В. Арутюнов - Нефть XXI. Мифы и реальность альтернативной энергетики
Контроль за любыми «экологически проблемными» выбросами требует значительных затрат и накладывает тяжелое бремя не только на производителя, но и, прежде всего, на потребителя. Например, власти Австралии с 1 июля 2012 года установили налог на выбросы углерода в размере примерно 25 долларов США за тонну, который будут платить примерно 500 предприятий, наиболее сильно загрязняющие атмосферу. Это приведет к повышению стоимости отпускаемой электроэнергии примерно на 1,5 цента/кВтч, а следовательно, соответствующим дополнительным затратам для потребителя. Типичная стоимость удаления основных вредных компонентов из дымовых газов электростанций (цент/кВтч):
CO2 (такса за выбросы) 1,5–3,0
SОx, 1,5–3,5
NOx, 0,5–2,0
Твердые частицы 0,5–2,8
Поэтому хотя их извлечение технически возможно, практически оно применяется лишь в редких случаях и далеко не в отношении всех компонент, чтобы стоимость поставляемой энергии не стала неподъемной для потребителя.
Прямые затраты и косвенное сдерживающее влияние экологического регулирования уже оказывает сильное влияние на экономику развитых стран. По некоторым оценкам, в отсутствие экологического регулирования ВВП США мог быть, вероятно, на 20 % выше, чем реально достигнутый. К каждому доллару прямых затрат на сокращение выбросов необходимо добавить еще 3–4 долл., потерянных за счет снижения эффективности и объема производства. На самом деле чрезмерный прессинг экологического контроля на промышленность – далеко не безобидное явление и не может основываться на философии превентивных мер. Любые дополнительные затраты энергии и ресурсов на решение экологических проблем в определенной мере всегда усугубляют те же экологические проблемы, неизбежно приводя к дополнительному расходу энергии и, следовательно, дополнительной эмиссии антропогенных загрязнений в окружающую среду. Поэтому оптимальное экологическое регулирование требует серьезного обоснования как достаточности, так и необходимости принимаемых мер. В промышленных кругах, наряду с пониманием важности экологических вопросов, одновременно зреет и сопротивление огульному экологическому экстремизму, вытесняющему промышленное производство на периферию «цивилизованного» мира, что подрывает экономику собственных стран.
Наиболее яркий пример крушения «экологических идеалов» при столкновении с реальной экономикой – ситуация с реализацией наиболее крупного в истории Человечества глобального экологического проекта – Киотского протокола по сокращению эмиссии парниковых газов. Не касаясь проблем с научным обоснованием и последствиями полной реализации предусмотренных Киотским протоколом мер (см. Арутюнов, 2001; Арутюнов, 2007), отметим, что ни одна из крупных стран, ратовавших за его реализацию, по экономическим соображениям оказалась не в состоянии выполнить взятые на себя обязательства. В 15 странах старого состава Европейского сообщества уровень эмиссии СО2 в 2004 г. не только не сократился по сравнению с уровнем 1990 г., а возрос на 4,4 %, а в Канаде за тот же период уровень эмиссии вырос на 35 %, и в итоге Канада заявила о выходе из этого соглашения. О своем отказе участвовать в выполнении обязательств в рамках второго периода соглашения Киото-2, который начался в 2013 году, заявили Россия, Япония и Новая Зеландия. Амбициозные планы авторов протокола разбились об экономические реалии.
Поэтому стратегические усилия мирового сообщества должны быть направлены, прежде всего, на более рациональное использование имеющихся в нашем распоряжении энергетических ресурсов, снижение удельной энергоемкости производства и удельного расхода энергии на поддержание достойного жизненного уровня населения. Только благодаря предпринимаемым промышленностью США усилиям там на протяжении последних лет при быстром росте ВВП удается удерживать практически стабильный уровень эмиссии парниковых газов на душу населения, что следует расценивать как наиболее весомый вклад в сдерживание темпов антропогенного воздействия на атмосферу. Выброс СО2 на 1 млн долл. произведенного ВВП сократился в США с 330 т в 1980 году до менее чем 240 т в 1998 году. Другие ведущие промышленные страны также заметно сократили или, по крайней мере, ограничили удельный выброс парниковых газов.
Рост понимания ограниченности природных ресурсов и нарастание экологических проблем заставляет мировую экономику искать пути преодоления экологических барьеров, прежде всего за счет снижения потребления первичных ресурсов. Потребности экономики стран-членов ОЭСР в природных ресурсах, рассчитываемые на 100 долл. произведенного национального дохода, должны снизиться с 2000 по 2030 г. почти в 10 раз – с 300 до 31 кг. Крупные промышленные компании все чаще отказываются от использования редких или связанных с масштабным вмешательством в природу материалов и технологий. Создание в свое время корпорацией «Кодак» метода фотографирования без серебра резко сократило рынок этого металла. То же самое произошло, когда компания «Форд» объявила о создании катализаторов для нейтрализации автомобильных выхлопов на основе заменителя платины, а производители микросхем отказались от использования золотых контактов и проводников. Мировые компании-переработчики нефти, члены API (International Petroleum Industry Environmental Conservation Association), взяли на себя обязательство на 10 % повысить в 2002–2012 годах энергетическую эффективность. Компания ExxonMobil согласилась выделить более 100 млн долл. глобальному проекту по климату и энергетике Стэнфордского университета, где исследователи работают над ускорением развития энергетических технологий, которые помогут уменьшить выбросы парниковых газов.
Развитые страны вполне естественным образом, без всяких международных соглашений и конвенций, руководствуясь, прежде всего, экономическими соображениями, ограничивают неэффективное использование природных ресурсов, тем самым снижая нагрузку на окружающую среду. Но помимо экономических соображений немалую роль в этом играет и набирающее силу общественное мнение по экологическим вопросам. При рассмотрении ситуации в таком контексте нельзя не признать, что промышленные круги развитых стран не антагонисты природоохранительного процесса, а единственная сила, способная вывести его из области демагогии в сферу конкретных мер по защите окружающей среды. Но улучшение ситуации в области охраны окружающей среды возможно только в случае, если таковое будет рассматриваться как экономическая проблема. Поэтому необходимо создавать систему экономических преференций и санкций, применяемых к компаниям и странам, стремящимся к выполнению экологических программ или им препятствующим. Предпочесть же глобальные экологические цели существенным экономическим интересам пока еще не способно население ни одной страны мира. Неудача Киотского протокола – поворотный момент, показывающий, что соответствовавшая реалиям ХХ века экологическая парадигма уходит вместе с минувшим столетием (Иноземцев, 2002).
Неизбежность экологического ущерба, наносимого самими природоохранительными мероприятиями, и неприменимость к экологическим проблемам стратегии превентивных мер делают необходимым научно обоснованный количественный расчет оптимального баланса между желаемым технологическим результатом и затратами на снижение ущерба для окружающей среды. И если стоимость предотвращения эмиссии тонны диоксида углерода доходит до 300 долларов при стоимости углеводородного сырья, дающего при сжигании эту тонну менее 100 долларов (напомним, что 1 т углеводорода дает 3 т СО2), то это значит, что мы неизбежно значительно увеличиваем наши общие энергозатраты, стоимость получаемой энергии и скорость истощения и без того дефицитных углеводородных ресурсов. Кроме того, поскольку даже в США на 1 млн долл. произведенного ВВП выбрасывается 240 т СО2 (а в других странах значительно больше, в России – в 5 раз!), причем большая часть ВВП приходится на непроизводственные, т. е. не эмитирующие СО2 отрасли, даже по минимальной оценке затрата 300 долл. на утилизацию 1 т СО2 приведет к дополнительной эмиссии нескольких сотен кг того же СО2. Таким образом, мы рискуем запустить гигантскую машину, вхолостую сжигающую наши и без того ограниченные энергетические ресурсы.
Поэтому цели глобального экологического регулирования, глобальной экологической политики должны быть коренным образом пересмотрены. Целью экологического регулирования должно быть не сдерживание неизбежных глобальных природных и антропогенных процессов, отдаленные последствия которых нам неизвестны и в настоящий момент практически непрогнозируемы, а их оптимизация с целью минимизации скорости происходящих изменений. Вопреки представлениям многих искренних приверженцев экологических идей, которые нашли свое отражение в широко пропагандировавшейся «Концепции устойчивого развития», экологическое регулирование с целью сохранения существующей биосферы не может быть стратегией развития Цивилизации. Нам уже никогда не удастся снова «вписаться» в Природу, продолжая паразитировать на огромном и отлаженном за миллиарды лет стабилизирующем потенциале биосферы. Надо ясно отдавать себе отчет, что это потребовало бы сокращения объема хозяйственной деятельности человечества, включая его численность, минимум на порядок! Готовы ли мы к этому, и как мы это реально собираемся осуществить? Да и похоже, что мы уже прошли «точку невозврата» на этом пути. Безусловно, Природу необходимо беречь, чтобы она как можно дольше демпфировала наше падение в неизвестность, но видимо, пути «естественного развития» Природы и Цивилизации уже разошлись, и это было неизбежным естественным (т. е. тоже природным!) процессом. Поэтому главная задача экологического регулирования – при минимальном дополнительном использовании природных ресурсов на природоохранную деятельность позволить Цивилизации выиграть время и технологически подготовиться к последствиям неизбежных перемен, дать ей для этого тактический тайм-аут.
