Виктор Шнирельман - Арийский миф в современном мире
Именно Лист начал использовать термины «ариогерманцы» и «раса» вместо прежних «немцы» и «народ», а также писать о мифических тевтонских царствах, включая Асгард и Мидгард, существовавших якобы за тысячи лет до прихода христианства (Гудрик-Кларк 1995: 42, 63–64, 81–82). Его захватывали грандиозные проекты: он то желал создать храм неистовому Вотану, считая его главным богом тевтонского пантеона, то мечтал об экологически чистых сельских поселениях, то стремился собрать всех немцев под знаменем пангерманизма. Начав с романов о древних тевтонцах, со временем Лист увлекся их обрядами и поверьями, что и привело его к язычеству19. Однако, не будучи удовлетворен традиционным язычеством, он обогатил его оккультными представлениями, магией рун и идеей об «арийском праязыке». Превознося древнюю элиту, он отождествлял ее со жрецами Вотана. Он также воспевал свастику, позаимствовав этот символ у теософов. Следуя эзотерической традиции, он писал о смене «рас», упоминая древних лемурийцев и атлантов и связывая «ариогерманцев» с «пятой корневой расой» (Лист 2001. Об этом см.: Гудрик-Кларк 1995: 42–50, 59–64). Лист пытался возродить «древнюю германскую идеологию» («вотанизм»), якобы передававшуюся тайными путями из поколения в поколение внутри жреческой касты «арманов». Следы этих древних верований он находил даже в старых еврейских манускриптах, утверждая, что туда «арийская мудрость» попала от тевтонских королей-жрецов.
Как уже отмечали исследователи, теософов к антисемитизму привел их универсализм, представлявший современное человечество в виде всеохватывающей «арийской расы». Поэтому они упрекали евреев в партикуляризме, отсутствии духовности и отказе от участия в формировании «арийской расы». Тем самым, евреи выглядели изгоями, противопоставлялись современному человечеству и наделялись отрицательными качествами, мешавшими прогрессу (Goldstein 1979: 58–59; Spielvogel, Redles 1986: 235). Сохранив теософское отношение к евреям, ариософы сузили понимание «арийской расы», отождествив ее с германцами.
Подобно тому, как современные русские язычники поносят крестителя Руси князя Владимира, Лист всячески поносил Карла Великого, обращавшего в христианство язычников Северной Германии. Он обвинял церковь в гонениях на истинную тевтонскую культуру и в уничтожении вотанизма, «священной национальной веры». В христианстве он видел силу, расшатывающую немецкое самосознание и стремящуюся превратить немцев в рабов, что в ходе истории приносило неисчислимый вред «ариогерманской расе» (Лист 2001: 83, 106–107. Об этом см.: Гудрик-Кларк 1995: 78, 80–81). Другим страшным врагом он считал этнические меньшинства. Поэтому в упадке германской культуры он винил заговор Церкви, демократов, промышленников-олигархов, крупных финансистов и Великой интернациональной партии. Все это сливалось для него воедино в образе Сатаны (Гудрик-Кларк 1995: 93–97).
Фактически Лист создавал миф о Золотом веке, причем его главными методами были интуиция, прозрения и пророчества, которым он отдавал предпочтение перед строго научными подходами. Поэтому он придавал большое значение сфере бессознательного, где якобы и теплились воспоминания об истинной культуре предков и их неизбывной мудрости. Опираясь на эзотерику, он наделял известные археологические находки, фольклорные образы, топонимику тайными смыслами, якобы помогавшими познать величие предков. Кроме того, он уверял, что, скрывая свои знания и убеждения от церкви, короли-священники учреждали тайные общества, где применялся особый язык, помогавший уберечь мудрость предков от непосвященных. Наконец, стремясь сохранять социальный оптимизм, Лист возрождал теорию циклизма, по которой любой организм проходил этапы рождения, жизни и смерти, чтобы затем возродиться вновь. Перенося это на общество, он утверждал, что в ходе истории величие сменяется упадком для того, чтобы затем в процессе космического обновления вновь обернуться еще большим величием – здесь Лист вспоминал о ницшеанском «вечном возвращении» (Лист 2001: 31, 110; Гудрик-Кларк 1995: 78–80, 82–83, 91–92).
Лист доказывал, что германские народы, или «арийцы», обладали своей письменностью задолго до христианства, и объявлял таковой руны, видя в них слоговое письмо, или иероглифы. По его словам, в рунах содержался зашифрованный тайный смысл, открывавшийся только посвященным. Он шел еще дальше и причислял к данной категории народные предания и мифы, утверждая, что они содержат ключ к древней истории арийцев (Лист 2001: 84–87, 96). Он также настаивал на том, что древняя вера сочетала единого Бога с множественностью богов, что арийцы называли себя «сыновьями Солнца» и что одним из важнейших принципов древнего арийского мировоззрения было представление о троичности, включая наличие трех социальных слоев (Лист 2001: 48, 76–80, 110). Сегодня все это воспринято русскими неоязычниками с той лишь разницей, что арийцами здесь оказываются не германцы, а славяне.
