KnigaRead.com/

Вардан Айрапетян - Русские толкования

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Вардан Айрапетян, "Русские толкования" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

К Заратустре Ницше — Юнг в Психологии и религии:

Ницше не был атеистом, но его Бог был мертв. Результатом этой кончины стал раскол в нем самом, и он испытал нужду в олицетворении своей другой самости как «Заратустры» или в другое время как «Диониса». --Трагедия книги Так говорил Заратустра состоит в том, что Ницше сам сделался некоим богом, раз его Бог умер; а произошло это оттого, что он атеистом не был. — Тот, у кого «Бог умирает», падает жертвой «инфляции».

(3 — ЮСС 11.142, к «инфляции», т. е. надмеванию, Юнг ссылается на свои Отношения между «я» и бессознательным, ЮСС 7.227 слл.).

Религиозность герменевтики. Чтобы самому попасть в счет, каждому считающему дураку нужен другой считающий, а всем вместе нужен иной, ср. пословицы Друг по/обо друге, а Бог по/ обо всех. Бог не как свой брат, скорее поможет, но и Бог не свой брат, не увернешься; Человек так, а Бог инак / да Бог не так (ПРН, с. 35–37 и 39). Этот образ иного для всех нас, благодаря кому мне удается включить во всех себя-иного, принадлежит естественной, неофициальной религии фольклора, которую исповедовать призван толкователь. Герменевтика не может не быть религиозной, говорят мне; да, но какая это религиозность? Достоинства всякой учрежденной религии измеряются для меня как толкователя тем, насколько несвоевольно и бескорыстно, насколько представительно ее писания развертывают скрытую в языке и фольклоре неписаную вселенскую религию. А всё прочее — сектантство.

Не я и не все, а чужой. «Если нет Бога, то я бог», говорит Кириллов (3.6.2), а его сосед Шатов убежден, что «синтетическая личность всего народа», или (русский) мировой человек, и есть Бог (2.1.7). К ответу «Никто» на свой вопрос «Кто Бог?» Кириллов применил правило «Если никто другой, то я сам» и покончил с собой, а Шатов применил к тому же ответу правило «Если никто в отдельности, то все как один», и его убили ради будущего общечеловека. А наш анекдот говорит, что если никто из своих, то чужой; это третий вид более общего правила «Если (и только если) никто, то иной». Бог не (как) свой брат-- (ПРН, с. 36 и 39), «--нельзя о боге сказать „свой“--» — О. Трубачев, Этноген. культ, слав. (с. 176), бог иной, но не я сам, ни даже мировой человек, все как один. Бог тот иной, кто дарует иному — мировому человеку или мне самому — другость. Ср. «Ведь Бог та сила, которая из половинного человека делает цельного.» в Коперн. пер. грамм, (с. 389) Розенштока-Хюсси. На тему «кто» см. Ян Гон да, Местоим. ка, и В. Топоров, Indo-Iran, 2, и Индоевр. загов. (3.1), с. 25–53; против Шатова — заметка Розанова О «народо»-божии; мифотворчески о Кириллове и Шатове Вяч. Иванов, Достоевский и роман-трагедия, экскурс (ИСС 4, с. 443 сл.). Целое из К частей можно по-индийски или по-шатовски посчитать за К + 1-ое, но девятым людям знание того, что их десятеро, не помогло сосчитаться самим, без одиннадцатого. Способ включить каждого в число, подсчитав ямки от своих носов на песке или коровьей лепешке в варианте Тм J2031.1, где будто пародируется дописьменный ближневосточный счет оттиснутыми на глине особыми фишками согласно Денизе Шмандт-Бессера (Прежде письма), этот способ удостовериться, что «и я такой же человек», у глупцов тоже от иного-чужого.

Включение себя. В противоположность «еще совсем мальчишке», думавшему «Я-то один, а они-то все» (Записки из подполья), старый механик Андрея Платонова знает: «А без меня народ неполный!» Допустим, и я, артельщик из анекдота, понял наконец, что я сам — десятый; что произошло? Я самоотчужденно, глазами встречного Лутони или отпустившего нас хозяина —

--я и другие движемся в разных планах (плоскостях) видения и оценки (действительной, конкретной, а не отвлеченной оценки), и чтобы перевести нас в одну и единую плоскость, я должен стать ценностно вне своей жизни и воспринять себя как другого среди других--. Но это предполагает авторитетную ценностную позицию вне меня.

