Ирина Левонтина - О чём речь
При этом сообщается обычно, что это слова Йозефа Геббельса, сказанные им на открытии Министерства пропаганды 12 марта 1933 года. Ну, цитирующие имеют в виду, что вот, мол, как эта риторика нам знакома.
Однако в сети же находятся и расследования по поводу этой цитаты: ее не удается найти у Геббельса. Вот здесь, например, – http://Aabas.live)ournal.com/945525-html – подробно рассказывается, что на одном белорусском форуме есть подборка, в которую входит эта и подобные цитаты, приписываемые Гитлеру, Геббельсу и т. д., причем даются ссылки на источники, но автор поста проверил: книг таких не существует, а в указанных речах Гитлера и Геббельса цитированные пассажи отсутствуют, и следы ведут к рукописной неопубликованной статье неизвестного русскоязычного автора.
Тем не менее, другие сетевые писатели настаивают, что хотя
Геббельс действительно не говорил этого, это говорил сам Гитлер в разговоре с Hans Ritter von Lex. И было это 13-го марта 1933, а не 12-го. Пере вод тоже получился у автора довольно вольным, но суть дела это никак не изменяет. Вот документальное подтверждение: www.ifz-muenchen.deheftarchiv/2002_1_5_dierker.pdf (страницы: 27–29). По всей видимости, переводчик либо все сильно переврал, либо это был очень вольный перевод, либо существует более ранний текст Геббельса, где он позволил себе выразиться более откровенно. Финансового аспекта в данном тексте не прослеживается, хотя в изначальной цитате весь упор идет именно на «продажность западу» (http://ehrte.livejournal.com/29878.html).
В общем, не очень-то похоже.
К чему я все это рассказываю? Дело в том, что даже без этих разысканий в исходной цитате кое-что должно было бы читателя насторожить. Среди прочего я имею в виду слово Запад. Сразу вспоминается пушкинское:
А далеко, на севере – в Париже –
Быть может, небо тучами покрыто,
Холодный дождь идет и ветер дует.
А нам какое дело?
Благодаря этому «на севере – в Париже» читатель сразу как бы переносится в Испанию.
Конечно, географически Англия и тем более Америка западнее Германии, но с чего бы Германии вдруг исключать себя из списка западных, а не восточных стран и выдумывать какой-то фантастический Запад, который вредит ей? Нет, это слово сразу перенаправляет нас в Россию, это наш родной культурный миф: Евразия или Азиопа, «Да, скифы – мы! <…> держали щит меж двух враждебных рас – монголов и Европы!» А уж «острый галльский смысл» или «сумрачный германский гений», «парижских улиц ад» или «Кельна дымные громады» – это для нас почти что одно и то же. И Drang nach Osten – «натиск на восток» – это совсем не из Франции к Германии, а дальше, дальше.
Кстати о Франции и Германии. Знаменитая книжка Ремарка 1929 года, впоследствии запрещенная и сожженная в нацистской Германии, которая в русском переводе называется «На Западном фронте без перемен» и в английском примерно так же, в оригинале озаглавлена Im Westen nichts Neues – дословно «На Западе ничего нового». Конечно, если бы название перевели буквально, и по-русски, и по-английски оно было бы совершенно дезориентирующим.
В каждой культуре страны света обладают своими коннотациями. У американцев насыщено множеством смыслов и ассоциаций противопоставление Севера и Юга, а в русской картине мира Юг не всегда хорошо отличим от Востока: одного и того же человека одни назовут южным, другие восточным. А уж сколько в Америке своих ассоциаций с Западом (ковбои, вестерны и т. п.)! Об украинском понятии западенцев я вообще молчу (ну и тем более не будем отвлекаться на пропагандистскую функцию выражения «юго-восток Украины» для обозначения восточных областей Украины).
Конечно, есть общее для европейской культуры противопоставление Восток – Запад (Rudyard Kipling. The Ballad of East and West):
Oh, East is East, and West is West, and never the twain shall meet, Till Earth and Sky stand presently at God’s great Judgment Seat…
– О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут, Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный господень суд.
(Перевод Е. Полонской)И когда в фильме «Белое солнце пустыни» (истерне, а не вестерне, кстати) говорят: «Восток – дело тонкое», – мы прекрасно понима ем, о чем тут речь, и это в русле «киплинговской» традиции. Но кроме это го, есть еще и другое.
