Мариан Ткачёв - Сочинитель, жантийом и франт. Что он делал. Кем хотел быть. Каким он был среди друзей
В-третьих, легенда о новогодних пирогах. Когда иньское войско было разбито, государь Хунг пожелал уступить престол тому из своих детей, кто поднесет ему самое вкусное угощение. Все государевы дети кинулись добывать редчайшие плоды земли и моря. Один лишь принц Ланг Лиеу не знал, что ему делать. Был он восемнадцатым сыном государя; мать его, когда государь охладел к ней, умерла с горя; не было у него ни советчиков, ни помощников. Но тут явился ему во сне дух и велел приготовить на пару пироги из клейкого риса, завернутого в листья, и чтобы одни пироги были квадратными, как земля, а другие – круглыми, как небо. Принц так и сделал. Государь признал пироги Ланг Лиеу вкуснейшим яством и возвел его на престол. (Главный герой романа То Хоая, Ан Тием, все время вспоминает его под прозванием государь-отец.)
В-четвертых, легенда о бетеле. Жили-были двое братьев-сирот (внуков государя Хунга). Старший женился на дочери их учителя. Младший, решив, будто брат после женитьбы охладел к нему, ушел из дома и умер с горя в лесу на берегу реки, обернувшись после смерти арековой пальмой. Старший отправился на поиски и, не найдя брата, умер от тоски под той пальмой, став после смерти глыбою камня-известняка, прильнувшей к стволу арека. Жена его пошла их искать, не нашла и умерла от огорчения, превратившись после смерти в ползучее растение бетель, обвивший своими побегами пальму и камень. Государь Хунг явился как-то на то место и, соединив случайно кусочек камня с плодом арека и листом бетеля, придумал прекрасную бодрящую жвачку…
Что ж, пора нам теперь познакомиться и с «Рассказом об арбузе», вы тогда сможете, читатель, по достоинству оценить замысел и труд, вложенный То Хоаем в его роман. Вот этот рассказ от слова до слова: «Жил в царствование государя Хунга служивый человек; семи лет от роду государь купил его у купцов-корабельщиков и взял в услужение. Он вырос пригожим, постиг и держал в памяти многое; государь дал ему имя Май Пей, прозвание Ан Тием и пожаловал супругу. Тием родил сына и дочь. Государь возлюбил его, облек доверием, поручал важные дела, и со временем тот стал знатен и богат, добра накопил несметное множество.
Тут Ан Тием сделался заносчив, кичлив и говаривал неизменно: «Всем обязан я прошлому своему существованию, а вовсе не повелителю». Государь, прослышав такое, очень разгневался и сказал: «Ты, Наш подданный, столь заносчив и кичлив, не умеешь быть благодарным повелителю да еще болтаешь о прошлом существование! Ныне отправим тебя в безлюдное место посреди моря; поглядим, чего стоит твое прошлое существование».
И тотчас сослал его в морской залив, что в уезде Нгашон, Со всех четырех сторон вода да песок, не видать и следов человечьих. Оставили лишь ему немного еды – месяцев на четыре-пять, а там пусть умирает с голоду.
Жена Тиема горько заплакала; но он, засмеявшись, сказал; «Небо породило нас; значит, оно нас и прокормит; в животе ли, в смерти ли оно одно и властно; нам не о чем тревожиться».
Вдруг видят: летит с запада белый фазан; подлетает, садится у подножия горы и кричит трижды или четырежды. Крикнул и обронил не то шесть, не то семь тыквенных семечек. Семечки проросли, на зеленых побегах образовались плоды. Ан Тием возликовал и сказал: «Никакое это не чудо, просто небо посылает нам пищу». Разрезал он плод на доли, и что же: вкус превосходен, запах приманчив и бодрящ. Собрал он семечки и на другой год высадил в землю. Плодов уродилось – самим не съесть, стал он менять их на рис да кормить жену с детьми. Тием не знал, что это за плоды; но помнил: фазан, принесший семечки в клюве, прилетел с запада; и потому нарек их западными плодами. Рыбари с купцами, кто ни поест, всяк хвалит – вкусно. Люди, из ближних деревень или из дальних селений, все покупали – на развод.
Наконец государь вспомнил об Ан Тиеме и послал человека узнать: жив он еще или умер? Гонец вернулся и доложил обо всем государю. Вздохнул государь сокрушенно и сказал: «Говорил он тогда – вся сила в прошлом существование, так оно и есть». Тотчас последовал указ: звать Ан Тиема назад, на прежнюю должность; вдобавок ему были пожалованы слуги.
Песчаный берег, где жил Тием, стали звать берегом Ан Тиема, а деревню назвали селением Мая. Иные, желая возвеличить место, где жил прародитель Ан Тием, утверждают: «Это, мол, Ан-Тиемов округ, что в земле Тханьхоа».
