Вардан Айрапетян - Русские толкования
— Вост. отцы, 6.5.7. Мифологема первочеловека соотносительна с мифологемой бога-творца.
«Бесперое двуногое». С образом мирового дерева связан и человек как бесперое (или бескрылое — ăπτερον) двуногое существо, по определению Платона (Политик, 266е, и псевдоплатоновы Определения, 415а), «имевшему большой успех» в его школе. Но киник Диоген «ощипал петуха и принес к нему в школу, объявив: „Вот платоновский человек!“ После этого к определению было добавлено: „и с широкими ногтями“.»[23] —Диоген Лаэртский, 6.40 — глумливую подмену приняли за довод, и напрасно. Добавленное не помешало Сексту Эмпирику (Против логиков, 1.281 сл.) и Локку, а вслед за ним Лейбницу (Опыт о человеческом разумении, 3.10.17; Новые опыты о человеческом разумении, там же и сл.) бранить определение Платона. Но ругатели, среди них и Паскаль (О геометрическом уме и искусстве убеждать, 1), говорят в своем непонимании больше о самих себе, чем об этом глубокомысленном определении. Человек двуног в отличие от безногих пресмыкающихся, чье место в корнях мирового дерева, и от четвероногих копытных, стоящих у ствола, рядом с человеком, а беспер он в отличие от пернатых птиц на ветвях. К родственной загадке Эдипа см. Вяч. Вс. Иванов, Индоевр. заг. — кенн.
Единение. «Миром и горы сдвинем», «Миром-собором и чёрта поборем» (РПП, с. 135, и Старин, посл., с. 37), мировой человек всемогущ. «Иисус сказал: Если двое в мире друг с другом в одном и том же доме, они скажут горе: Переместись! — и она переместится.» «Иисус сказал: Когда вы сделаете двух одним, вы станете Сыном человека, и если вы скажете горе: Сдвинься, она переместится.»[24] — апокрифическое Евангелие Фомы, 53 и 110, «Сын человека» = Сын Человеческий; ср. Матфей, 17.20, 18.19 сл. К «делать двух одним»: так и в Евангелии Фомы, 27, в Строматах Климента Александрийского, 3.92.2 (из Евангелия египтян), в неканоническом Втором послании Климента Римского коринфянам, 12.2–5 (к этому месту — Флоренский, Столп, с. 430 сл.), в Послании эфесянам, 2.14–16; на вопрос, что есть друг, Аристотель ответил: «Одна душа в двух телах»[25] —Диоген Лаэртский, 5.20, сюда же мечта героев Музиля, брата и сестры, «быть двумя людьми и одним целым»[26] (Человек без свойств, 2.41) — мечта о «другом/ином состоянии», о «Тысячелетнем Царстве»; «и будут (два) одна плоть» (Бытие, 2.24), андрогин.
Дурак как мировой человек. Дурак — образцовый мировой человек. Мир «силен как вода, а глуп как дитя», «Мужик умен, да мир дурак», «Ум с умом сходилися, дураками расходилися» (ПРН, с. 406, 441 и 445). Мир столбом стоит, ср. Правда рогатиной/копылом торчит (с. 404 и 198), а можно сказать и *Мир дураком стоит, ср. Дураками свет стоит/красится (с. 437); дурак тоже стоит: стоёнь «болван, олух, дурень» (СВРЯ, ст. Стоёк), ванька-встанька при Иван-дурак, эпитет дурака стое-росовый. Мировой человек растет на месте подобно дереву, но это общее место, то есть путь, дорога (которая сама загадывается через упавшее мировое дерево или лежачий брус на всю Русь), а «Дорожка глохнет, так и мир сохнет» (ПРН, с. 406), ср. в сказке (НРС, 11) «— Поди, кума, на Русь, — говорит волк лисе--А лиса ни слова в ответ и шмыг на Русь. Выбежала на дорогу--». Мир и дурак оба несудимы: «На мир и суда нет», «Мир несудим, а мирян бьют» — «На пословицу, на дурака да на правду и суда нет», «Дураку закон не писан» (ПРН, с. 404, 195, 246 и 444). А имя Мирон в смотреть Мироном «быть с виду простоватым» и в прикидываться Мирошкой, т. е. дурачком (СВРЯ, ст. Мирон, и ПРН, с. 665), производно не от чего другого как от мир, ср. добавленное Бодуэном де Куртенэ в СВРЯ, ст. Мирить, «шут. презр.» мирон, мироха, мирошка, т. е. мировой судья; к инакости Мирона (СВРЯ): Мирон — имя — из ряду вон и Ты, Мирон, поди вон. От мир произведено и мирон «незаконнорожденный» или Отец был Флор, а детки Миронычи — по правилу «Если никто, то все», ср. Бог-данушке все батюшки (СВРЯ, ст. Мирон, и ПРН, с. 748), у Достоевского «Божье дитя-сирота — всем родня» (Братья Карамазовы, 3.2), а еще в Мастере и Маргарите не помнящий родства Иешуа, «подкидыш, сын неизвестных родителей» (2 и 26), он же евангельский «Сын Человеческий» и «Сын Божий».
