Емельян Ярославский - Мысли Ленина о религии
Тот же епископ Евлогий отстаивает 14-го апреля 1909 г. исключительное право церкви вводить те или иные преобразования, касающиеся верующих: «Ведь, церковь, — говорит он, — есть учреждение божественное и вечное, ее законы непреложны, а идеалы жизни государственной, как известно, подвергаются постоянным изменениям». Напоминая, как некогда императрица Екатерина отняла церковные имущества, Евлогий напоминает, что «если епископу вверены души христианские, то тем более должны быть вверены церковные имущества». Церковь — духовная мать, а депутаты Думы — вовсе не народные представители, а ее «духовные дети».
«Перед нами, — писал Ленин, — чистый клерикализм». Церковь выше государства, как вечное и божественное выше временного, земного. Церковь не прощает государству секуляризации (отнятия) церковных имуществ. Церковь требует себе первенствующего и господствующего положения...
«Это не чиновники в рясах, как выразился социал-демократ Сурков, а крепостники в рясах. Защита феодальных (крепостнических) привилегий церкви, открытое отстаивание средневековья — вот суть политики большинства третьедумского духовенства».
Ленин считал, что думскую трибуну мы должны были использовать, между прочим, и для того, чтобы разоблачить эксплоататорскую роль церкви и религии, чтобы бороться с духовенством и религией, и для того, чтобы показать, в чем заключается суть выступлений против духовенства одной части буржуазии.
Ленин видел, что часть тогдашней буржуазии (кадеты и октябристы) склонны поддерживать некоторые поправочки, реформы (как теперь — обновленцы и возрожденцы в церкви), готовы даже взять под защиту старообрядцев (на деньги богатых московских старообрядцев - купцов издавалась в то время газета октябристов «Голос Москвы»). Но на деле эти господа заботились так же, как и черносотенцы, о поддержке религии и церкви. Они даже вреднее были в этом отношении прямых черносотенцев, потому что старались замазать суть дела. О чем плачет, например, «левый» октябрист Капустин? Ленин приводит в статье его слова:
«Если мы обратимся к народной жизни, — восклицает Капустин, — к жизни сельского населения, то сейчас, теперь, мы видим печальное явление, — колеблется религиозная жизнь, колеблется единственная величайшая основа нравственного строя населения... Чем заменить понятие греха, чем заменить указание совести? Ведь, не может же быть, чтобы это было заменено понятием классовой борьбы и прав того или другого класса. Это — печальное понятие, которое вошло в жизнь нашего обихода. Так вот, с той точки зрения, чтобы религия, как основа нравственности, продолжала существовать, была доступна всему населению нужно, чтобы проводники этой религии пользовались надлежащим авторитетом»...
Ленин особенно предостерегает против такого прикрашивания религии:
«Представитель контр-революционной буржуазии хочет укрепить религию, хочет укрепить влияние религии на массы, чувствуя недостаточность, устарелость, даже вред, приносимый правящим классом, «чиновниками в рясах», которые понижают авторитет церкви. Октябрист воюет против крайностей клерикализма и полицейской опеки для усиления влияния религии на массы, для замены хоть некоторых средств оглупления народа, — слишком грубых, слишком устарелых, слишком обветшавших, не достигающих цели, — более тонкими, более усовершенствованными средствами.
Полицейская религия уже недостаточна для оглупления масс, давайте нам религию более культурную, обновленную, более ловкую, способную действовать в самоуправляющемся приходе, — вот чего требует капитал от самодержавия».
То же стремление — стремление прикрашенной религией, подновленной религией поддержать ее, укрепить ее, как средство господства над массами, — Ленин видит в речи кадета Караулова, в которой тот ужасается от того, что «массы обезвериваются». Ленин доволен, что социал-демократ Белоусов высмеял кадета Караулова, но он напоминает, что надо будет при первом же удобном случае еще более разоблачить кадетов и показать, «что и точка зрения кадетов совершенно тождественна с точкой зрения октябристов и выражает не что иное, как стремление «культурного» капитала организовать оглупление народа религиозным дурманом посредством более тонких средств церковного обмана, чем те, которые практиковал живущий в старине рядовой российский «батюшка».
