Василий Вишняков - Танк, обогнавший время
- В последнее время меня беспокоит бессонница, - сказал Метелин, криво усмехаясь тонкими губами. - В голову лезет всякая чепуха. Эта мысль тоже пришла ночью и поначалу показалась бредовой. Я обдумывал ее примерно три дня, кое-что посчитал и берусь доказать, что колесный ход танкам не нужен. Более того, он вреден. «Светлая голова у этого Метелина, - подумал Михаил Ильич. - И по характеру человек смелый, упорный… Самородок… Настоящий русский самородок…»
Мне это доказывать не надо, Саша, - мягко и доверительно сказал он, впервые называя колючего парня по имени. - Но, к сожалению, много таких людей, которые встретят подобное мнение в штыки. Есть и чисто формальное препятствие - в утвержденном задании ясно и недвусмысленно сказано: танк должен быть колесно-гусеничным.
- ТТЗ готовили такие же чижики, как и мы, грешные.
- Согласен, что не боги. Но в данном случае и речи не может быть о каком-то случайном, непродуманном решении. Нет, составители точно выразили позицию, которая считается очевидной, общепринятой, бесспорной. А-20 должен быть, как и БТ, колесно-гусеничным. Это, так сказать, истина, не требующая доказательств.
Жаль. Это требование связывает нас по рукам и ногам. А можно было бы сделать отличную машину.
Михаил Ильич внутренне дрогнул. Метелиц сказал то, что он хотел услышать. Но будет ли этот талантливый парень его надежным союзником? Захочет ли стать им?
- А вот это, то есть сделать отличную машину, никто нам запретить не может, - просто сказал он. - Больше того, если у нас, конструкторов, есть другой, лучший вариант, мы просто обязаны его предложить. Дело не только в колесном ходе. Можно усилить огневую мощь, установив не сорокапяти-, а семидесятишестимиллиметровую пушку - такую же, как на Т-28. Броню следовало бы довести минимум до тридцати миллиметров. Тогда она защищала бы и от осколков снарядов. Скорость на гусеницах сделать почти такой же, как у А-20 на колесах. Выбросив колесные редукторы, улучшить общую компоновку танка, обеспечить высокую надежность всех узлов и агрегатов. Получился бы чисто гусеничный легкий танк с мощным огнем, нротивоосколочной броней, высокой проходимостью по бездорожью, скоростной, маневренный, надежный в бою. Танк, который только и нужен Красной Армии… Как вы думаете, Саша, можем мы дать такой танк?
Идея была высказана. Михаил Ильич ждал ответа с понятным волнением. Метелин молчал, явно удивленный (если не пораженный) тем, что услышал от главного конструктора.
- А как же А-20? - наконец сказал он. - С нас потребуют проект А-20, а мы…
- Проект А-20 должен быть выполнен точно и в срок. И наилучшим образом. Это не подлежит обсуждению. Но наряду с А-20 мы можем представить инициативный проект группы конструкторов. Назовем наш танк, ну, скажем, А-30.
- Но это же двойная работа. Где мы возьмем время?
- Время не главное. Надо увлечь этой идеей весь коллектив - вот что главное. Тогда мы найдем и время для работы, и силы для борьбы.
- Борьбы?
- Предстоит нелегкая, упорная борьба, Саша. Наш будущий проект - только первый шаг в этой борьбе. Даже если проект будет удачным, сверхубедительным, ему предстоит преодолеть немалое сопротивление. Против поднимутся - ложные амбиции, дутые престижи, самомнение, самодурство, бюрократизм, а главное, сложившиеся стереотипы, привычные представления, косная психология многих из тех деятелей, с которыми мы неизбежно столкнемся. Но уж если борьба, то мы будем бороться до конца.
- Чего я не люблю - так это доказывать дураку, что дважды два четыре… - грустно сказал Метелин. - Вообще я не борец, Михаил Ильич, увольте. Не хочу и не умею.
- Напрасно. Надо любить борьбу и уметь бороться. Ленин учил - без борьбы нет движения вперед.
- Кляузы, склоки…
- Они не имеют ничего общего с настоящей борьбой. Мы будем бороться по принципиальному вопросу и на деловой основе. Первый аргумент - наш готовый проект, потом - опытный образец, потом сравнительные испытания в самых жестких условиях. Мы будем доказывать свою правоту не словами, а делами. Вот это и есть настоящая борьба.
- На такую борьбу я, конечно, согласен, Михаил Ильич, - сказал повеселевший конструктор. - И сделаю все, что смогу.
- Ну вот и отлично. Значит - будем делать новый танк?
- Будем, Михаил Ильич, - с готовностью, твердо сказал Метелин.
