Коллектив авторов - Социология вещей (сборник статей)
Торгуя, я стараюсь выяснить, что вредно для рынка и чем он может на вредить мне… как позиционирован рынок.… Если у меня длинная позиция… и у всех длинные доллары, а доллар не хочет подниматься, то затем доллар пой дет вниз. Потому что, если потом кто-нибудь будет продавать доллары, тот, кто их купит, не захочет их держать у себя и тоже будет продавать. Но у него уже много долларов, которые он тоже хочет сейчас продать. Затем начинается бес порядочное, ускоряющееся движение, которое становится возможным, только когда масса людей совершает ошибку. И тогда я стараюсь представить, что же вредит рынку, стараюсь нащупать свой путь среди этих плохих сценариев и со ответствующим образом защитить свой портфель от рисков.
Формулируя это высказывание в терминах Мида, можно сказать, что трейдер усваивает позицию рынка на основе собственной позиции на нем, наблюдая за другими и анализируя, что же они могут предпринять такого, что породит «вредоносный рынок» (hurting market) (падающий и, возможно, полностью обваливающийся (falling and failing)), и затем действует в соответствии со своими наблюдениями. В формуле Мида также содержится момент рефлексивной петли (reflexive loop): в ситуации межличностного взаимодействия другой усваивает позицию субъекта и соответствующим образом анализирует ситуацию и собственные действия. Такое разнообразие межсубъектных отношений существует и на рынке: другие анализируют позицию трейдера на основе любых проявлений его действий или же пытаются представить его вклад в движения рынка, ассимилируя его в позиции воображаемого обобщенного другого. Можно упомянуть, что Мид подходил к этой ситуации как к проблеме когнитивной рефлексивности (cognitive reflexivity) (Wiley 1994: 112). Однако трейдеры часто утверждают, что они «чутьем нащупывают» себе дорогу на рынке, действуя скорее опытным путем. Это больше соотносится с пониманием другого как эмоционального зеркала (emotional mirror) (в трактовке Ч. Кули), это процесс вменения «ощущений», испытываемых участниками рынка. В качестве иллюстрации приведем слова главного опционного трейдера об этом ощущении рынка (своего рода способности распознавания модели рынка (pattern recognition capacity), построенной на его длительном «знании»):
Ты – часть рынка, ты замечаешь его малейшие движения, замечаешь, когда рынок становится ненадежным, когда он становится беспокойным, замечаешь появление высокого спроса. Замечаешь также, что спрос значительно превышает предложение. Все это формирует ощущение рынка. Когда у вас появляется это ощущение (что происходит далеко не у всех), появляется способность чувствовать и понимать рынок…
Если кто-то ощущает рынок, он может прогнозировать его поведение и действовать соответствующим образом. Если же ты вне рынка, этого ощущения рынка у тебя нет, и вернуть его крайне сложно.
Обратите внимание, что эмоциональная основа такого рода межсубъектных отношений с рынком закрепилась и в словаре трейдеров. Как заметил, один из них в Цюрихе, многие термины связаны «в основе своей с сексом (во многих случаях анальным) и насилием». Вот примеры:
Меня достали, нагнули, затрахали, изнасиловали, убили…
Интересная особенность этого словаря заключается в том, что насилие (assoult), сопряженное с торговлей, изображается как телесное насилие. Для И. Гофмана было очевидным, что мы можем «участвовать в ситуациях, только если привносим в них свои тела и связанные с ними вещи (accoutrements)», он считал, что оснащение (equipment) так же чувствительно к физическим оскорблениям, сексуальным домогательствам и т. д., поскольку инструментальные средства привносятся другими вместе с их телами (Goffman 1983: 4). Трейдеры воспринимают свое существование на рынке как «обнажение» и «попадание в уязвимую позицию» (exposures and vulnerabilities). Помимо указания на экономическую угрозу, этот словарь передает и эмоциональную связь трейдеров с рынком. Участники рынка оказываются внутренне включенными в реальность своих экранов, они телесно связаны с другими участниками, воспринимаемыми как анонимные другие. Они ощущают угрозу, связанную с межличностными отношениями, как посягательство на собственное тело. Один из способов понять эту физически ощущаемую связанность – еще раз вернуться к конкретной атмосфере рабочего места трейдера. С помощью своего лица и фронтальной части тела они переориентируют значительную часть всех своих органов чувств и телесных реакций на «жизненную форму» (lifeform) рынка (термин трейдеров) – на его мерцающее, завораживающее присутствие на экранах, его постоянные голосовые запросы (звонок телефона, голос брокера), его порою весьма возбуждающее воздействие на других трейдеров. Стремительно меняющиеся, мелькающие надписи на экранах можно сравнить с меняющимся выражением лица, а точнее – многих лиц; у каждого экрана и каждой его части свой ритм изменений, который требует особого способа раскодирования. Очевидно, что рынок сигнализирует о своих состояниях; говоря словами трейдера, которого мы цитировали выше, он может громко кричать, может становиться очень возбужденным – и все это по нему видно. Экраны не только показывают состояние рынка, но и придают ему определенное выражение (mode of expression). Трейдеры не могут перешагнуть за экран и целиком погрузиться в эту жизненную форму. Однако можно сказать, что они находятся в зоне его интимного пространства – достаточно близко, чтобы чувствовать его малейшее движение, вибрировать и колебаться вместе с ним. Здесь мы также можем представить реакции трейдера на рынок на языке описанного Мидом жестового диалога (Mead 1934: 44 и далее): это действия-отражения (reflex-like action), как в зеркале показывающие движения рынка и отвечающие на них; они возможны только в ситуации взаимной сенсорной настройки и привязки к соприсутствующему другому (co-present other).
