Евгений Федосов - Полвека в авиации: записки академика
В результате из всех претендентов был избран кандидатом в депутаты А. Н. Ярошенко из НАМИ, который впоследствии сыграл значительную роль в выдвижении Б. Н. Ельцина.
Он представлял какой-то благотворительный фонд, который впоследствии финансировал первую поездку Ельцина в США и страны Европы. Сегодня он работает торгпредом России в Париже.
Странно прошли тогда выборы в Верховный Совет и в Академии наук. Вернее, я бы сказал, нелегко. Президент АН СССР академик Г. И. Марчук сказал, что как общественная организация, Академия может тоже выдвинуть своих кандидатов. Но чтобы все это действо соответствовало духу демократии, решили, что вначале это должны сделать институты АН. А окончательное выдвижение состоится на расширенном заседании Президиума Академии. Поскольку я был тогда заместителем академика-секретаря отделения, то входил в Президиум. Решено было рассмотреть на расширенном его заседании кандидатуры, выдвинутые коллективами институтов и назвать имена тех, кого рекомендует в Верховный Совет сам Президиум АН. А затем большинством голосов делегировать в Совет самых достойных, согласно числу выделенных нам мест.
Собрались утром. Начались споры о регламенте. Первым на трибуну поднялся академик Сахаров, который сказал, что мы не имеем права подвергать сомнению фамилии людей, выдвинутых коллективами. Ну, вроде, правильно… И он предложил провести следующую градацию: давайте, дескать, выдвинем своих претендентов, сопоставим их список с тем, что получили от институтов и, тем самым, определим какую-то группу кандидатов в депутаты, которые не вызывают сомнения ни у кого. В нее должны попасть практически все, кого выдвинули институты, мы ведь не имеем права им не верить.
Во вторую группу, по его мнению, должны были войти кандидаты, выдвинутые Президиумом, которые не вызывают у членов Президиума сомнения, но за них голосовать все же придется. Ну, а в третью — люди с какой-либо «червоточиной», которые вызывают у собравшихся сомнения, но путем обсуждения и голосования и из них надо выбрать лучших. В общем, он предложил какую-то тройную систему голосования. Всем это очень не понравилось, вариант Сахарова отмели, и пошли традиционным путем: вначале обсуждение всех кандидатов, а потом — голосование. Но процесс обсуждения затянулся, поскольку количество кандидатов исчислялось несколькими десятками.
И тут Марчук совершил крупнейшую ошибку. Когда подошло время обеда, он объявил перерыв и сказал, что проголосуем после того, как пообедаем. Мы часа на два разъехались кто куда. Но академики — в основном люди преклонных лет, и некоторые из них в зал решили не возвращаться. Надо было снова провести регистрацию и учесть их отсутствие при голосовании. Но Марчук использовал список зарегистрировавшихся утром, и поэтому тех, кто не вернулся, — а их было где-то около 20 человек — отнесли автоматически в графу голосовавших «против всех». И в результате некоторые из «демократов» не прошли в кандидаты в депутаты. Я, например, голосовал за Сахарова, но те 20 голосов, которые засчитали «против всех», сыграли свою роль, и Сахаров не прошел, так же как и ряд его единоверцев. Таким образом, Президиум, по сути дела, продемонстрировал нелояльность к демократам и выступил против коллективов институтов. Перед зданием Президиума собралась политическая демонстрация — невесть откуда появились флаги, транспаранты… Поднялась вся демократическая общественность Академии наук, мы оказались какими-то ортодоксами, которые не приемлют новых веянии жизни и выступают против Сахарова, против демократии… А произошло все из-за ошибки Марчука, который, как мне кажется, просто не продумал свои действия. И Президиум попал в нелепое и трудное положение. Конечно, особо остро это почувствовалось из-за того, что в кандидаты не прошел именно Сахаров, который был уже политиком всероссийского масштаба. Ему сразу стали предлагать провести его по каким-то выборным округам, но Андрей Дмитриевич стоял на том, что должен быть избран Академией наук. Пришлось собирать выборщиков Академии — всех академиков и членов-корреспондентов, а также представителей институтов.
Повторные выборы состоялись в огромном зале Дворца молодежи, который был заполнен до отказа. Прежний список выборщиков аннулировали и создали новый. Я мало знал Сахарова и говорю лишь о личных впечатлениях от выборного процесса. Не знаю почему, но мне показалось, что Сахаров хитрил уже в первом своем выступлении на расширенном заседании Президиума, предлагая какой-то уникальный способ голосования.
