В. Пономаренко - Психология духовности профессионала
«Испытывал духовный подъем довольно часто, особенно когда задуманное свершалось. Состояние возвышенности появлялось, по-видимому, на основе самосознания, что ты еще способен добиваться поставленной цели и представляло «возвышение над собой» (В. И. Андреев).
«Однажды я встретил ранний рассвет на высоте 11 тысяч метров. Рождение дня, победа света над тьмой – впечатление, пожалуй, самое яркое во всей моей жизни» (А. М. Маркуша).
«Насчет «седьмого неба» и «пения души» не скажу. Полетное задание летчика-испытателя почти всегда насыщенно, приходится интенсивно работать, эмоции остаются на втором плане, где-то в подвалах подсознания. Просто бывает приятно от красоты окружающего, от того, что все идет «как надо». (М. Л. Галлай).
«Несомненно испытывал! Особенно, если «втыкаешься» в облака, апотом после серой облачности, впереди голубой простор неба, яркое солнце. Вот тут-то действительно душа поет. Хотелось самому петь, а сердце готово было вырваться из груди» (А. К. Сульянов).
«Состояние возвышенности «на седьмом небе», «душа поет» испытывал лишь раз. Происходит это особенно в тех случаях, когда наиболее сложное задание удается решить как следует. Проявляется такое чувство в осознании того, что «я все-таки молодец», и самолет, и ситуация мне подвластны» (М. И. Воронин).
«Всегда ощущаю возвышенную радость от красиво выполненного полета. Красиво слетать очень трудно, ибо надо сдержать себя и все сделать по программе» (А. Ф. Пчелинов).
«В испытательном полете петь душе опасно, она поет после мягкой посадки» (В. И. Цуварев).
«Ощущение «на седьмом небе» возникало после полетов на большой скорости и предельно малой высоте. Прилетаешь, никто ничего не знает, а ты на «седьмом небе» от ощущения – я могу!!! Хочется рассказать, но что-то тебя удерживает, стыдно что ли» (А. В. Терещенко).
«Это состояние я ощущаю, когда пилотирую какой-либо пилотажный самолет, я стараюсь кувыркаться в небе, как в бескрайнем море, и это настолько здорово, что очень не хочется из этого состояния выходить» (Н. Григорьев).
«По художественной литературе знал, что такое состояние бывает при первом вылете и т. д. Добросовестно ждал, но не проявилось» (В. Н. Горбунов).
«Да испытывал и очень часто, когда удивительно красивая земля и небо со снежно-белыми облаками. Очень нравится лавировать между башнями облаков, слегка касаясь их, как бы ложась на белоснежные пуховые шапки. Так и хочется побегать по этому нежному «коврику» босиком. Не описать то чувство восторга, когда «душа поет» при полете на ТУ-160 (стратегический бомбардировщик) на скорости 1000 км/час. Когда на этой скорости «одной левой» включаешь форсаж и сотни тысяч лошадиных сил уносят тебя в голубую высь. При полете на малой высоте строем вид самолета, несущегося рядом с тобой на ограниченной скорости над проносящейся рядом картиной жизни, и самолет, послушный твоему движению. Все это порой завораживает» (Валерий Селиванов).
«Если испытательные задания трудные, нудные, когда пять-семь минут не дышишь, «вылизывая» скорость и высоту, то восторг наступает после, а если эмоциональные – пуск ракет с предельных режимов, состояние «возвышенности» – проявлялось в такой спокойной глубокой удовлетворенности, как от ласки любимой женщины» (В. Е. Овчаров).
«В полете я состояние «на седьмом небе» не испытывал. В полете испытательном я и у членов экипажа старался его не допускать. А вот после полета, да еще после достижения нового результата или открытия нового явления – «душа поет» (Н. Бездетнов).
«Состояние возвышенности я не испытывал в полетах, но вот азарт – да! Особенно на предельно малых высотах и больших скоростях, как говорили: «На скоростях, достойных мужчин» (П. И. Рыжов).
«Испытывал ощущение приближения к космосу» (Астахов).
«Подобные состояния ощущал не раз, особенно после удачного выполнения трудного задания. Хочется любить весь мир, служебные невзгоды кажутся проходящими, мысленно прощаешь даже подлых людей. Но это чувство длится до первой встречи с несправедливостью, обманом, и понимаешь, что земная действительность намного сложнее» (Водостаев).
