Евгений Федосов - Полвека в авиации: записки академика
Но я не могу «бросить камень» в партийных специалистов, которые отвечали за обороноспособность страны. Например, очень хорошо работал аппарат Военно-промышленной комиссии Совмина СССР. Он был немногочисленным — всего около ста человек, но квалификация этих людей была настолько высокой, что они координировали работу тысяч НИИ, КБ, организаций и предприятий девяти министерств. Между этими отраслями постоянно шло «перетягивание одеяла» на себя, и нужно было обладать большим талантом, чтобы интересы «девятки» примирить без ущерба для дела.
Мне долго пришлось работать с Николаем Сергеевичем Строевым, который вел авиационное направление, а до этого многие годы был начальником ЛИИ им. М. М. Громова. Он прекрасно знал все этапы создания летательных аппаратов и, будучи человеком осторожным, вдумчивым, никогда не принимал скоропалительных решений, досконально не разобравшись в вопросе и не выслушав всех, кто был причастен к нему. Может, эта позиция со стороны выглядела немного консервативной, но всегда себя оправдывала — ошибок Строев почти не совершал, так же как и другие его коллеги.
Этот стиль пронизывал всю деятельность ВПК сверху донизу. Мне рассказывали чиновники, что самым трудным было доложить какой-то проект решения председателю комиссии Леониду Васильевичу Смирнову. Ведь что это значило — подготовить такое решение? Надо не просто его написать, самое главное заключалось в том, чтобы проект решения согласовать со всей «девяткой» и учесть интересы авиапрома, радиопромышленности, электронной, промышленности боеприпасов и так далее. Часто в эту цепочку втягивались и гражданские отрасли, начиная с химии, машиностроения, металлургии… И вот один человек должен был понять суть вопроса, изучить всех и вся, кто был к нему причастен, увязать пути его решения в едином комплексе и сформулировать в виде документа, который бы удовлетворял все заинтересованные стороны.
Однажды мне тоже пришлось писать постановление правительства о развитии авиационного вооружения. Я «создал» первый вариант, согласовал его на всех уровнях вплоть до министра П. В. Дементьева и принес в ВПК к Борису Николаевичу Ворожцову, который курировал нашу тематику. Он прочитал мой документ и сказал, что это бред какой-то. И начал мне показывать, где я ошибся. Пусть во многом это были чисто бюрократические «закавыки» — где-то неточная формулировка, нечетко срок указан, размыта ответственность, — но я понял, что каждую эту нечеткость надо исправлять, поскольку иначе начнутся кривотолки и породят безответственность тех, кто должен будет это решение выполнять.
Поэтому мне пришлось переписать документ заново, пройти еще раз цепочку согласований вплоть до министра и снова принести его Ворожцову. Он, прочитав мое творение, опять меня обругал, но теперь речь уже шла о стилистике и грамматике. В общем, после третьего моего варианта он сказал:
— Ну, тебе ничего поручить нельзя…
И начал цветными остро отточенными карандашами исправлять текст, убирая и добавляя целые абзацы. Вот тут я понял, что такое государственный чиновник. Ворожцов живет этим делом, и его «чиновничество» — высшего класса. Это человек, который привык готовить документ государственного значения. А в нем недопустимо малейшее противоречие или двусмысленность.
Мне пришлось многие годы наблюдать за работой чиновников высших эшелонов, начиная с аппарата сталинской эпохи, потом хрущевской, брежневской, горбачевской, ельцинской эпох. И должен отметить, что шла неумолимая их деградация. Недаром сейчас слово «чиновник» приобрело чуть ли не ругательный оттенок. А это — трагедия государства, потому что неточно сформулированное постановление, решение правительства или другой высокой инстанции потом обязательно скажется в производстве необоснованно большими затратами, срывом сроков и т. д. Создание грамотного документа — это искусство, и к сожалению, оно потеряно в России к началу нового тысячелетия. И сейчас ей остро не хватает именно грамотных, классных, профессиональных бюрократов — людей, умеющих важнейшие задачи загонять в рамки точных документов.
