что преклонение перед фактом ведет к эмпиризму и эклектизму в науке. «…Наши ученые сословия… за немногими исключениями, бесплодно возделывают каменную ниву опытных знаний, не оживленных никакою идеею», – говорит критик.
