А. Булгаков - «Святая инквизиция» в России до 1917 года
Просмотрим для начала официальные сведения по данному вопросу.
Мы имеем в виду Всеподданнейшие Отчеты обер–прокурора Святейшего Синода К.П. Победоносцева по ведомству православного исповедания, которые адресовались прежде всего государю императору. Разумеется, мы должны понимать, что они тщательно обработаны, и, как ни странно, этот фактор служит на пользу объективности нашего изложения. Отчеты выходили одним солидным томом каждый год. Мы просмотрим годы начиная с 1884 и кончая 1905–м — это полный срок правления К.П. Победоносцева, которого из–за его влияния называли «вице–императором».
Государю и всем имеющим возможность читать эти Отчеты полезно 6ыло знать, в каком составе на данный год пребывал сам Св. Синод, как успешно расширяли свою деятельность православные миссии на окраинах Российской империи среди подданных царя, еще пребывающих в неправославии: язычестве, буддизме, мусульманстве и т.д.; были и внутрицерковные миссии по возвращению «заблудших чад» в лоно православия; много уделялось внимания всякого рода сметам и различным статистическим данным. Но больше всего, разумеется, Канцелярия обер–прокурора должна была показать благополучие духовно–нравственного состояния россиян «по ведомству православного исповедания». Строились церкви и часовни, открывались новые мощи святых и являлись чудесным образом новые иконы. Предоставим слово самим Отчетам.
1884 год
«Епархиальным начальствам той же (Херсонской. —А.Б.) епархии предложены через благочинных к исполнению меры для предупреждения случаев воровства в церквах. Распоряжение это опубликовано в местных епархиальных ведомостях и заслуживает общего внимания со стороны духовенства для предупреждения весьма часто повторяющихся в последнее время случаев воровства из городских и сельских церквей» [56].
Воровство всегда считалось грехом. Но красть из церкви — грех вдвойне, святотатство. Синоду о мимолетных эпизодах в каких–то отдельных случаях писать не было смысла — значит, воровство из церквей было довольно распространенным явлением. Мы не склонны преувеличивать и не думаем, что это имело характер эпидемии, но если в отчете государю говорится о «весьма часто повторяющихся в последнее время случаях воровства» из церквей, это обращает на себя внимание. Воровали из церквей, разумеется, свои же, православные.
Ниже читаем весьма обнадеживающие слова о нравственности среди россиян:
«С утешительною надеждою можно сказать, что святая православная церковь как имела от начала, так и доныне сохраняет могущество нравственной власти посреди русского народа…» [57].
Можно было бы проникнуться «утешительною надеждою», но — такая досада — ложка дегтя портит всю бочку меда: «Но за этими светлыми сторонами народной нравственности есть и темные. В большинстве народа упорно держится наклонность к спиртным напиткам, которые вредят ему и в нравственном и в материальном отношении, и против которой оказываются малосильными наставления и увещания» [58]. —
Опять речь идет не о каких–то отдельных случаях, а о «большинстве народа», и следом вполне логичное признание, что на нравственность и на достаток в доме это влияло пагубно.
Правда, тут же нашлись и виновные в этой пагубе — евреи, торгующие спиртным. А русских трактирщиков вроде как бы и не было. Да и не спрос ли определял предложение во все времена? Здесь уместно вспомнить фрагмент из доклада известного юриста, члена Государственного Совета, сенатора А. Ф. Кони:
«Достаточно припомнить следующие цифры. Из 83 000 000 ведер водки, потребленной в 1907 году, 41 000 000 выпито посредством маленьких порций, так называемых «мерзавчиков», посредством «сороковок и соток». А. Ф. Кони подчеркивает в своем весьма пространном на эту тему выступлении, что 26 000 000 ведер водки потреблено емкостью одной двадцатой части ведра, следовательно, почти вся масса водки «вливается в народ маленькими порциями, т.е. такими, которые толкают на повторение, такими, которые можно выпить находу, такими, которые не требуют пребывания где–нибудь в определенной месте (в смысле специальном, распивочном. — А.Б.), выпивают без всякого корректива пищи» [59].
Борьба за потребителя уже тогда находила утонченные формы, и в этой борьбе национальностей не существует. Заканчивается отчет не очень оптимистично: «Целые селения, отвыкая от посещения богослужений.., охладевают к вере и церкви» [60]. Приходит унылая мысль о том, что «могущества нравственной власти» как бы и не было.
