Виктор Волконский - Многополярный мир. Идеология и экономика. Конец доминирования Западной цивилизации. Что дальше готовит нам история?
Во второй половине XX века, в основном благодаря работам Дж. Гэлбрейта [11], [12], стало пересматриваться отношение к проблеме конкуренции и монополизации. Стремление к монополизации рынка всегда объясняли только возможностью устанавливать повышенную цену на свою продукцию (или пониженную – на продукцию поставщиков). На этом основании монополизация всегда рассматривалась как негативное явление, в то время как давление конкуренции всегда стимулирует снижение затрат. Между тем, наиболее важной причиной стремления к контролю над рынками, усиливающуюся с усложнением и удорожанием производства, чаще всего было требование укрепить дисциплину и надежность отношений со своими рыночными партнерами, устранить непредсказуемость конъюнктуры. Предприятия со сложным производством были поставлены перед необходимостью формировать, реорганизовывать свою «среду взаимодействия». Крупные фирмы и корпорации оказались способными решать эту задачу (нередко с помощью государства, используя лоббирование в политических структурах).
Дж. К. Гэлбрейт, один из классиков экономической мысли, в своей последней работе 2004 года [13] с высоты своего 70-летнего опыта работы в экономической науке писал: «Нет сомнений в том, что корпорация является господствующей силой в современной экономике… Вера в рыночную экономику, в которой покупатель независим, является одной из наиболее распространенных форм заблуждения». Он один из первых, кто проанализировал и подробно описал изменение природы мирового капитализма. Он называет это переходом его в стадию «корпоративного капитализма». Сейчас экономическое и социальное доминирование крупного бизнеса общепризнано. О роли малых и средних предприятий в развитии технологических инноваций он пишет: «Таланта производить недостаточно, необходимо также обладать организационными и иными предпринимательскими способностями… Власть переходит к более крупному экономическому субъекту – к менеджменту, к организации… В стремлении приписать собственникам, акционерам и инвесторам компании роль, которой они в действительности не играют, заключен очевидный и вовсе не безобидный обман… Мы избавились от бранного слова «капитализм». Термин, который сегодня может служить его подходящей заменой, – «корпоративная бюрократия»… Устоялось мнение, что бюрократия существует в правительстве, но никак не в мире корпораций… не в частном секторе. Это проявление «невинного обмана»» [13, с. 40–42].
Систему транснациональных корпораций (ТНК), их долгосрочных соглашений, связывающих их материальных, финансовых и информационных потоков, давно называют каркасом мировой экономики, задающим направление ее движения. Дж. Гэлбрейт называл эту систему «планирующей системой». Роль каркаса, которую в развитых странах капитализма играет система крупных корпораций, в СССР выполняли как производственные объединения, так и главки, ведомства и даже министерства. Большая часть этих организаций, в первую очередь, в машиностроении и оборонке, были разрушены в 90-е годы (путем прекращения государственного финансирования, приватизации предприятия по частям, ликвидации государственных структур и других процессов). И это стало одной из главных причин упадка обрабатывающей промышленности в современной России, ее преимущественно экспортно-сырьевой направленности.
Современная крупная корпорация управляется групповыми решениями «коллективного мозга» того устойчивого ядра управляющих, круг которых обладает специальными знаниями, способностями и опытом группового принятия решений, которые Дж. Гэлбрейт назвал техноструктурой. Чтобы такая группа или организация стала дееспособной и эффективной, необходимы значительное время и усилия высококвалифицированных людей. Это не технический аппарат, который может быть собран из стандартных комплектующих. В определенном смысле эффективно и стабильно работающая корпорация, «выросшая» до крупных размеров, представляет собой несомненную ценность и, как каждый день повторяет известная телевизионная реклама Газпрома, есть «национальное достояние».