Приведенные возвышенные, эстетически окрашенные переживания, несмотря на существенные отличия в их интерпретации, имеют и много общего. Прежде всего чувственность переживания питает самосознание достоинства собственного «Я» профессионала. Должен заметить, что это чувство личного достоинства в практике работы, как правило, подавлялось. Можно констатировать, что мы имеем дело с прорывом задержанных подсознательных импульсов супер-«Я». Отсюда глубокое удовлетворение на фоне мощно разлитого рефлексивного сознания, обеспечивающего катарсисный диалог «Я» со «вторым Я». Нельзя не заметить и глубоко сидящую тревожность, вектор которой направлен на подавление бессознательных напряжений, связанных с неуверенностью, что все в полете (при испытаниях) будет нормально. Если бы читатель знал как, много вложено пережитого в смысл галлаевских слов «все идет как надо». Отсюда и взрыв эмоций: «Какой я молодец», «Я могу!», «Преодолел». Все это говорит о том, что используемый нами в экспериментах для оценки операционального состава действий и операций психологический инструментарий слишком груб, чтобы уловить ту колоссальную психическую энергию, которая переполняет душевное состояние человека в полете. В экспериментальных исследованиях подобные рассуждения, как правило, относятся к «субъективным отходам». Вместе с тем рассмотренные психические состояния рефлексивного и духовного сознания регулируют сенсорно-перцептивную и речемыслительную деятельность при управлении самолетом.
Речь идет об оценке общей полетной ситуации и о качестве соотнесения образа-цели с образом достижения результата полета (испытания).
Другими словами, на сегодня любое социально и процессуально обусловленное действие, особенно в нестандартной полетной обстановке, рассматривается в связи с внешними, превходящими обстоятельствами и ответными сенсомоторными реакциями. Человеческие эмоции, переживания, тем более духовные составляющие мотивов, поступков, остаются за пределами оценок живой души профессионала. Хотя на самом деле даже из приведенных «кусочков», дышащих духом, видно, что «ЭГО» – носитель Духа, а социум лишь рамочный багет, обрамляющий, «проносящуюся рядом картину жизни». Характерно, что в генезисе психических состояний возвышенности, удовлетворения тщеславных побуждений, мотива преодоления не последнее место занимает красота. Удивительно, как она, будучи эстетической категорией, напрямую включена в этическое поле личности, поддерживая чувство ответственности за исполнение социальных норм безопасности полета. Красота выступает полноценным буфером против стресса, неуверенности, изнуряющей тревожности, придавая воле чувственный импульс радости и наслаждения в профессиональной деятельности. Надо полагать, что подобное взаимодействие сознательной и подсознательной сфер человека в условиях отрыва от земли обеспечивает динамические и целесообразные переходы с уровня бытийного сознания к уровням рефлексивного и духовного, составляя гармонию возвышенных состояний как проявления уравновешенности души. Представьте: во время отечественной войны в 1943 году экипаж бомбардировщика без прикрытия, с ограниченным запасом топлива без радиолокационного сопровождения летит в глубоком тылу противника. Бомбит Кенигсберг, Берлин, находясь в лучах прожекторов, в тесном кольце взрывающихся снарядов от зениток и атакующих истребителей противника. Вероятность вернуться живым не превышает 10 %. Экипаж, успешно выполнив задание, возвращается домой, и в полете какое переживание испытывает капитан В. В. Решетников, командир экипажа?
«Полная луна в ту пору так ярко освещала ночную землю, что трудно было побороть соблазн приблизиться к земле, пройтись над тихими степями, речкой и рощами, залитыми мерцающим зеленоватым светом, бросающим на землю глубокие тени, как у Куинджи. Казалось, будто и нет на свете человеческих страданий, жестокости, а есть тихий покой, где никто никого не потревожит и где жизнь плывет в доброте и разуме» [293, с. 133].
В беседе со мной автор этих строк Герой Советского Союза генерал-полковник В. В. Решетников прояснил истоки столь не к стати проявленного художественного восприятия мира. Его пояснения отражают культуру личности, ее духовные возможности, ее целеустремленность и активность в проявлении сущего «небожителя». Суть его пояснений в том, что даже во время боевых действий летчик испытывал радость не только от «исполнения долга». «Настоящая радость, состояние вдохновенности и счастья в преодолении. В нем счастливейшее из мгновений жизни. Но без риска потерять все состояния вдохновенности не постичь» [293, с. 194]. Думается, что подобные откровения и есть тот нравственный стимул укреплять и углублять сформулированный в психологической педагогике личностно-ориентированный принцип обучения и воспитания. Главное при этом понять, что этот принцип не столько научное наитие, сколько реальная потребность душ человеческих в практике профессионалов. И даже для военной специфики знаменитый командирский безальтернативный голос-колокол «Делай как Я!» достигнет успеха, если он на одной частоте с колокольчиком в душах других.
