Элизабет Брами - Французское воспитание. Метод мадам Дольто
Если ребенок подчинен воле родителя и полностью лишен возможности исполнить свое собственное желание; если взрослый все знает лучше его, когда, например, есть, спать, садиться на горшок, что надеть, чтобы не было жарко или холодно; если родитель требует от ребенка подчинения нормам и правилам, не признавая его желаний и не отдавая себе отчета в их специфике; если взрослый навязывает ему стандартизированное поведение, можно ручаться со стопроцентной уверенностью, что ребенок дорого заплатит за это своим психическим здоровьем.
В начале 1960-х Бруно Беттельхейм предупреждал одну из мамаш: «У бедного ребенка нет другого выбора, как предварять ваши ожидания, в то время как он должен спонтанно постигать жизнь. И он заслуживает похвалы, если делает это самостоятельно. В противном случае мы вырастим поколение, неспособное противостоять интенсивной пропаганде» (25). Дольто вооружается теми же аргументами, основываясь на тех же психоаналитических концепциях, которые она пытается донести до аудитории: «Именно об этом, о различии в желаниях родителей и детей, я рассказывала во время передач, когда отвечала на вопросы, задаваемые в письмах» (26).
Она не раз предупреждала об опасности оглупления ребенка под предлогом защиты и непрестанной заботы о нем. «Воспитание, основанное на чрезмерной опеке ребенка, напоминает воспитание умственно отсталых» (27). И она не уставала повторять, что нужно уважать личность ребенка в любом ее проявлении, нужно «постоянно поддерживать с ним отношения как на эмоциональном, так и на языковом уровне. Ведь нужно не только удовлетворять нужды ребенка, но и прислушиваться к его желаниям» (28).
Желание не означает потребность ребенка
Родителям предстоит научиться различать потребности ребенка и его желания, точно так же как они должны отличать свои желания от желаний ребенка, и об этом речь пойдет позже. Итак, родители редко в этом разбираются. И множество недоразумений возникает из-за непонимания этих основных различий, являющихся ключевыми в воспитании, по мнению Дольто. Потому что удовлетворять насущные потребности ребенка, одновременно наблюдая за выражением его личных желаний, это и означает уважать его, видеть в нем личность. И на самом деле ребенку наносится большой вред, если в расчет принимаются только его желания (попустительское воспитание) либо только его потребности (и тогда это не воспитание, а самая обычная дрессура). И довольно опасно путать его реальные и насущные потребности, которые, безусловно, нужно удовлетворять, с его желаниями, исполнять которые совершенно необязательно. Главная обязанность родителей состоит в том, чтобы сначала удовлетворить насущные потребности ребенка. А что касается его желаний, то для родителей вполне достаточно того, что они обратят на них внимание, услышат их, дадут возможность их высказать, не бросаясь при этом по первому зову ребенка выполнять их. Для Дольто уметь воспитывать ребенка значит всегда быть готовым к тому, чтобы увидеть, почувствовать желание ребенка, обеспечив ему прежде всего безопасность. Но внимание! Удовлетворяя его физиологические потребности, не следует оставаться глухим к желаниям, высказанным малышом, потому что в будущем это может помешать расцвету маленького человечка.
Вот как образно и точно говорит об этом Винникотт: «В области поддержания его телесного здоровья и ухода за ним можно допускать ошибки, можно даже довести ребенка до рахита, и в худшем случае он вырастет с ногами колесом. Но что касается психологического аспекта, то у младенца, которому не довелось узнать таких простых и необходимых ему вещей, как любовь, ласка, понимание, обязательно возникнут в той или иной степени серьезные проблемы в эмоциональном развитии» (29). Отозваться на желание ребенка, которое относится к его психической организации, не менее важно, чем удовлетворить его физиологические потребности.
«Новое воспитание»
Заявив о нем во всеуслышание, Дольто понимала, что задача, возлагаемая на плечи родителей, достаточно деликатна, поскольку новая доктрина отвергала абсолютно все воспитательные модели прошлого. И с развитием интеллектуальных и медицинских возможностей общества, с отказом от прежних предрассудков эта задача оказалась тем более сложной. Родители принялись рассуждать, то есть все подвергать сомнению, в то время как раньше они знали, что хотели: чтобы их дети приносили им удовлетворение. А дети, принуждаемые и понукаемые, подчинялись правилам, чтобы «доставить удовольствие» родителям.