(Бахтин в Авторе и герое, с. 54), — самоотчужденно «положил себя в счет», для меня наконец сложилось круглое 10 и сменило тип, стало неполным круглое 9. Память о таком включении иного хранят слово сам-десят, вообще сам-«последний», правило поведения «Я — последний» и даже схема натурального ряда. Но пока включения себя не произошло, пока сосуществуют круглое для артельщика 9 и круглое для постороннего 10, мены типа нет. Так же нет ее в начале сказки про Заморышка, где сосуществуют 40 и 41, с той разницей, что число дворов, яиц и мальчиков без иного — устойчиво круглое, а число артельщиков без иного — неустойчиво круглое. 9 у девятых людей есть дурацкое 10, как 13 есть «чертова дюжина», сюда же неполный «глупый человек» (СРНГ 21, с. 117) и не все дома у кого; 9 предполагает 10, первенствующая точка зрения у человека не нашего десятка, 11-ого. «Никто не может, так Бог поможет», «Друг по/обо друге, а Бог по/обо всех» — печется, «Перед Богом все равны» (ПРН, с. 35 сл. и 39). Чем я должен быть для девятерых, тем одиннадцатый является для меня, это и есть «завершение» по Бахтину: «Но я-для-себя — другой для Бога.-- Чем я должен быть для другого, тем Бог является для меня.» (Автор и герой, с. 52), ср. в дневниковой записи Льва Толстого под 27.3.1910 «Ты о людях, а Б[ог] о тебе.» — Анекдот-притча про девятых людей говорит слушателю «Десятый это ты», он как зеркало или как лубочная картинка с подписью «Два дурака дерутся, а третий смотрит», но без третьего на картинке (ПРН, с. 267, 437 и 574)[15].

Парадокс собственной исключительности. Старому механику Платонова возразил Михаил Гаспаров в Зап. вып. (с. 143) под названием математики: «„Без меня народ неполный“? Нет, полнее, чем со мной: я — отрицательная величина, я в нем избыточен.»— Но это опять одностороннее суждение «по себе» и «от себя», снова смешная математика девятых людей, у которых не 10 круглое, полное число, а 9. Пока ты ребячески считаешь, что ты со своей инакостью один такой, не как все, ты наоборот будешь не один, а «как все» в том же дурном смысле, говорит мудрый анекдот про девятых людей; в записи (4) у них одно прозвище на всех—Ваньцы, от Иван(-дурак). На этот парадокс собственной исключительности похож фрагмент Гераклита «дóлжно следовать общему, но хотя разум (логос) — общ, большинство живет так, как если бы у них был особенный рассудок»[16] (2/23а) в толковании Владимира Бибихина, Язык филос., И, вот выдержка (с. 111 сл.):

Мы становимся людьми толпы именно тогда, когда отгораживаемся, обособляемся, — конечно, только в собственном воображении. Как раз обособление делает нас пылинкой толпы. Желание не походить на всех, отделиться делает человека одним из толпы, живущим по своему частному разумению. Чтобы не походить на толпу, не быть в общей массе, надо следовать всеобщему разуму и смыслу, не пытаясь отгородиться в отдельную самость.

Порядковое числительное. К выражениям типа сам-десят см. Э. Хэмп в ВЯ, 1971, № 1, с. 91–93, и Ю. Степанов, Константы, с. 390–94. Порядковое числительное естественно обозначает последнего, замыкающего ряд, носителя полноты-целостности, см. у Бенвениста в Именах деятеля, 11.1, или Порядк. числ. Гонды, с. 139 слл. / 248 слл. Это К-тый с внешней точки зрения, но «сам для себя» К + 1-ый, иной, как показывает близость индоевропейских ординальных форм суперлативным (Имена деятеля, 11.2; Порядк. числ., с. 143/252), ведь превосходная степень тоже для иного, ср. самый: сам. Из значения «К-тый» развилось значение «К» в слове неделя: это слово было образовано от не делать как название воскресенья, христианского праздничного дня (точнее см. О. Трубачев в ЭССЯ 24, с. 115—17) — седьмого вместо еврейской субботы, согласно названиям вторник, четверг и пятница и тому, что по-недельник «тяжелый день» (как 13 «несчастливое число»); позднее название седьмого, последнего дня перешло на всю седмицу, а сам он стал считаться и первым днем, отсюда среда (но ср. С. Толстая, Счет дней нед.; Степанов, Константы, с. 398–404). Последний кусок угощения часто остается на блюде, это стыдливый кусок (СВРЯ, ст. Стыдитель): стыдно брать всё, а в последнем куске и заключено всё. Так и не совсем круглые, будто бы точные цены: пословица «Рубль цел/крепок копейкой» или «Копейка рубль бережет» или «Без копейки не рубль» (ПРН, с. 114, и СВРЯ, ст. Копейка) — про ту последнюю, сотую (в произвольном порядке) копейку, которую тебе возвращают в магазине, чтобы не вызвать чувства, что тебя ограбили, и еще чтобы ты невольно округлил расходуемые 99 до 90.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*