Если вчитаться в текст рассказа, мы убедимся: из него вовсе не явствует, что строптивец Ан Тием был сослан на остров. Можно предположить, что местом его ссылки стал пустынный необитаемый берег. А в двух старинных землеописаниях Дайвьета прямо сказано: Ан Тием отбывал ссылку на морском берегу в Тханьхоа. Но То Хоай в своем романе избирает «островной» вариант. Он объяснял это тем, что главная идея романа – всесилие человеческой воли, помноженной на труд, знания, разум; и для воплощения ее герои книги должны действовать в «экстремальных» обстоятельствах. Ему больше подходила не песчаная отмель где-то, в конце концов, не так уж и далеко от обитаемых мест, а дикий, гористый, поросший лесом остров, где могущество стихии проявляется в полную силу. Мне доводилось слышать в Ханое, как вьетнамские художники с похвалой отзывались об описаниях природы в прозе То Хоая. Речь тогда шла о романе «Западный крап». В «Затерянном острове» То Хоай – «пейзажист» делает новый шаг вперед. Рассказывая о своей работе над этим романом, он снова вспомнил ту роль, которую в жизни его сыграли горы. Вспомнил, как брел когда-то пешком по лесным чащобам, ютился в пещерах, искал приюта в свайных домах горцев. Это оттуда перебрались в его книгу удавы, медведи и тигры. Там он стал очевидцем страшного урагана, который потом, два десятилетья спустя, пронесся над островом и разметал из края в край семью Ан Тиема. Там узнал он вкус лесных плодов и клубней, научился радоваться солнцу, луне и звездам. Видел, как горцы окатышами сковывают в листочки крупицы самородного золота… Но изображение природы само по себе еще ничего не решает в романе. То Хоай по-новому строит систему «человек – природа», ибо для героев этого его романа, людей глубокой древности, единство и неотделимое от него единоборство с природой, пожалуй, еще более органичное свойство, нежели для горцев мео, таи, са, выведенных в прежних книгах. Что, как не общение с непознанной им природой порождало в древности у человека суеверия, заблуждения, ложные страхи? Но, с другой стороны, именно это общение рождало пусть медленный, но неотвратимый процесс познания, обогащало все усложнявшимся опытом. То Хоай очень точно показал в романе, как прорастает и приносит плоды великое семя познания, что значил тогда для человека накопленный опыт (не просто его личный опыт, а сумма знаний, опыт всей тогдашней цивилизации). Показал, как важна была в то далекое от нас время преемственность накопленных знаний и духовных качеств – воли, твердости духа, дара общения, понятий справедливости и добра, формировавших человеческую личность. Не случайно То Хоай, как бы на новом витке спирали, заставляет оказавшегося в одиночестве сына Ан Тиема заново повторить жизнь отца.
У То Хоая Ан Тием не чужеземец, а вьет. И ко двору государя Хунга попадает он не как «товар» заморских купцов. Нет, государь-отец приближает к себе Ан Тиема за его сноровку и ум. И вовсе не праведностью предыдущего существования объясняются, все свершения его и удачи. Идейной кульминацией романа представляется эпизод, когда, вернувшись из долгой, мучительной ссылки, Ан Тием, несломленный, непоколебимый, бросает в лицо государю излюбленные свои слова о том, что человек всем обязан своему труду, разуму, воле.
И еще: в романе семья Ан Тиема – не пассивные, безымянные статисты, а его помощники и единомышленники. Жена Ан Тиема, Нанг Хоа («Нанг» означает «женщина», «Хоа» – «цветок»), первенец их Мон (клубень батата) и дочь Гай (девочка, девушка) – это живые люди, каждый со своим, особенным характером и судьбой.
Для То Хоая битва народа Байло[19] с водяными чудищами и освоение дикого острова – как бы модели бытия его предков, воплощение трудолюбия, таланта и нравственного величия народа. Оттого и звучит столь настойчиво проходящая сквозь весь роман тема любви к родине, ее чудотворным горам и рекам, плодам ее земли, голосам ее людей. Земля, сотворенная человеческими руками, и люди, творцы ее, – нераздельны.
За бесхитростной с первого взгляда естественностью и простотой повествования стоит огромный труд автора. То Хоай не только долгие годы готовился к этой своей работе, собирал материал, но и над самой рукописью трудился чуть ли не шесть лет. Я видел первый рукописный вариант романа; в сравнении с ним печатный текст книги кажется совершенно другим, новым произведением. Каждая деталь по-своему многозначительна и символична. Вот, скажем, Мон находит на песке человеческий след и думает: это свой человек, земляк – вот как большой палец торчит отдельно от прочих; и наоборот, глядя на Ма Ли, тот же Мон подмечает: большой палец на ноге у него поставлен прямо – стало быть, человек этот – чужеземец. В древности одним из названий земли вьетов было слово «Зиаоти» – страна людей с торчащими в сторону пальцами ног. Правда, смысл этого названия, да и сама вытекающая из него особенность строения стопы многим ученым представляются спорными; но писатель волен выбрать подходящий для его замысла материал. Или еще – чай, приготовленный из свежих листьев, как принято «в южных краях дело в том, что вьеты в старину не подсушивали (в отличие от китайцев) чайный лист на огне; так и сейчас еще готовят чай во многих вьетнамских деревнях. Гадание по куриным ножкам часто упоминается в преданиях вьетов; даже в старых китайских книгах отмечалось: прорицатели вьетов искусно гадают по куриным ножкам. На празднествах, описанных в романе, мы встречаем старцев, повествующих нараспев о славных деяниях прошлого; но такие выступления сказителей и впрямь были непременной частью вьетских праздников, их и доныне можно услышать на празднествах малых народностей Вьетнама. А странная вроде речь придворного мудреца, убеждающего государя Хунга в мятежных замыслах Ан Тиема? Едва ли не главный его довод – соотношение числа естественных гор и возвышений, насыпанных Ан Тиемом в Вайло (две горы – три горы; девяносто девять гор – сто гор). Но эта «мистика чисел» пришла из народных преданий: когда первый государь Хунг искал место для своей столицы, выбору его мешало то, что, скажем, холмов, протоков и т. п. было не сто, а лишь девяносто девять. Берега реки в Байло рушат водяные буйволы. Казалось бы, почему не драконы, не прочие чудища? Но То Хоай и здесь точен: по древним преданиям, именно в тех местах, где государь Хунг основал столицу, жили в реке черные водяные буйволы…