В русской культуре Запад давно потерял четкие географические координаты. До такой степени, что сейчас часто, говоря о западных странах, упоминают Израиль и даже Японию, совершенно не смущаясь глобусом. Пропили, наверно. Хотя чего там, Земля круглая, можно и с той стороны подъехать. Мы хорошо помним (да и напоминают в последнее время) про загнивающий Запад (в советское время шутили: почему это, мол, Запад загнивает, распространяя аромат французских духов?), помним Галича:
…И в моральном, говорю, моем облике
Есть растленное влияние Запада,
Но живем ведь, говорю, не на облаке,
Это ж только, говорю, соль без запаха!
Это представление о таинственном и зловредном Западе настолько укорени лось, что кажется носителю русского языка чем-то само собой разумеющимся. Один из комментаторов нашей исходной цитаты пишет в подтверждение ее до стоверности, что вот, мол, Геббельс всегда винит во всех бедах Рейха Запад – и цитирует немецкие фразы, в которых нет ни малейшего Запада, а есть «Лондон, Париж и Вашингтон» или «Лондон и Париж». Между прочим, если вернуться к тому загадочному списку цитат фашистских лидеров, о котором шла речь вначале, там слова Запад и западный буквально через слово. Даже Франко у них там сету ет на ужасы Запада, хотя Пушкин уже объяснил, что Запад у испанцев на севере.
Кстати о Пушкине. Вот что он нам еще пишет:
Вы поняли великое достоинство французского историка. Поймите же и то, что Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европою; что история ее требует другой мысли, другой формулы, как мысли и формулы, выведенные Гизотом из истории християнского Запада (О втором томе «Истории русского народа» Полевого).
Так что это давнее дело. Вот с тех пор эти другие мысли и формулы всё ищем, и ищем, и ищем, и ищем.
Черта местности
И еще немного истории с географией. Когда вспоминают августовский путч (трясущиеся руки Янаева, Ельцин на танке…), каждый раз в обращении ГКЧП меня цепляет формулировка: «в отдельных местностях Советского Союза». Она какая-то неловкая. Не случайно, когда пересказывают это заявление, обычно слово местность бессознательно заменяют на какое-нибудь другое. Я почему-то всегда представляла себе, как заговорщики сочиняют свой манифест, как подбирают слово, даже как спорят об ударении в странной форме местностях. Я ошибалась. То есть об ударении, может, и спорили. Но саму формулировку они просто списали из Закона о чрезвычайном положении. Собственно, и в действующем сейчас Федеральном конституционном законе от 30.05.2001 года №з-ФКЗ написано: «Статья 4. Введение чрезвычайного положения. 1. Чрезвычайное положение на всей территории Российской Федерации или в ее отдельных местностях вводится указом Президента Российской Федерации…». Если что, опять услышим про отдельные местности. Интересно, что это слово употребляется только в Статье 4, во всем же остальном тексте фигурирует слово территория.
Итак, почему же слово местность так нелепо смотрится в законе о чрезвычайном положении? А как вообще оно обычно употребляется? Ну, сразу приходит в голову: «бег по пересеченной местности», «привязка к местности», «ориентироваться на местности», «сойдет для сельской местности». Вот еще Бродский вспоминается: «Эта местность мне знакома, / Как окраина Китая!»(«Представление»). В общем, местность – слово, так сказать, ландшафтное, топографическое и скорее природное. Местность – не просто кусок территории определенной площади или конфигурации, это территория, заполненная пригорками и ручейками, как сказал бы Гоголь, притом с достаточно однородным ландшафтом. У местности нет четких границ, зато есть характер – болотистая или горная местность, например. Местность, кстати, в старом значении – вообще скорее некоторое свойство, а не территория: «Все помнил он, умел всему придать / Блеск поэтический и местности печать» (П. А. Вяземский. Дом Ивана Ивановича Дмитриева,1860). Между прочим, заголовок «Черта местности» – название другого стихотворения Вяземского. Местность не бывает обычно даже большой или маленькой. Хотя при этом местностью нельзя назвать ни слишком маленький участок, ни слишком большой регион. Местность – слово совершенно не административное. Этим оно напоминает слово места («Места там очень красивые»; «Места у нас глухие»; «В тех местах лесные пожары не редкость»). Кстати, слова местность и места трудно употребить по отношению, скажем, к Москве – это к вопросу о ЧП. Поэтому так смешно в отдельных местностях. Получается, что президент, прежде чем ввести ЧП, как будто мысленно летит над страной на своем дельтаплане и окидывает взором леса и холмы, реки и озера.