Может быть, тем самым он хотел, чтобы вместе с ним в Верховный Совет прошла еще какая-то определенная группа людей, не знаю… И вот — вторые выборы. На сцену выходит Президиум АН СССР в составе наших выдающихся академиков, затем следует, так сказать, разрыв во времени и пространстве — и появляется Сахаров. Я почему-то сразу вспомнил документальные кадры, в которых снято появление Сталина. Эта же картина, точь-в-точь, повторилась в выходе Сахарова. Весь зал встает, звучат бурные овации… Не знаю, как у кого, а у меня этот эпизод вызвал какое-то неприятное чувство: к чему это противопоставление себя Президиуму АН, в котором собраны люди, ни в чем не уступающие тому же Сахарову? В результате вторых выборов его избрали, так же, как и ряд других «демократов первой волны». Многие, как они говорили, голосовали за них, опасаясь, что иначе эти кандидаты не пройдут, и на Академию снова обрушится вал несуразиц, которых она совершенно не заслуживает. Я, кстати, и второй раз голосовал за Сахарова, отдавая дань ему как ученому с мировым именем. Но все же меня до сих пор не покидает ощущение того, что он не совсем точно оценивал складывающуюся в те годы экономическую и политическую обстановку…
Вообще же в научной среде о Сахарове имелись разные мнения, но большинство академиков сходилось на том, что если бы он держал себя не столь политически ангажированным, то сторонников своих идей имел бы намного больше. Но не судите, да не судимы будете…
Вся эта избирательная кампания оставила у меня какое-то смутное впечатление, что «демократический» процесс кем-то очень искусно управляется, а всякое противодействие блокируется. Когда я обратился к секретарю Фрунзенского райкома КПСС с просьбой помочь мне в борьбе с Нуйкиным, мотивируя, что во Фрунзенском районе сосредоточены все идеологические центры КПСС, а я всего лишь технократ и не могу на равных бороться с работником идеологического фронта, то получил невразумительный ответ, что им запрещено вмешиваться в этот процесс. Это было совершенно непонятно. Со стороны людей, подобных Нуйкину, шла активная атака на позиции КПСС, а партия отказывалась от борьбы.
В дальнейшем эти смутные подозрения у меня только усилились, особенно в так называемом деле ГКЧП.
Обычно 18 августа у нас в стране отмечается День авиации. Эта традиция идет еще с тридцатых годов, когда в Тушине в этот день проводились воздушные парады. Но в последние годы парады не проводились, а проходило торжественное заседание авиационной общественности в театре Советской Армии. Обычно это событие организовывалось на уровне горкома партии, руководства ВВС и министерств гражданской авиации и авиационной промышленности. Я получил приглашение в президиум этого заседания, вместе с генеральными конструкторами и руководителями головных институтов. Когда мы разместились во втором и третьем рядах президиума, сидящий рядом со мной Р. А. Беляков обратил внимание, что в первом ряду президиума сидит все руководство страны в первых лицах. Это был практически весь будущий ГКЧП в полном составе. Почему такое внимание к нам? Заседание прошло стандартно, за исключением выступления какого-то молодого лейтенанта от ВВС, который произнес что-то вроде клятвы верности партии и правительству. Все это было несколько необычно.
Утром 19 августа я по телевизору прослушал объявление об организации Государственного Комитета по чрезвычайному положению в стране и вводу войск в Москву.
Я ехал с дачи и при въезде в Москву со стороны Ленинградского шоссе увидел группировку БМП и танков, которые стояли на обочине. В институте я вызвал секретаря парткома и председателя профкома и высказал мнение о том, что институт — это не место для политических эксцессов и что собирать коллектив, а это было время массовых отпусков, и проводить какие-либо обсуждения сложившейся обстановки не следует. Затем я лично составил текст приказа-обращения к коллективу, где было сказано, что власть в институте сосредоточена у администрации и профсоюзного комитета, деятельность парткома приостанавливается. Далее я попросил коллектив сохранять спокойствие и выдержку. В стране политический кризис, и решать его надо политическим путем, для этого есть Верховный Совет и правительство. В институте проводить политические дискуссии нецелесообразно. Если кто-то хочет участвовать в акциях у Белого дома, это его право, но при этом надо иметь в виду, что там сосредоточены войска и может пролиться большая кровь.