Мы подойдем к рассмотрению проблемы удовольствия чуть позже, поскольку именно она является источником всех недоразумений и непониманий, выпавших на долю Дольто. Еще в 1962-м Беттельхейм говорил о разрыве между его поколением (к которому относилась и Дольто) и поколением его родителей: «Жизнь моих родителей была гораздо легче: они знали, чем должны были заниматься дети, а дети понимали, что у них есть все основания для того, чтобы подчиняться. Но теперь все изменилось» (30). Изменения произошли после Второй мировой войны. И, как отметил Беттельхейм, родителей охватило сомнение: «Новым было то, что вдруг мы испугались вообще что-либо делать, и как раз от этого нужно было бы воздержаться» (31). Определенный тип воспитания, называемый «военизированным», был отвергнут, и Дольто поставила окончательную точку, опровергнув все прежние воспитательные модели, чтобы заложить основы «нового воспитания».
Однако она знала, что это потребует от родителей непривычных усилий, – чтобы услышать ее, чтобы понять; им потребуется много здравого смысла и главным образом веры в нее, той веры, которой ей так часто не хватало, что мешало продвижению ее идей и блокировало ее деятельность. «Могу сказать с уверенностью, у меня было больше шансов, что все пойдет гораздо хуже, так как я понимал, что родители боялись еще раз ошибиться, после того как допускали очевидные промахи. Я видел родителей, которые отказывались следовать своим лучшим побуждениям из страха еще больше навредить ребенку» (32), – отмечал Беттельхейм. Предложить родителям пойти наперекор «извращенному воспитанию, заключающемуся в чрезмерной опеке ребенка, восстать против культа единой нормы и сиюминутных модных веяний, против навязывания родительской модели» (33) было большим риском для Дольто, и она знала об этом. «Почему же отцы с матерями так цепляются за устаревшие догмы?» (34), – вопрошает Дольто, которая так много сделала для того, чтобы убедить сомневающихся родителей рискнуть пойти по «дорогам воспитания», следуя собственной интуиции.
Итак, ребенок – это другое существо, плод двух индивидуумов, третья точка в треугольнике, третья, так сказать, сторона. И Дольто постоянно напоминала об этом, поскольку действительно трудно допустить, что родителю (или любому другому человеку) не стоит никаких усилий оценить по достоинству, иначе говоря, полюбить того, кто не является ни его подобием, ни хорошо знакомой личностью. «Нужно взять на себя труд отыскать в ребенке, который не является тобой, ту дремлющую частичку, в которой ярче всего проявляется его индивидуальность» (35), – провозглашал в свое время Януш Корчак. И сколько звездочек погасло, так и не успев разгореться…
«Убить Моцарта»
Хотя каждого ребенка следует воспитывать как «уникальное существо», потому что он действительно уникален, и все дети обладают талантами, свойственными только им, все же некоторые среди них выделяются. Это дети, которые в большей степени наделены творческими способностями, которых нужно воспринимать во всей совокупности их индивидуальности, чтобы обеспечить им необходимые условия для максимального раскрытия потенциала.
Мы имеем в виду ребенка-творца, ребенка-художника, столь милого сердцу Дольто. И, по ее мнению, миссия родителей, затем школы, а потом и всего общества в целом заключается в том, чтобы помочь ему реализоваться.
Говоря об уважении к ребенку-художнику, нельзя не упомянуть о литературных произведениях авторов, современников Дольто, и, в частности, о фрагменте из книги «Планета людей» Антуана де Сент-Экзюпери (36). Там он говорит, что в каждом из нас, может быть, убит Моцарт, и представляет главную идею философии детства: залогом будущего человека является его прошлое. И в том числе за это детство, реализуемое в искусстве, за надежду на свободное творчество прокатились по Франции волнения мая 1968-го. «Очень важно, чтобы с самого раннего возраста у детей-художников появились возможности выражать себя, учиться у известных творческих личностей, слушать музыку, наслаждаться живописью» (37).
Есть ли в нашей сегодняшней жизни место для творчества, место, уготованное одаренным детям, есть ли в школе, а также в нашем обществе пространство для созидания, культуры, для неординарных и одаренных педагогов? После нескольких благословенных лет славы Дольто это пространство сузилось, как шагреневая кожа.
