Емельян Ярославский - Мысли Ленина о религии
Перед нами — религиозный крестьянин. Но как не похоже его отношение к религии и церкви на отношение тех господ, которые в церкви видят средство господства над массами! И Ленин отмечает:
... «Рожковы — представители революционной буржуазной демократии, неразвитой, бессознательной, забитой, несамостоятельной, раздробленной, но таящей в себе далеко и далеко еще не исчерпанные запасы революционной энергии в борьбе с помещиками, с попами, с самодержавием».
* * *Русская революция 1917 года и борьба последующих годов целиком оправдали ту характеристику классов и партий в их отношейии к церкви и религии, какую дал в 1905—1909 гг. Ленин. Во время империалистической войны духовенство помогало гнать солдат на убой («за веру, царя и отечество»); даже баптисты считали необходимым поддерживать военных своих единоверцев и хвалить «нашего брата во Христе Ллойд-Джорджа». Летом 1917 г. в Москве собирается церковный собор, восстанавливающий патриаршество, создающий церковный центр для руководства политической борьбой. Перед нами клерикальная организация, во главе с патриархом Тихоном. Эта организация связана с политическим центром белогвардейцев — кадетов, с нею заигрывают, ее благословляют эсеры и меньшевики, не говоря уже о помещиках и капиталистах.
Это — воинствующая церковь: она воюет, она организует «Иисусовы полки», «дружины Святого Креста» и т. д. Церковь анафемствует революцию и большевиков, призывает к активному сопротивлению Советской власти.
Но революция побеждает. Церковь отделена от государства. Тогда часть духовенства снова пытается подкрасить, подновить религию. «Живая», «обновленная», «возрожденческая», «древле-апостольская» и проч., и проч. — все это только различные имена той же самой попытки. Зато небывалых, невиданных размеров достигает успех антирелигиозной пропаганды, разливается широкой волной, все глубже захватывает массы — безбожие, атеизм. Единственно последовательным в этой борьбе классом оказался пролетариат, наиболее безбожный класс, наиболее глубоко и основательно порывающий с церковью и религией.
Но не забудем, что и сейчас еще в крестьянстве имеются «неисчерпаемые запасы революционной энергии в борьбе с помещиками, с попами», о которых в 1909 году говорил Ленин, и которые и сейчас далеко еще не исчерпаны. Не забудем этого потому, что далеко еще мы не победили духовенства и религии именно в самой отсталой, крестьянской среде. Будем помнить указание Ленина, что надо революционизировать крестьянина не теоретическими рассуждениями, а живыми фактами и примерами, близкими ему и понятными.
12. Как оценивал Ленин Льва Толстого и толстовцев. (По поводу непротивления злу насилием).
11-го сентября 1908 года Ленин поместил в подпольной газете «Пролетарий» (№ 35) статью, под заглавием: «Лев Толстой, как зеркало русской революции». Ленин поясняет:
«Сопоставление имени великого художника с революцией, которую он явно не понял, от которой он явно отстранялся, может показаться на первый взгляд странным и искусственным. Не называть же зеркалом того, что, очевидно, не отражает явлений правильно?»
Ленин объясняет, что такой великий художник, как Толстой, должен был хотя бы некоторые стороны нашей революции отразить. И Ленин ставит вопрос, чем вызываются глубочайшие противоречия толстовщины, какие недостатки и слабости нашей революции они выражают. Ленин дает такой портрет Толстого, которого, пожалуй, никто еще не давал у нас (в смысле содержания общественного):
«Противоречия в произведениях, взглядах, учениях в школе Толстого — действительно кричащие. С одной стороны, гениальный художник, давший не только несравненные картины русской жизни, но и первоклассные произведения мировой литературы. С другой стороны — помещик, юродствующий во Христе. С одной стороны — замечательно сильный, непосредственный и искренний протест против общественной лжи и фальши; с другой стороны — «толстовец», т.-е. истасканный, истеричный хлюпик, называемый русским интеллигентом, который, публично бия себя в грудь, говорит: «я скверный, я гадкий, но я занимаюсь нравственным самоусовершенствованием; я не кушаю больше мяса и питаюсь теперь рисовыми котлетами». С одной стороны; беспощадная критика капиталистической эксплоатации, разоблачение правительственных насилий, комедии суда и государственного управления, вскрытие всей глубины противоречий между ростом богатства и завоеваниями цивилизации и ростом нищеты, одичалости и мучений рабочих масс; с другой стороны — юродивая проповедь «непротивления злу» насилием. С одной стороны — самый трезвый реализм, срывание всех и всяческих масок; с другой стороны — проповедь одной из самых гнусных вещей, какие только есть на свете, именно: религии, — стремление поставить на место попов по казенной должности попов по нравственному убеждению, т.-е. культивирование самой утонченной и потому особенно омерзительной поповщины. Поистине
Ты и убогая, ты и обильная,
Ты и и могучая, ты и бессильная
Матушка Русь.