1885 год
«Преосвященный Смоленский пишет, что при обозрении церквей ему доводилось наблюдать такие случаи, что крестьяне, встречая его с домашними своими иконами, не могли сказать, какой святой изображен на иконе, кто был Николай чудотворец, как имя Божией Матери и пр. О том же свидетельствует и преосвященный Херсонский, говоря, что в некоторых уездах его епархии недостаток религиозного просвещения граничит иногда с совершенным незнанием самых главных, основных начал христианской веры и нравственности; многие, именующиеся христианами, не имеют никакого понятия об Иисусе Христе, даже лика Его не различают» [61].
Вызывает недоумение признания преосвященных в религиозном невежестве православных верующих. Ведь речь шла не о богословских знаниях, а об элементарных понятиях. Но может быть, мы спекулируем на частных случаях? Вот выдержка из книги Г. М. Калинина «Реформы веротерпимости на пороге XX века и состояние государственной церкви в России»:
«Не было «веры» как личного, своего, как внутреннего убеждения… Тут и старое язычество, и византийские, чисто от греков, и национальные особенности, а Евангелия и небесных заветов Христовых — всего менее… Божию Матерь, считая по высокочтимым иконам, троили и четверили, называя (при вопросе) «сестрами» «Матушку Владимирскую Божию Матерь», «Матушку Казанскую Божию Матерь», «Матушку Иверскую Божию Матерь». Мы уверены, из опросов мы точно знаем, что попади эти слова в глухую деревню, и сотни баб, мужиков и ребятишек подымут с недоумением голову: «А как же? Разве же не три их? Вестимо — три».
Некоторые праздники и храмы в честь праздников, приуроченных к частнейшим событиям византийской городской хроники, выступили совершенно в ряд и даже вперед — перед храмами и праздниками евангельского содержания. «Храм Спасителя» мы сумеем сразу назвать только один: это в Москве, в память войны двенадцатого года. А храмы «Покрова Пресвятой Богородицы» есть в каждом губернском городе; «Козьмы и Дамиана» — тоже. Ни в каком из четырех Евангелий, т.е. во всем каноническом Евангелии, нет рассказа о введении Пресвятой Богородицы во храм. Между тем в одном Петербурге — и «Введенская церковь», и «Введенская улица», и даже «Введенская гимназия». Очевидно — это религиозный быт. А вот в быт не вошла ни нагорная проповедь, ни притча о мытаре и фарисее, о сеятеле и зернах; решительно «православие» сползло с евангельской первоосновы, с евангельского центра куда–то совершенно в сторону, куда–то к апокрифам и отчасти даже, если вспомним «Параскеву–Пятницу», к небылицам, невероятностям и вымыслам. Все нравственные идеалы, принесенные на землю Христом, при это сползании с первоосновы, пропали для русского народа» [62].
Мы не знаем, кем был автор этой книги, но совершенно очевидно, что здесь не придумано ничего.
1886 год
«По заявлению Донского архиепископа, на Донские ярмарки привозят из других губерний множество поддельных свечей. Дешевизна их соблазнительно действует на простой народ» [63].
Поддельные церковные свечи изготавливались из суррогата, отчего они и коптили, и сгорали быстро. Но нам здесь видится иное: простолюдинам было обременительно покупать хотя и качественные свечи, но дорогие. А без свечей — народ был так научен — молиться было нельзя.
1887 год
По стране распространялся христианский рационализм. Проклятия, возглашаемые с церковных амвонов, действовали малоэффектно. Очередной миссионерский Съезд в Москве признал желательным (лучше сказать — необходимым): а) ввести в круг предметов, преподаваемых в духовных академиях, обличение вероучений существующих и распространяющихся в России рационалистических сект и расширить программу по предмету учения о расколе в духовных семинариях, включая в эту программу и обличение вышеупомянутых сект (приводились названия); б) учредить особую спецшколу для подготовки миссионеров против рационалистических сект.
И для пояснения, откуда же из нравственного православного народа берутся смутьяны:
«Распространителями штундизма, равно как и прочих сект, являются люди разного рода, большею частию проходимцы, имеющие печальное прошлое. Побуждением к проповедничеству является у них несомненно корысть» [64].