Мужик умен, да мир дурак. Владимир Топоров, Элемент *MIR-, высказался против этого «приговора миру» (с. 100):
Раньше умен и мудр был мир (ср. имя *Мodro-mirъ) и умом мира был умен и мужик-мирянин, даже если он Иван-дурак. Но в обстоятельствах распадающегося мира мужик усомнился в уме и мудрости мира и решил, что он сам умен или должен стать таковым-- Поэтому меняется и вся ситуация: вместо «коллективного» мирского разума — Сто голов — сто умов и приговор миру: Мужик умен, да мир дурак.
Но это ведь тоже пословица, слово самого мира, но двуголосое по Бахтину слово, сказанное «тоном насмешки» над тем, «кто бы так мог сказать» (Лев Толстой и Проблема текста)[27], то есть над отдельным мирянином. Двуголосых пословиц очень много, они ждут своего толкователя, который не примет пословичную насмешку всерьез — за нелепость или за голую правду. Каждый мужик умен своим умом, мирянин умник и хитрец, а мир и есть Иван-дурак, но и мудрец, в двойственном фольклорном дураке сходятся глупость и мудрость, обе отличные от ума как хитрости.
Богатырь и дурак. Эпический, былинный образ мирового человека это богатырь с его страшной силой, которая в анекдотах оборачивается смешной глупостью; «Сила есть — ума не надо», «Сила — ума/уму могила», так что мир «силен как вода, а глуп как дитя» (ПРН, с. 431, 834 и 406). Мировой человек в фольклорном изображении снижался от богатыря к дураку, ср. «народноэтимологическое» сближение заимствованного богатырь с богат-, бог и определение дурака Божий человек, от былинного героя к анекдотическому через героя волшебной сказки, например Незнайку и Фому Беренникова (сюжеты АТ 532 и 1640), то есть через богатыря под видом дурака и дурака под видом богатыря. Это самоизображение познающего себя мирового человека, ведь фольклор — его словесность. Сюда же песня Агафонушка из Сб. Кирши Дан. (л. 57 об. — 58 об.), пародия-небылица с анекдотическими богатырями и былинной концовкой А и то старина, то и дёянье. В фольклорном дураке мировой человек смеется над собой, потешные французские стихи XVI века про некоего Оп, олицетворяющие местоимение (см. Изольда Бурр, Похвала «Ом»), всё еще фольклорны, но уже угрюмо снижает мирового человека своим «das Man» философ Хайдеггер.
Двойственность дурака. Отрицательно о мире-дураке см. С. Максимов, Крыл, слова1 с. 360—63 (Мир — дурак, в переизданиях этой статьи нет); На Горах Мельникова-Печерского, 2.13 и.15; сюда же рассказ Даля Русский мужик с концовкой: «Это всё была изнанка, а вот погодите, покажу и лицевую сторону.» А еще О. Давыдов, Кощуна о Народе в Независимой газете от 9.4.1991, и «--блаженны уродливые и бездарные, ибо они наследуют Единство.» — Александр Мелихов, Во имя четыреста первого, или Исповедь еврея — горькая насмешка иного, кого отчуждают от себя другие с их единством — инакостью. Но это «изнанка», мир-дурак-иной двойствен, глупость по Бахтину «глубоко амбивалентна», см. Творч. Рабле, с. 283/286 сл. и 464/470 сл. Хула без хвалы или хвала без хулы — полуправда о двойственном ином, слова хула и хвала как раз близкие родственники (ЭССЯ 8, с. 114 сл. и 118 сл.). Ср. замечание Бахтина (Риторика, в меру своей лживости-- — БСС 5, с. 65) в скобках: «слияние хвалы и брани нейтрализует ложь».
«Я сам народ». Мировой человек и светский человек, крестьянский мир и дворянский свет. Светский человек есть душа общества. Он говорил пошлости, говорил о пустяках, только не надо брать «пошлое» — ходячее слово, общее место — и «пустое» в голо отрицательном смысле. Лев Толстой в молодости хотел быть светским человеком, а потом мировым; «я сам народ», сказал его любимый герой Лёвин (Анна Каренина, 8.15: «— Народ услыхал о страданиях своих братий и заговорил. — Может быть, — уклончиво сказал Левин, — но я не вижу этого; я сам народ, и я не чувствую этого.»). У другого Толстого говорит «Я ведь тоже народ» Поток-богатырь. А Достоевский не поверил Лёвину-Толстому, что он «сам народ» (см. Дневник писателя за 1877, июль — август, 2 сл.), это Пушкин «сам вдруг оказался народом» (там же, декабрь, 2.2), это Пушкин — «наше всё» (Аполлон Григорьев), русский «всечеловек». Двойственному мировому человеку соответствуют у Достоевского благой всечеловек и дурной общечеловек:
