Ирина Радунская - Четыре жизни академика Берга
А кроме того, мы занимались. У нас шли занятия по лоции, навигации, мы изучали азбуку Морзе, карту Финского залива. Ходили на шлюпках. А после двух первых учебных лет мы уже плавали на крейсерах и миноносцах действующего флота, выполняя новые обязанности в кочегарке, по навигации, артиллерии, сигнализации.
Гардемарином я плавал на крейсерах «Россия», «Аврора» «Богатырь», на линейном корабле «Цесаревич». По мере того как мы подрастали, на нас ложилась все большая ответственность. В возрасте шестнадцати-семнадцати лет мы уже плавали на современных боевых кораблях и выполняли обязанности не только матросов, но и офицеров — управляли артиллерийским и торпедным огнем, работали с машинами и механизмами, ведали всем вооружением, отвечали за лоцию, навигацию. Мы действовали в параллель с офицерами и должны были сами принимать решения, и, если они были верны, они исполнялись, нет — обсуждались. Ну и конечно, после плаваний мы сдавали зачеты. Так осуществлялся естественный отбор людей, годных к профессии моряка. Дух барства из нас начисто вышибали. Те, у кого было слабое здоровье, не выдерживали; кого укачивало, кто был ленив, строптив — отсеивались. Для мальчишек там были все же тяжелые условия. И теснота большая, и спали в подвесных койках-гамаках, и ветер, и непогода, и никаких нежностей, сантиментов, маменькины сынки не прививались. Море есть море. После такой закалки мне было уже по плечу подводное плавание, хотя жизнь на подводной лодке, которую мне пришлось вести впоследствии, вообще ни с чем не сравнима. В то время служба подводников была в десять раз тяжелее, чем на парусном корабле. И без той закалки, которую мы, кадеты и гардемарины, получали во время учебных плаваний, нам, конечно, было бы невозможно служить во флоте. То, что мы сами выполняли всю физическую работу, имело огромное воспитательное значение. Это и закаляло нас и учило выдержке, терпению, собранности… Потом, в дальнейшей жизни, мне ничто не было трудно и тяжело. Никакая нагрузка не казалась мне чрезмерной. А работа с книгой или в научной лаборатории — это просто каникулы.
В учебных плаваниях была еще одна положительная сторона. Мальчики получали возможность повидать свет, другие страны. Берг гардемарином бывал в Дании, Швеции и больше всего в Финляндии — в Або, Выборге, Бьорке, Ганге, Фридрихсгамне, где когда-то учился его отец. Однажды Берг побывал в Копенгагене, где гардемарин принимал сам король.
В портах ребята встречались с иностранными учебными кораблями и в спокойной, дружеской обстановке общались со сверстниками, болтая сразу на нескольких языках, без переводчика. Случалось, что они невольно участвовали в больших событиях.
В тот год, когда Берг поступил в Морской корпус, все газеты мира облетела весть о героическом поведении русских учебных кораблей в Средиземном море. Отряд корабельных гардемарин принял по радио сигнал итальянских береговых радиостанций о сильном землетрясении в городе Мессине. Италия взывала о помощи пострадавшему населению. Русская эскадра приняла решение немедленно идти в Мессинский пролив, и там на протяжении нескольких дней офицеры, матросы и юные гардемарины вытаскивали из-под обломков засыпанных людей, скот, помогали строить временные жилища и делились провизией и водой.
Для новичков, поступивших в Морской корпус в то время, это было превосходной моральной закалкой, они бегали смотреть на своих героических старших товарищей и в душе мечтали повторить их подвиг — дело было за вулканами и временем.
— Если отбросить излишний романтизм, надо признаться, что ребятам часто было слишком тяжело, — продолжает рассказывать Берг. — К тому времени, когда я уходил в свое первое учебное плавание, обстановка на флоте обострилась. Правительство больше не хотело терпеть вольнолюбивый дух, который царствовал на кораблях, — слишком пахло революцией. И начало закручивать гайки: службу на флоте старались сделать более суровой, чтобы ни у офицеров, ни у матросов не оставалось времени «чесать языки» и читать что не положено. Тяжелая физическая работа, меньше заходов в порты, особенно иностранные, скудное питание — все это, как видно, должно было укрепить верноподданнический дух будущих офицеров.
И все-таки, как я поняла из рассказов Берга, даже таких многолетних учебных плаваний считалось недостаточно, чтобы присвоить юноше звание офицера. После окончания Морского корпуса выпускникам присваивали звание корабельных гардемарин — полуофицеров. Будущие морские офицеры под наблюдением старших выполняли обязанности вахтенных начальников, штурманов, артиллеристов, минеров. Так как Морской корпус в те годы ежегодно оканчивало около ста человек, гардемарины расписывались по трем-четырем линейным кораблям или крейсерам, образовывавшим эскадру корабельных гардемарин. Эти отряды проводили совместные учения, маневрирования и много месяцев бывали в заграничном плавании. И только после этого корабельным гардемаринам присваивалось звание офицеров. Правда, когда кончал Берг, война сломала этот распорядок, выпускников досрочно произвели в офицеры.
