Виктор Шнирельман - Арийский миф в современном мире
Кандыба заявляет, что «в течение тысяч лет Русский Народ в своей мыслительной и практической деятельности участвует в проектировании и формировании всех свойств Вселенной и Бога, согласно своим целям и потребностям, которые вытекают из Священной Русской Идеи» (Кандыба, Золин 1997б: 113. См. также: Кандыба 1997а: 425). В то же время это нисколько не мешает ему утверждать о том, что этой религии 18 млн лет и что она дана человеку Богом (Кандыба 1997а: 88). Автор заявляет, что Вселенную создала Божественная мысль, которая и является Русской идеей; и тут же опровергает себя, ибо Русская идея оказывается «объективным результатом космической эволюции» (Кандыба 1997а: 425, 444). Впрочем, рассуждения Кандыбы не поддаются никакой логике, это – новая религия, требующая веры, а не сомнения.
Чтобы придать своему повествованию черты правдоподобия, автор провозглашает, что его построения опираются на научные достижения последних лет, в особенности археологические (Кандыба Д. 1995: 6, 7, 91, 94, 115, 116, 152, 182), и взывает к авторитету таких русских историков, как Н. М. Карамзин, С. М. Соловьев, Л. Н. Гумилев и Б. А. Рыбаков (Кандыба Д. 1995: 95, 98). Показательно, что он не дает ни одной ссылки на их научные публикации. Зато в его работах находят место широко тиражируемые в печати оккультные рассуждения о некой высокоразвитой цивилизации, якобы существовавшей на Земле до Потопа и оставившей будущим поколениям свои бесценные знания. Рассуждения об этом – одна из излюбленных тем современных русских националистов, склонных к эзотерическому видению мира (см., напр.: Руслан… 1997: 32; Малиничев, Царев 1995; Малиничев 2001). Подхватывает автор и другую популярную идею о космической катастрофе, якобы изменившей в древности земную ось (Кандыба, Золин 1997а: 51). Он лишь забывает упомянуть первоисточник этой никем не доказанной гипотезы – фантазии «арийского ученого» Г. Горбигера, получившие особую популярность в Германии в годы нацизма (Бержье, Повель 1991: 37).
Другим типичным приемом Кандыбы является присвоение чужой истории и культуры. Мало того, что он объявляет русами многие народы древности – это, как мы видели, давно усвоенный прием «эзотерической» и «неоязыческой» науки, – но он широко пользуется этнографическими материалами В. С. Серошевского о якутах, выдавая их за достоверные факты о древнем социальном устройстве, верованиях и шаманской (ведической) практике «русского народа» (Кандыба Д. 1995: 12 сл., 96–97). Вот почему ему так важно причислить якутов к одному из древних ответвлений русского этноса (Кандыба Д. 1995: 93, 183). А Иисуса Христа автор причисляет к «русским галилеянам», что позволяет ему провозгласить того «русским пророком» (Кандыба Д. 1995: 105, 202; Кандыба В. 1997а: 160–230). Этого ему кажется недостаточным, и он столь же смело называет «русскими пророками» Заратуштру, Будду и Мухаммеда (Кандыба В. 1997а: 47–57, 97 – 146, 264 сл.). После всего этого покажется мелочью тот факт, что он голословно объявляет известные европейские археологические культуры эпох неолита, энеолита и раннего бронзового века (трипольскую, культуру линейно-ленточной керамики, лендьел, культуру воронковидных кубков и т. д.) культурами русов.
Третий прием автора заключается в чудовищном искажении хронологии. Так, например, ранненеолитический Оленеостровский могильник он относит к эпохе позднего палеолита (Кандыба Д. 1995: 98), становление земледелия и скотоводства и раннегородских обществ в Месопотамии – к началу позднего палеолита (Кандыба Д. 1995: 102), а первые курганные культуры – к 7 – 6-му тыс. до н. э. (Кандыба Д. 1995: 110). Используя гипотетическую схему раннего расселения индоевропейских племен, предложенную Т. Гамкрелидзе и В. Ивановым для эпохи 5 – 3-го тыс. до н. э., Кандыба без каких-либо колебаний относит ее к позднему палеолиту (Кандыба В. 1997а: 25). Самым непостижимым образом русским оказывается и египетский сфинкс с «древнейшей надписью на древнерусском языке» (Кандыба Д. 1995: 106). Искажение хронологии и присвоение чужого исторического наследия являются, пожалуй, самыми характерными особенностями произведений Кандыбы. И речь идет не только о дилетантизме автора, а о его вполне сознательной стратегии – ведь, судя по тексту, он читал не только учебники по истории и археологии, не только антисемитские опусы Емельянова и Безверхого249, но и специальную научную литературу.
Столь же небрежно автор обращается и с историческими фактами, объединяя реалии совершенно разных эпох. Например, ему ничего не стоит объявить, что древнейшие русы, с одной стороны, обитали в жилищах из костей мамонтов или китов250, а с другой – уже знали молоко и масло (Кандыба В. 1997а: 11) – и это в эпоху, когда никакого скотоводства не было! Автор не просто возводит истоки письменности к эпохе палеолита, но настаивает на том, что алфавит из 26 букв возник в Арктике 3 млн лет назад (Кандыба В. 1997а: 13). И это в эпоху, когда, судя по научным данным, не только в северных регионах, но и вообще на Земле никаких следов человека вообще еще не отмечалось!
