Владимир Стругацкий - Впереди - ледовая разведка
— Командир, — тронул его за плечо Камирный. — Правый мотор сдох.
— Да я уже чувствую – нас разворачивает.
В самолете все промокло насквозь. Удивительно, как моторы тянули под этим душем двенадцать часов! Но теперь… Теперь их развернет лагом к волне и начнется такая карусель, какая им и не снилась. Единственная надежда на механиков – может, починят мотор.
Болтанка усилилась. Всех уже мутит от качки. Хорошо, что он не видит страданий тех, кто сейчас в хвосте. Их уже тринадцать. Один не вынес качки. Тринадцать… А сколько останется, когда они доберутся до берега?.. Как та женщина, которую Камирный внес в самолет на руках? Вся седая, щеки ввалились, глаза потухли – старуха. И все-таки чувствовалось, что женщина молодая – ей, наверное, лет тридцать. Муж погиб при взрыве тральщика. А она вот пока жива. Рассказывала, как на пятый день ей казалось – совсем умирает, но повар потихоньку дал ей банку сгущенки. Еще по дороге из Архангельска повар, встретив ее на палубе или в кают-компании, пытался отпускать какие-то неуклюжие комплименты, но она его быстро отвадила; когда же оказались вместе в кунгасе, повар сделал вид, что с ней незнаком. Да он вообще ни с кем не разговаривал, держался стороной. Он успел прихватить с «Расковой» целый ящик всякой еды и припрятал его. Они сидели в носу с одним матросом и тайком, чтоб никто не видел, ели то сгущенку, то колбасу, то галеты. А все видели и, казалось, запах еды чувствовали. Один из моряков бросился на повара, начал его душить. Повар и матрос быстро его отшвырнули. Ни у кого не было сил, а у них были. Поэтому они первыми прыгнули на клипер-бот, когда села «Каталина», первыми улетели… Так вот этот повар, когда увидел, что она совсем плоха, почему-то ее пожалел и тайком сунул ей банку сгущенки. На несколько человек хватило.
— Командир, вроде мотор починили, — доложил Камирный. — Попробуй. Запускай.
Он протянул руку к рычагу и почувствовал, что рука уже плохо слушается. Все тело как-то затекло, обмякло. Уже 33 часа он за штурвалом. Но осталось совсем немного. Они уже подходят к проливу Малыгина.
Дотянут, теперь он знал – дотянут. И волны слабее стали. Ближе к дому – и ветер в спину. Вот если бы он был в спину там, посреди Карского моря…
И вдруг из-за горизонта выплыла маленькая темная точка. Им навстречу шел тральщик…
* * *Стол завален старыми альбомами, пожелтевшими фотографиями. Матвей Козлов в 1937 году со Шмидтом и Папаниным на полюсе… Вот он стоит на палубе вместе со знаменитым капитаном Владимиром Ивановичем Ворониным… Матвей Ильич на Диксоне…
На спинке стула висит пиджак с тремя орденами Ленина.
На столе возвышается на подставке пластина. На ней рисунок: посреди бушующих волн качается кунгас с людьми, идет на снижение гидросамолет. На пластине надпись: «Моему второму отцу – летчику полярной авиации Козлову Матвею Ильичу, спасшему меня… Пусть этот небольшой сувенир напомнит о действительно героических буднях вашего славного экипажа в дни Великой Отечественной войны. С глубокой благодарностью и уважением к Вам А. Я. Булах, г. Изюм, 28 декабря 1965 г.»
— Вот все собираюсь стол разобрать, да времени не хватает, — жаловался Матвей Ильич.
Матвею Ильичу было за семьдесят, когда он отправился на дрейфующую станцию «Северный полюс-22». Руководил там полетами. Принимал огромные самолеты, на каких ему в Арктике летать не довелось. Большинство экипажей и до сих пор не знают, что разрешение на посадку на дрейфующий остров давал им тот самый знаменитый полярный летчик Матвей Ильич Козлов, который еще в тридцатые годы славился своими смелыми полетами.
Когда мы встретились, он старался больше рассказывать о том, что видел в Арктике недавно – об СП-22, о том, какой теперь аэродром на Диксоне, о том, что на дрейфующие станции садятся на колесах даже Ил-18. А мне хотелось, чтобы Матвей Ильич вспомнил какие-то подробности своих полетов. Последний раз он летал в Арктику в 1979 году.
— Ежели бы врачи не запретили, я бы еще летал и летал. Как скучно сейчас без Арктики!..
Так и не успел Матвей Ильич разобрать свои бумаги, подклеить в альбом фотографии.
Его фотографии увидел я через несколько лет в Музее Арктики и Антарктики. И снимок, сделанный в 1944 году, когда он спасал пассажиров «Марины Расковой», — тоже в музее.