Ликвидация отраслевого управления народным хозяйством привела к уничтожению координации деятельности больших производств. Ведь девять министерств выступали как девять суперконцернов с предельной концентрацией сил и капитала, то есть то, к чему сегодня стремится мировая экономика. Да, в них не было рыночных отношений в чистом виде, отсутствовала конкуренция высокого уровня, но существовала координация усилий этих суперконцернов, которой мир не имел. Сегодня же, когда экономику страны раздробили, исчезло даже подобие этой координации, а основную роль стал играть личностный фактор, удовлетворение интересов каких-то групп людей. И теперь собрать воедино то, что было разрушено в течение последнего десятилетия, неимоверно сложно. Для этого необходимо в верхах написать первую партитуру для будущего «оркестра», но аппарата, который мог бы это сделать, — нет, так же как нет ничего подобного, что хотя бы в далеком приближении напоминало Военно-промышленную комиссию советских времен. Поэтому и оборонно-промышленный комплекс влачит сейчас жалкое существование, не говоря уж о том, что между ним и Министерством обороны пролегла глубочайшая пропасть, на которую во времена СССР не было и намека. И она углубляется каждый день, поскольку Минобороны получил право самостоятельно распоряжаться деньгами, которые отпускаются на создание и закупку вооружения. Промышленность на этот процесс повлиять не может, и военные стали монополистами в решении вопроса, куда и как вкладывать эти средства. Причем они не допускают к дележу этого «пирога» промышленность, а если и допускают, то по далеко, на мой взгляд, не государственным критериям. Хотя среди военных и встречается немало хороших специалистов, но решать вопросы обороноспособности России на том уровне, как это делала ВПК, они не способны, поскольку решения принимает одна сторона — Минобороны, а другая — промышленность — полностью отстранена от этого процесса. ВПК же связывала эти две структуры воедино и координировала их деятельность так, чтобы результаты ее в первую очередь шли во благо стране и народу… Более того: Минобороны принимает решения и по экспорту вооружений, поставив в полную зависимость от них предприятия, выпускающие эти вооружения. Эта однобокость рано или поздно будет, конечно, исправлена жизнью, но на начало XXI века реальность складывается так, как я обрисовал.
У американцев эта система построена совсем по-другому. Не буду подробно ее описывать, но в США вопросами оборонного строительства занимаются на равных и гражданские лица, и военные. Здесь руководству России, думаю, есть смысл поучиться у нашего бывшего соперника. Американское Министерство обороны очень сильно отличается от нашего… К тому же у нас в Министерстве обороны сейчас нет ни одного руководителя, который прошел бы путь создания хотя бы одного поколения современной военной техники. Их просто вырывают из какого-то цикла ее создания и возносят на соответствующие посты.
О каких же качественных решениях по тем или иным проблемам вооружений можно вести речь, если эти люди не прошли нужных школ?
Молниеносный развал Советского Союза в какой-то мере объясняется тем, что партаппарат предал свои бывшие идеалы, предал рядовых членов и в конце концов «троечники» развалили великую державу. В стране же не нашлось здоровых сил, чтобы противостоять этому. Большинство народа было обмануто «демократическими» лозунгами. Безусловно, страна требовала перемен. Переход на цивилизованную современную рыночную экономику был бы благом для нее, но для этого не надо было разваливать государство. От этого развала пострадали народы бывшего Советского Союза. Выиграла только кучка бывшей партийной элиты и криминалитет.
С приходом к власти правительства Гайдара начался великий грабеж народного достояния. В короткий срок через «ваучеризацию», залоговые аукционы, создание торговых бирж, образованных на фондах Госснаба и стратегических запасах страны, сколачивались баснословные состояния олигархов, для чего в цивилизованных капиталистических странах требовался упорный труд не одного поколения предпринимателей. Но страна продолжала работать. Ресурсные отрасли даже увеличили объемы производства газа и нефти — почти исключительно на экспорт. Доллары, которые хлынули в страну, пошли на оплату массы товаров, в основном импортных. Полки магазинов быстро наполнились, пропали очереди, все забыли про дефицит. При взгляде на витрины магазинов, на рыночные ларьки, заполненные низкокачественными товарами от «челноков», создавалось впечатление изобилия. Повсюду возникали банки, офисы каких-то быстро рождающихся и также быстро разваливающихся фирм. Все улицы Москвы покрылись красочными рекламами. Но бюджет государства был ничтожен, накапливались колоссальные задолженности по зарплате на предприятиях, связанных с бюджетом. В результате обрушилось производство наукоемких товаров. Производящие их предприятия оказались на грани банкротства. Больше всего пострадала армия, оборонные предприятия и научные учреждения. Все это получило название «шоковая терапия» по Гайдару.