Если первая русская летопись, пытаясь, как это тогда было принято, привязаться к библейской традиции, ввела имя Иафета как легендарного первопредка русских, то Кандыба превращает его в первого русского жреца Афета, основателя Ведической религии, якобы жившего в 38-м тыс. до н. э. (Кандыба В. 1997а: 24)251.
Впрочем, хотя Кандыба и ссылается на вечную Ведическую традицию, его взгляды сформировались не сразу. Еще в конце 1980-х гг. он утверждал, что племена древних русов двигались на север из Аравии (Кандыба, Кандыба 1988: 12). Тогда автор еще не решался объявлять Арктику прародиной человечества и ограничивался заявлением о том, что русы появились на севере якобы лишь 25 тыс. лет назад. Что заставило его столь резко изменить свои взгляды? Безусловно, как и на В. И. Щербакова, огромное влияние на него оказал распад СССР, заставивший обратиться к крайней мегаломании. Подобно тому же Щербакову, он объявляет свой метод метаисторией, основанной на специфически «русском способе мышления» (Кандыба Д. 1995: 203 сл.).
Более чем вероятно, что, обучаясь в морской школе в Ленинграде в 1970-х гг. (Кандыба, Кандыба 1988: 96), автор почерпнул многие особенности этого «мышления» от преподававшего там морского офицера Безверхого, чьи идеи и формулировки буквально пронизывают рассматриваемые книги. Не обошел автор вниманием и учение мадам Блаватской (Кандыба, Кандыба 1988: 81) и ее последовательницы Н. Р. Гусевой, откуда он заимствовал идеи об Арктической прародине человечества. Но основной идейный и методологический багаж автора восходит к наследию Аненербе, паранаучной организации, созданной нацистами для поисков тайных знаний предков. Не случайно автор не скрывает своих симпатий в отношении этого весьма сомнительного предприятия (Кандыба Д. 1995: 218). Другим не менее важным источником «глубоких познаний» Кандыбы в области психотронных технологий является его знакомство с исследованиями воздействия на человеческий мозг, производившимися советскими спецслужбами и затем Министерством обороны начиная с 1920-х гг. Вот откуда взялись рекламируемые им методики «пси», связанные с применением СВЧ-излучения и массового гипноза (Первушин 1998). Там и следует искать корни «русского способа мышления» Кандыбы. Нельзя не упомянуть также о том, что Кандыба является главой школы «русской йоги», одной из неоориенталистских групп, появившихся в России сравнительно недавно под влиянием неоиндуистских религий (Ткачева 1997: 107; 1999: 483).
Если В. М. Кандыба далек от профессиональных занятий историей, то иначе обстоит дело с его соавтором П. М. Золиным, профессором кафедры философии и истории Новгородского государственного университета (с 1997 г.), а также профессором кафедры экономики и финансов Государственной полярной академии (СПб). Примечательно, что в 1974–1986 гг. Золин работал преподавателем истории КПСС и в 1991 г. защитил докторскую диссертацию по теме «Использование памятников-символов Родины в идейно-воспитательной работе Советов и РКП(б)». Неудивительно, что человек с таким прошлым, способствующим обостренным почвенническим чувствам, принял на себя миссию от имени науки взять под защиту построения Кандыбы.
Отправным моментом Золин берет совершенно недопустимое, на его взгляд, положение, когда школьные и вузовские курсы отечественной истории обращают мало внимания на тысячелетнюю историю «русов», предшествовавшую Киевской Руси. Между тем, заявляет он, «ранние цивилизации» складывались на территории России с позднего палеолита и мезолита и их изучение необходимо всем тем, кто интересуется историей Отечества (Кандыба, Золин 1997а: 295; 1997в: 5).
Что заставляет профессора Золина рекламировать дилетантские произведения Кандыбы? Золин понимает историю чисто инструментально: «История – падшая служанка политики и идеологии. История – политика и идеология, обращенные в прошлое. История – лукавое искусство, мнящее себя наукой» (Кандыба, Золин 1997а: 299). Иных определений истории Золин не приемлет. Конечно, «тексты Кандыбы не призваны отражать современное состояние исторической науки», но от них и не следует этого требовать. Ведь «гениальному психологу современности» позволительно «выходить за грань известного» (Кандыба, Золин 1997а: 294). Иными словами, сознательное искажение Кандыбой исторических реалий представляется попыткой заглянуть в будущее, предвосхитить дальнейшее развитие науки. Ради чего, только ли из любопытства? Нет, книги Кандыбы «стимулируют единое самосознание народов России именно как россиян, тысячи лет решающих по сути одни и те же общие задачи по отношению ко всему окружающему миру» (Кандыба, Золин 1997а: 296). Вот, оказывается, для чего Кандыбе надо превращать древних тюрков в русских казаков и утверждать о тождестве древнерусского языка шумерскому и нынешним тюркским (Кандыба, Золин 1997а: 74).