Чтобы предсказать будущее, Лист пытался вычислить продолжительность жизненных циклов, и, по его расчетам, получалось, что в конце XIX в. наступила новая эпоха, обещавшая быстрый подъем германского духа, уничтожение сатанинского врага, победу над Великим интернационалом и образование могущественной германской империи. Поэтому он прославлял войну, видел в ней единственное средство победы над вселенским Злом и предсказывал столкновение наций, что вскоре и нашло свое выражение в Первой мировой войне. Наконец, мечтая о социальном порядке и мире, Лист возлагал все свои надежды на сверхчеловека, диктатора, с деятельностью которого и связывал наступление Золотого века. Он верил в реинкарнацию и ожидал кармического возрождения воинов, павших на полях сражений: им-то и предстояло заняться переустройством мира. Один из них, по его мысли, должен был стать вождем германского народа (Лист 2001: 111; Гудрик-Кларк 1995: 97 – 102).
Примечательно, что, пытаясь продвигать свои идеи, Лист вошел в конфликт с Императорской Академией наук, ибо австрийские ученые видели в нем дилетанта, чьи представления лежали за рамками науки. Однако у Листа имелись многочисленные сторонники и влиятельные покровители, сумевшие в 1908 г. учредить Общество его имени, которое популяризировало его «бесценные открытия» и культивировало эзотерические и пангерманские воззрения (Гудрик-Кларк 1995: 50–55). Ланц фон Либенфельс добавил к этому представления о манихейской борьбе расы господ (ариогерманцев) и расы рабов (неарийцев), о прародине арийцев на утонувшем полярном острове под названием Арктогея, а также об эзотерической роли Ордена тамплиеров (Гудрик-Кларк 1995: 65–66).
Среди любителей и популяризаторов этих идей Гудрик-Кларк выделяет три группы: это, во-первых, праворадикальные политики-мистики, увлеченные пангерманизмом, во-вторых, теневые писатели и публицисты, выдававшие себя за перевоплощенных древних жрецов и героев20, и, в-третьих, деятели новой религиозности (маги, астрологи, эзотерики) (Гудрик-Кларк 1995: 56–57). В этой среде идеи Листа получали практическое воплощение в виде тайных обществ, использовавших масонский опыт. Хотя такие общества появились и обрели популярность лишь в начале XX в., Лист наделял их генеалогией, уходившей к древним тевтонцам, и утверждал, что они счастливо пережили все средневековые гонения. Легенду о тамплиерах Лист тоже позаимствовал из масонских источников и уже от себя наделил средневековых рыцарей символом свастики (Гудрик-Кларк 1995: 67–68, 70–73). Если в оккультных науках свастика служила тайным символом спасения, то для Листа она означала также и победу арийцев над низшими расами (Goldstein 1979: 63).
Гвидо фон Лист германизировал теософию и придал «пятой корневой расе» Блаватской вполне расистское звучание, отождествив ее с «ариогерманцами». Еще дальше пошел его ученик и младший соратник Йорг Ланц фон Либенфельс, помещавший родину арийцев на полярном континенте. «Неарийские расы» он представлял продуктом вырождения некоторых групп древних ариев, тем самым развивая теорию деволюции (Гудрик-Кларк 1995: 63–64, 107–111, 115–116; Godwin 1993: 49).
У Ланца фон Либенфельса, несомненно более образованного, чем Лист, расовая идея выглядела еще более отчетливо. Этот эзотерик, начавший свою карьеру в монашеском Ордене, был приверженцем манихейской идеи о вечной борьбе Добра и Зла, Порядка и Хаоса, чему он придал расовую окраску. Для него доброе начало отождествлялось с голубоглазыми и светловолосыми арийцами, а злое – с носителями любых темных признаков (волос, кожи, глаз и пр.). Больше всего его пугало расовое смешение, угрожавшее господству арийцев в мире и, как он полагал, являвшееся причиной неблагополучия в современной ему Европе (Гудрик-Кларк 1995: 104–107). Его привлекало эзотерическое объяснение хода истории, согласно которому ранней формой жизни были боги, или «избранные», обладавшие необычными способностями. Но позднее в результате смешения со «звероподобными пигмеями» они выродились и утратили эти способности. В результате человеческая история оказывалась историей упадка, что хорошо вписывалось в концепцию «грехопадения». Но Ланц фон Либенфельс верил в то, что положение можно исправить введением сегрегации, стерилизации, этнических чисток, евгенических программ и даже истреблением низших рас, с которыми он отождествлял и низшие социальные классы, якобы от них происходившие. Поэтому он отвергал христианскую доктрину сострадания как лживую и лишь способствующую упадку (Spielvogel, Redles 1986: 238; Гудрик-Кларк 1995: 108–110).