…Полярный летчик Козлов сразу после посадки на Диксоне. Рядом покачивается на воде «Каталина». Матвей Ильич в кожаном пальто, в потертой ушанке. Невысокого роста, небогатырского телосложения.
Поиск
14 марта настроение у Палыча испортилось. В этот день он впервые вылетел на Ан-2 в Ледовитый океан. Началась обычная работа, которой Илья Павлович Романов занимается каждую весну вот уже много лет, — съемка Ледовитого океана. «Аннушки» садятся туда, где еще никогда не бывали ученые, — на дрейфующие льды в десятки точек океана. Каждая посадка – риск. Кто может гарантировать, что льдина выдержит, что не расколется она под лыжами самолета? Надеяться можно только на удачу и на собственный опыт. Но в 1981 году помимо этой работы было у Романова еще одно задание: найти льдину для новой дрейфующей станции – «Северный полюс-25».
Вот как раз поэтому у Палыча и было отвратительное настроение. Он смотрел на льды, плывущие под крылом, и эти льды ввергали его в тоску. Это были не громадные заснеженные поля – ровные и гладкие, а торосы, ропаки, осколки ледяных полей, нескончаемые трещины. Здесь трудно найти ровное поле длиной хотя бы метров триста, пригодное для посадки «аннушки». В прошлом году здесь были поля – садись на них спокойно. А эта весна какая-то странная. В Арктике – «жара». Мороз всего 10–15 градусов. «Жара» эта может радовать только человека от Арктики далекого. Раз весной тепло – значит, нет погоды. Метет, облачность. Словом, не работа, а одна тоска. Нудно тянутся дни – все ждут погоду. Сколько дней пропало, пока отправились в первый полет.
Все как-то неудачно идет. То туманы, то сильные ветры. Да такие ветры, что на одной из льдин, куда еле-еле сели, палатку – чтоб не сорвало – пришлось привязывать к крыльям самолета. А вчера Палыч только спрыгнул на лед после посадки, как по пояс увяз в снегу – снег везде глубокий, мокрый.
— Палыч, ты поосторожней слезай, так все льдины переломаешь – некуда и сесть будет!
Это Шура Чирейкин все издевается над его весом. А сам Александр Вульфович с виду щупленький, роста маленького, но сколько лет они вместе работают, столько лет Палыч поражается: откуда столько силы в этом с виду хлипком человеке, откуда такая неутомимость.
Илья Палыч – сибиряк, грузный, громадный, плечи молотобойца. Чирейкин говорит, что, если Палыч забрался в самолет, все грузы выкидывай, и так уже загрузка выше нормы.
Илья Павлович Романов – один из самых опытных в Арктике ледовых разведчиков. И сколько судов провел он сквозь льды – не сосчитаешь.
В 1977 году кандидат географических наук Романов руководил научно-оперативной группой, которая помогла привести атомоход «Арктика» к Северному полюсу.
Все, кто участвовал в этом рейсе, говорят, что самыми напряженными были дни, когда «Арктика» подходила туда, где сходятся все земные меридианы. Надо было выйти точно на полюс, точно определиться, удостовериться, что атомоход находится не в пяти или даже двух милях от вершины нашей планеты, а в самом ее центре. Ну и, конечно, все волновались – каждому хотелось первым ступить на полюс.
Волновались все, кроме Романова. Этот человек на полюсе был десятки раз. И в том же 1977 году, только раньше – весной, в апреле, на Ли-2, вместе с Романовым и группой молодых ученых Арктического и антарктического института мы высадились в точке географического Северного полюса, чтобы провести наблюдения за течениями и льдами. И Романов, мастер на розыгрыши, все посмеивался над моими восторгами.
— Хочешь совершить кругосветное путешествие? Побегай вокруг меня.
А когда я уж больно ретиво прыгал с тороса на торос, Романов говорил:
— Учти – здесь вершина планеты. Упадешь – далеко вниз покатишься.
Те из нас, кто на полюсе оказался впервые, вели себя словно щенки, которых пустили гулять без поводка.
Полюс! Представляете, сколько лет каждый из нас мечтал сюда попасть?!
Романов сделал все необходимые замеры льдов, забрался в Ли-2, налил себе чаю, отломил добрую половину батона и сел подкрепляться. Нам казалось, что в сей торжественный миг он, как самый старший и самый опытный, должен откупорить бутылку шампанского, поднять тост. А он ел батон, попивая из огромной кружки чай.
— Ну ладно, ребятки, поехали домой, — сказал Палыч, прикончив батон.
Для Романова пройтись по полюсу все равно, что для ленинградца – по Невскому проспекту.
Илья Павлович был одним из тех, кто доставил на полюс древко флага Седова – флага, который старший лейтенант русского флота хотел поднять на полюсе еще в начале века. За проводку «Арктики» к полюсу Романов награжден орденом Ленина.