5. Постсоциальная укорененность
Есть и другой подход к анализу социальности – через понятие укорененности (embeddedness), к которому мы сейчас и обратимся. В дискуссиях, ведущихся между коммунитаризмом и либерализмом и, на более общем уровне, в политической философии, «укорененность» означает встроенность на глубинном уровне (rootedness) и интеграцию индивида в свое сообщество (Etzioni 1993; Sandel 1982; Waltzer 1990). Наиболее детально идея укорененности операционализирована в социологии экономики, что тоже важно для данного анализа. Укорененность здесь концептуализирована относительно хозяйственного поведения акторов, которое подчинено влиянию межличностных и межорганизационных связей, пронизывающих его, и структурирующих рынки (Granovetter 1985; см. также: Portes 1995: 6; Barber 1995; DiMaggio 1994: 24). Следуя этой концепции, многие авторы рассматривают и сам рынок с позиций сетевого подхода (White 1981; Baker, Faulker, Fisher 1998: 148 и далее; Uzzi 1997; Flingstein, Mara-Drita 1996: 14 и далее). Преимущество данной концепции заключается в том, что укорененность понимается как некая совокупность вполне осязаемых социальных связей. Однако, с нашей точки зрения, у нее есть и недостаток: она не позволяет включить в анализ понимание рынка трейдерами. Например, трейдеры считают рынок на «99,99999 процента анонимным», полагают, что он для них – «высшее существо», в отношении валютных обменов он для них – «всё». И в особенности он рассматривается как релевантная система знания, ценовое действие.
Едва ли можно адекватным образом описать все эти понятия при помощи концепции сетей или сообщества, сформированного социальными отношениями.
Вспомним еще раз, каковы же поставленные нами задачи. Во-первых, обращаясь к идее укорененности, мы обращаемся также и к более коллективному уровню социальности и развитости отношений, нежели те, что рассматривались до сих пор. Во-вторых, нам необходимо понять, что этот коллективный уровень социальности основан не исключительно на отношениях между людьми. Вопрос заключается в следующем: можно ли идею укорененности распространить на глобальные сферы, где участники (в отличие от ситуации в традиционных сообществах) не ощущают физического присутствия и реакции друг друга и представляют собой анонимные совокупности (aggregates). Мы предполагаем, что временные механизмы и общая ориентированность участников на объект на экране могут составлять основу постсоциальной формы «межсубъектности» и интеграции, имеющей место на данном уровне. Проанализируем это при помощи шюцевских понятий темпоральной синхронизации (temporal synchronization).
Свою теорию интерсубъективности А. Шюц тесно связывал с телесным присутствием участников в ситуации. Однако он предложил и другую идею, которая затем стала ключевой в его концепции, – идею темпоральной координации. Как заметил один из его последователей: «Для Шюца реципрокное переплетение временных измерений – центральное звено в феномене интерсубъективности» (Zaner 1964). Шюц отметил, что «близость в пространстве» (spatial immediacy) сопровождается и «близостью во времени» (temporal immediacy). Он пришел к выводу, что близость во времени позволяет одному индивиду признавать опыт другого (например, наблюдение за полетом птицы) и воспринимать его переживания как происходящие одновременно с его собственным опытом. Шюц предложил несколько формулировок темпоральной координации «фаз сознания»: он говорил о «синхронизации двух внутренних потоков длительности» и о том, что во время такой синхронизации «мы вместе становимся старше» (we are growing older together) (Schutz 1964. Vol. II: 24–26).