Но Ленин не ограничивается перечислением тех противоречий, какие бросались в глаза каждому, кто читал Толстого. Ленин объясняет эти противоречия, как выражение всех противоречий экономического и политического развития, в какие была поставлена Россия в последние десятилетия. И больше всего Ленин подчеркивает самую вредную сторону для революции в учении Толстого — это его учение о непротивлении злу.
«Что при таких противоречиях Толстой не мог абсолютно понять ни рабочего движения, ни его роли в борьбе за социализм, ни русской революции, — это само собой очевидно. Но противоречия во взглядах и учениях Толстого не случайность, а выражение тех противоречивых условий, в которые поставлена была русская жизнь последней трети XIX века. Патриархальная деревня, вчера только освободившаяся от крепостного права, отдана была буквально на поток и разграбление капиталу и фиску (налогам). Старые устои крестьянского хозяйства и крестьянской жизни, устои, действительно державшиеся в течение веков, пошли на слом с необыкновенной быстротой. И противоречия во взглядах Толстого надо оценивать не с точки зрения современного рабочего движения и современного социализма (такая оценка, разумеется, необходима, но она недостаточна), а с точки зрения этого протеста против надвигающегося капитализма, разорения и обезземеления масс, который должен был быть порожден патриархальной русской деревней. Толстой смешон, как пророк, открывший новые рецепты спасения человечества, и поэтому совсем мизерны заграничные и русские «толстовцы», пожелавшие превратить в догму (то-есть непререкаемое учение) как-раз самую слабую сторону его учения. Толстой велик, как выразитель тех идей и тех настроений, которые сложились у миллионов русского крестьянства во времена наступления буржуазной революции в России».
Достаточно привести из книги Толстого «Что такое религия и в чем сущность, ее» две-три выдержки, чтобы понять, как действительно Толстой ничего не понял в современном революционном движении. Лев Толстой пишет:
«В знаниях исторических существенный вопрос один, как жил рабочий народ, т.-е. девятьсот девяносто девять тысячных всего человечества (это, конечно верно. Е. Я.), и на вопрос этот нет и подобия ответа. Вопрос этот и не существует». Для графа Льва Толстого не существует социалистической литературы, не существует серьезнейших исследований классового развития общества, не существует самых серьезных описаний того, как жил и боролся рабочий класс в разные времена в разных странах. Иначе как бы он мог писать, что на вопрос о том, как жил рабочий класс, нет и подобия ответа.
«Пишутся горы книг историками одного направления о том, как болел живот у Людовика XI, какие гадости делала Елизавета английская, Iоанн IV, и кто были министры, и какие писали стихи и комедии литераторы для забавы этих королей и их любовниц и министров».
Конечно, верно, что масса книг написана о том, как болел живот у Людовика, или у Наполеона, или у другого какого царя. Но как же можно было проглядеть всю социалистическую литературу о положении рабочего класса? На это отвечает сам Толстой, как он изучал жизнь рабочего народа:
А между тем, — пишет Толстой, — ответ на вопрос о том, как жил прежде рабочий народ может дать только признание религии необходимым условием жизни народа, и поэтому ответ в изучении тех религий, которые исповедовали народы, и которые поставили народы в то положение, в котором они находились» (Л. Н. Толстой. Что такое религия и в чем сущность её. Москва 1917. Издание «Задруга». Стр. 46).
Ленин не ограничивался, критикой этих противоречий и указанием этих противоречий. Он отметил, что особенности взглядов Толстого — это особенности нашей революции, как крестьянской буржуазной революции.