«Чтобы держать народ в духовном рабстве, нужен теснейший союз церкви с черной сотней, — говорил устами Пуришкевича дикий помещик и старый держиморда. Ошибаетесь, господа, — возражает им устами Караулова контрреволюционный буржуа, — вы только окончательно оттолкнете народ от религии такими средствами. Давайте-ка действовать поумнее, похитрее, поискуснее, — уберем прочь слишком глупого и грубого черносотенца, объявим борьбу с «денационализацией церкви», напишем на знамени «золотые слова» Евлогия, что церковь выше политики, — только при таком способе действия мы сумеем одурачить хоть часть отсталых рабочих и, в особенности, мещан и крестьян, мы сумеем помочь обновленной церкви выполнить ее «великое, святое дело» поддержания духовного рабства народных масс».
Эти слова Ленина не лишне вспомнить в наши дни, когда, действительно, происходит подобное «обновление» церкви и религии, т.-е. удаление из нее того, что может особенно оттолкнуть выросшее сознание трудящихся.
Мы приводили уже в предыдущей статье выдержки из речи рабочего депутата Суркова. Это была в Думе единственная речь, которая обнаружила революционную точку зрения на духовенство и религию.
Как же себя держала крестьянская часть Государственной Думы? Ленин останавливается с особенным вниманием на речи крестьянина - трудовика Рожкова. Надо сказать, что речь по тому времени действительно замечательна. Не то, чтобы перед вами был безбожник, — Рожков верующий. Но в его словах чувствуется бушующий, поднимающийся на восстание, крестьянин.
«Я вам скажу, как только человек народился на свет, прежде всего надо дать ему имя, и вот, если только послать бабушку, то она несет к священнику ребенка, и бабушка иначе не идет, как с 10 к. денег и с хлебом — хлебом пшеничным, пирогом этак фунтов в 9—10, стоящим копеек 20. И вот, значит, имя стоит 30—35 к., окрестить ребенка — от 50—90 к. Эти цены я знаю, они существуют в областях Кубанской, Терской и Ставропольской губернии; так как я там жил, это я знаю. Мне очень тяжело, но я не могу не сказать, что творится, когда мы говеем и хотим причаститься; и тут вымогательство: когда вы подходите нa исповедь, то вы должны нести в руках свечку и класть 2—3 коп. денег (Гулькин с места: Как вам не стыдно?). И вот свечки эти не ставятся к иконам, а кладутся в особый ящик и сдаются ктитору обратно, и за это священник получает деньги. Брак стоит от 8 до 25 р., это — как взглянется самому священнику; а кроме всего этого, когда вы только засватали, вам нужно итти к батюшке, нести бутылку водки, закуски и фунт чаю, а иногда спрашивают такое, что с трибуны я и боюсь говорить. Пособоровать — 3 р. (Гололобов с места: Что это за издевательство! Что за безобразие! Что это такое! Слева шум и голоса: Молчи, Гололобов! Звонок председательствующего). Я говорю только то, что мы переживаем. (Голоса справа: Полегче). Теперь — нам нужно похоронить. Если только нести без священника, священник только отслужит в церкви, то за младенца платить надо 50 к., а за взрослого — 1 р., а если угодно, чтобы священник провожал до церкви и от церкви до кладбища, то от 10 до 20 р. И вот, гг., если только у кого-либо не окажется денег, то я вам должен сказать, сколько приходится перетерпеть всяких оскорблений от священника, как только он ни срамит».
Ленин особенно подчеркивает, как Рожков «бесхитростно стал рассказывать голую, неприкрашенную правду о поборах духовенства, о вымогательстве попов, о том, как требуют за брак, кроме денег, «бутылку водки, закуски и фунт чаю, а иногда спрашивают такое, что с трибуны я и боюсь говорить».
По поводу этой речи Ленин говорит:
«Простая мужицкая речь о поборах, с изложением «таксы» за требы революционизирует массы больше, чем какие - угодно теоретические или тактические противорелигиозные и противоцерковные заявления».
Иной подумает: какая свобода слова была в Государственной Думе! Надо знать, однако, что Рожкову так и не дали закончить речь, и председатель лишил его слова при поддержке большинства черносотенной думы.
Перед нами — религиозный крестьянин. Но как не похоже его отношение к религии и церкви на отношение тех господ, которые в церкви видят средство господства над массами! И Ленин отмечает:
... «Рожковы — представители революционной буржуазной демократии, неразвитой, бессознательной, забитой, несамостоятельной, раздробленной, но таящей в себе далеко и далеко еще не исчерпанные запасы революционной энергии в борьбе с помещиками, с попами, с самодержавием».