Недостаток радикальной рыночной теории (точнее идеологии) состоит в том, что она переоценивает значение экономической свободы и горизонтальных связей типа биржевых сделок в ущерб роли государства и крупных компаний, рост которых обеспечивает необходимую долю долгосрочных соглашений и структурообразующих вертикальных, административных воздействий и установок. Если предположить, что каждая фирма действует независимо, ориентируясь только на цены, сложившиеся к настоящему моменту, то получим процесс, сопровождаемый неутихающими колебаниями. В этих условиях любые инвестиции становятся бессмысленными в силу высокой неопределенности и непредсказуемости будущего. «Вмешательство» государства в рыночные процессы, таможенная защита внутреннего рынка от разрушительных колебаний мировых цен, контроль над рынком монополий и крупных субъектов рынка, объединенных в картели – такого типа явления в определенных условиях могут оказаться и оказываются необходимыми условиями стабилизации и предсказуемости, необходимыми для поддержания инвестиционной активности.
Один из главных постулатов всех нормативных моделей рыночной экономики: цель всех субъектов рынка – максимум прибыли. Этот постулат перестает действовать для крупных фирм индустриального сектора. Ряд известных экономистов (один из первых – Дж. Гэлбрейт) констатировали, что их поведение значительно изменилось и определяется, как правило, стремлением максимизировать объем производства при некотором нормальном уровне прибыли. Другая формулировка той же цели – сохранение и возможное увеличение своей доли от всех рыночных продаж. Критерий максимизации доли рынка вполне согласуется с приоритетной задачей упорядочить рыночную стихию и расширить контроль над «средой взаимодействия». В настоящее время в большинстве отраслей тяжелой промышленности образовалась если не монополистическая, то олигополистическая структура, т. е. рынок контролирует не одна крупная фирма или корпорация, но небольшое их число (скажем, 3 или 5).
Дж. Гэлбрейт, анализируя работу современной крупной корпорации, пришел к выводу, что она во все большей мере управляется групповыми решениями «коллективного мозга» наемных управляющих, круг которых охватывает тех, «кто обладает специальными знаниями, способностями или опытом группового принятия решений». Организацию, составляемую этими специалистами, он назвал «техноструктурой», и считал, что цели и критерии техноструктуры существенно отличаются от целей и критериев единоличного мелкого или среднего независимого предпринимателя, который фигурировал в главной роли героя теорий рынка [11, с. 112–113].
На первый план для техноструктуры выступает задача сохранения корпорации и поддержания стабильности в ее взаимоотношениях с окружающей экономической средой. Основным инструментом достижения этих целей становится долгосрочный контракт: создается «…возможность для существования гигантской сети контрактов». Систему корпораций с их техноструктурами, охваченную сетью контрактов, Дж. Гэлбрейт назвал «планирующей системой» в отличие от «рыночной системы» мелких и средних предприятий, функционирующих по неоклассическим законам.
Он считает, что если в рыночной системе взаимоотношения участников строятся по схеме «игры с нулевой суммой», где каждый стремится получить максимум прибыли и выигрыш одного равен потере другого, то в планирующей (или контрактной) системе имеет место игра с положительной суммой, т. е. само заключение контракта и связанный с ним рост объемов производства дают дополнительный выигрыш всем его участникам, и это обеспечивает устойчивость отношений в долгосрочных контрактных сетях [12, с. 170–171].
Как же совмещается необходимость контроля за рынком, ведущая к укрупнению компаний, согласованию их действий (гласному или негласному) с необходимостью устранения негативных последствий монополизации?
Имеется два способа предотвращения негативных эффектов монополизма. Первый – дробление крупных компаний, запреты на их объединение, картели и т. п., добиваясь таким путем расширения конкуренции (путь американских антитрестовских законов). Второй, – используя общность интересов крупных компаний и государства (если она есть!), договариваться о приемлемых для общества правилах хозяйственной деятельности компаний (и об их правах, о государственных гарантиях и т. п.), в определенных случаях о ценах, нормах рентабельности, распределении доходов (а со стороны государства – о величине рентных налогов, внешнеторговых пошлинах, льготах). Первый способ характерен для конкурентной, либеральной парадигмы, второй – для государственнической концепции, а особенно – не для идеологии или законодательства, а для практики таких стран, как Япония, Китай, Южная Корея.