Через несколько дней в СКВ состоялось совещание, на котором конструкторы единодушно высказались за разработку встречного инициативного проекта танка А-30. Все как один заявили, что отказываются от выходных дней и отпусков. Техническим руководителем проекта главный конструктор назначил Александра Метелина.
Глава пятая.
Гвадалахара, Гвадалахара…
По дороге на службу майор Сурин старался не думать о предстоящих служебных делах. Он предпочитал поразмышлять о чем-нибудь более приятном - о женщинах, например. Вспоминал частенько тех из них, в которых когда-то влюблялся или мог бы влюбиться (таких было больше). Забавно было также думать как о живых, так сказать во плоти и крови, о красавицах, никогда не существовавших, созданных творческим воображением гениев, мысленно даже беседовать с Татьяной Лариной, например, или с Наташей Ростовой. Мысли эти в сутолоке утренних будней, в вагоне трамвая или метро были легки и безгрешны, отвлекали от житейской суеты, настраивали на лирический лад.
Спутницы по трамваю и метро обычно не привлекали внимания Сурина. Они косяком лезли в вагоны, спеша занять место, толпились и нередко скандалили. В большинстве почему-то средних лет, полные, с сумками, явно невыспавшиеся, озабоченные и хмурые. Мелькнет среди них иногда бледное личико с темными выразительными глазами, может быть такими же, как у Наташи Ростовой, но именно только мелькнет. Присмотревшись, убеждаешься - типичное не то…
От станции метро «Парк культуры» до служебного корпуса наркомата Сурин шел обычно пешком по набережной Москвы-реки. Смотрел на мутную воду, плескавшуюся в бетонных берегах, на еще не по-весеннему голые деревья парка на том берегу. Здесь мысли его невольно обращались к предстоящим скучным служебным делам.
Работа в аппарате не нравилась Сурину. Изо дня в день - за канцелярским столом, как чиновник, перекладываешь бумаги, сочиняешь отношения вверх или указания вниз, но, конечно, не от своего имени, а за подписью начальника. Не по душе Сурину эта писанина. Правда, грозный для многих сослуживцев начальник комкор Салов (отнюдь не отличающийся кротким нравом), лично к нему, Сурину, относится неплохо. Все-таки вместе были в Испании, так сказать, боевые товарищи. Не в одной передряге побывали под знойным испанским небом… Комкор суров, но в вопросах товарищества у него свои понятия. Уверен был майор, что Салов при случае в беде его не оставит и в обиду не даст. А вот на просьбы перевести в войска командиром полка или, на худой конец, батальона отвечает решительным отказом. Тут, как говорится, нашла коса на камень… Заклинило намертво, и просвета не видно.
Поднявшись в лифте к себе на шестой этаж, Сурин увидел у своего рабочего стола адъютанта комкора красавца Пашу Щеглова.
- Товарищ майор, - нервно сказал Паша. - Вас вызывает комкор. Настроение - средней лютости.
Что ж, это бывает. По утрам у Салова настроение частенько неважное. Сурин положил портфель, достал расческу, не спеша поправил прическу; одернул гимнастерку. Спешка спешкой, а к начальству надо являться в подобающем виде, подтянутым и спокойным. Посмотрел на сапоги - блестят.
- Пошли.
- Кто-то ему позвонил, - пытался Паша сориентировать Сурина по дороге. - Что-то насчет Особого завода.
Спустились по лестнице на второй этаж. Вот и просторная, устланная коврами приемная начальника Главного управления. Налево - массивная, обитая черной кожей двойная дверь в кабинет. Сурин постучал, открыл двери, четко, по-строевому вошел, остановился, щелкнув каблуками, в трех шагах от покрытого зеленым сукном стола, за которым сидел Салов.
- Здравия желаю, товарищ комкор!
Салов сидит насупившись, на широкой груди - звездочка Героя Советского Союза, ордена. Впечатляет. Взгляд небольших серых глаз сумрачен, суров.
- Ты за что деньги получаешь?
Ну нет, так дело не пойдет. С ним, Суриным, в таком тоне разговор не получится.
- За службу, товарищ комкор, - сказал Сурин, твердо глядя в хмурое лицо комкора. - За службу, согласно уставу, каждое пятнадцатое число получаю положенное денежное содержание.
Салов приподнял голову, посмотрел удивленно, что-то, видимо, заметил во взгляде Сурина, сказал ворчливо, но уже не столь сурово:
- Ни к черту твоя служба не годится. Ты направленец по объекту А-20, а о безобразиях на заводе не докладываешь. Я узнаю о них не от тебя, а со стороны. Разве это порядок?
- Разрешите узнать, о каких безобразиях идет речь?
Салов не ответил. Крепко был чем-то недоволен, но чем?
Потом хмуро спросил:
- Кто такой этот Кошкин?