ПОГОНЯ ЗА ПРИЗОМ
Берг переходит от паруса к парусу и возле одной мачты стоит особенно долго, гладит ее гордый ствол и задумчиво смотрит на парус.
— Это мой подопечный, — наконец, говорит он, — грот-стеньги-стаксель. Он был в моем ведении. И порядком меня мучил. Его уборка и постановка в любую погоду требовали немалой сноровки. Шхуна качается, парус вырывается и норовит сбить с ног, в лучшем случае просто полоснет. А если где-то наверху заело, приходилось карабкаться по вантам на мачту, потом ползти по рее — горизонтальному бревну, к которому крепится парус.
— А за что же держаться?
— За леера. По рее ползешь животом, а ногами упираешься о веревки. И работаешь согнувшись. Парусина твердая, а руки наши все-таки детские, к такой работе еще не приучены, и просто страшно. Потом снова ползешь по рее обратно и спускаешься по вантам. Зато это прививало настоящие морские навыки и учило справляться не только с парусами, но и со своими нервами. Этой цели служили и специальные дисциплинарные взыскания. Строптивых кадет сажали на так называемый салинг — площадку на мачте. Там они и качаются вместе с мачтой и беседуют с горизонтом. Но зато уж морские кадеты на всю жизнь становились самыми «лазающими» из всех людей. Даже по скалам мы лазали как ящерицы.
Помню, была, возле города Котки, на финском побережье, бухточка, ничем особенно она не отличалась, кроме того, что посреди торчал остров, который мы прозвали Островом наблюдений. Каждое лето возле этого острова располагалась наша учебная баржа — стационар для гардемарин старшей роты. Там, на острове, гардемарины проходили практическую астрономию, геодезию, учились производить астрономические наблюдения. Кругом были и другие острова, скалистые, с отвесными берегами. Мы ухитрялись залезать на эти скалы и запечатлевать для потомства свои имена. Все скалы были густо испещрены автографами всех, кто когда-либо производил там астрономические наблюдения. Писали белилами или суриком, для прочности предварительно вырубали буквы в граните. Казалось, что уже не хватает места для новой фамилии, но смельчаки выискивали почти недоступные места и старались расписаться так, чтобы было видно издалека.
Да-а, это была жизнь…
После первых же учебных плаваний Берг пристрастился к парусному спорту и достиг в нем большого искусства, во всяком случае, он долго ходил в чемпионах после того, как выиграл гонки и получил первый приз. Это были очень ответственные гонки. Они проводились в Финляндии в бухте Твермине на шестерках. В море на якорях стояли учебные корабли, и гардемарины на парусных шлюпках должны были обойти эти корабли по определенному маршруту, выйдя в точно определенное место. И Аксель Берг пришел первым и получил первый приз — настоящий морской бинокль.
Это было очень почетно, и приз ему вручали перед всем строем, и настоящие моряки — матросы и офицеры — салютовали гардемарину третьей роты. Берг аккуратно перерисовал план гонок и хранит его до сих пор. Надо сказать, что успех вскружил ему голову, и вскоре с ним случился весьма плачевный казус.
После учебного плавания он поехал в финский городок Нодендаль, что южнее Або, где отдыхали мать, сестра и Нора (его будущая жена). Это великолепный прибрежный курорт, изрезанный живописными шхерами. Аксель отдыхал, много гулял, собирал грибы, играл в теннис, ходил на парусных лодках, и ему уже порядком наскучило, как вдруг он узнал, что местный яхт-клуб организует гонки. Аксель вместе с двумя своими двоюродными братьями решил принять в них участие. Взяв недавно первый приз и чувствуя себя уверенным и непобедимым, он назначил себя рулевым, а братьев — матросами. И вот в пасмурный день, прикрывший шхеры туманом, при капризном, переменчивом ветре десятка два подрагивающих от волнения яхт выстроились перед пристанью Нодендаля. Раздался стартовый выстрел, и яхты двинулись. Путь их лежал к Аренсбургу по сложному извилистому маршруту, обрисованному Оландскими шхерами. Дул свежий ветер, баллов в пять-шесть. Это, конечно, не шторм, однако опытного моряка, выходящего на легкой яхте, он должен насторожить. А так как Аксель чувствовал себя опытнее опытного и горел желанием снова обогнать всех — уже не на учебных гонках, а здесь, где соперниками его были опытные яхтсмены — финны и шведы, — он решил не брать рифов, хотел вырваться вперед и полностью использовать ветер. Остальные команды подтянули паруса, несколько уменьшив плоскость соприкосновения их с ветром, чтобы внезапный шквал не опрокинул яхты.
