Пьер Паскаль - Протопоп Аввакум и начало Раскола
Однако он достаточно узнал и наблюдал, чтобы понять, что русская церковь была уже в течение четырех лет без пастыря, что Никон сам покинул свое место служения 10 июля 1658 года и был низложен Собором в феврале 1660 года; вместе с тем, он не был никем замещен; понимал он также, что церковь была в состоянии острой тревоги, во власти неустройства и соблазна. Думая обо всем этом, Аввакум колебался между двумя чувствами: с одной стороны, желанием не вовлекать свою семью в новые тяжелые испытания, с другой стороны, перед ним стоял долг возвысить свой голос, всегда защищать истину. Может быть, как раз к этому времени относится одно событие, не точно датированное в Житии. Его жена, видя однажды, что он очень занят, подходит к нему, о чем-то его деликатно спрашивает. «Вы меня по рукам и ногам связали», – вдруг бросает он ей с отчаянием в ответ. Она же отвечает коротко: «Как ты так говоришь? Не так ведь нас учил! Добро, делай свое дело, обличай блудню еретическую, а о нас не тревожься. Все будет так, как Богу угодно»[998].
Вскоре, вероятно после вскрытия рек, вся семья воспользовалась первым судном, чтобы продолжать свой путь на запад. Несчастья все еще преследовали ее. На Оби она вместе со своими новым товарищами по путешествию попала в руки восставших туземцев; двадцать человек из числа их спутников были убиты; протопоп сам слышал, как дикари обсуждали его судьбу; впрочем, они затем отпустили его на свободу. Это были, очевидно, те остяки, которые, когда к ним приехал архиепископ Симеон, так сильно жаловались ему на лихоимство воевод и царских людей: Аввакум был совсем не из тех, кого они искали[999].
Несколько дальше, на Иртыше произошло такое же происшествие: остяки засели в засаду, чтобы во время перехода захватить караван, ежегодно поднимавшийся из Березова вверх до Тобольска. Купцы, военные и должностные лица были их злейшими врагами. Аввакум со своими товарищами причаливают, ничего не зная, как раз к этому месту. Их окружают. Но Аввакум не теряет своей твердой веры в Провидение; он дарует мир этим дикарям; он говорит им: «Христос со мною, а с вами той же». Туземцы сразу же опускают свои луки. Анастасия ласкова с женщинами. Завязались сношения. Аввакум закупает медвежьи шкуры. После того как последняя опасность исчезла, отряд отчаливает по направлению к Тобольску[1000]. Нельзя сказать, чтобы отряд не был напуган встречей с остяками. Однако от них отряд узнал, что Пашков, несмотря на свой конвой и оружие, был напуган еще больше.
II
Аввакум в Тобольске
Итак, Аввакум прибыл в Тобольск в начале лета 1663 года. Оттуда он мог добраться до столицы в один или полтора месяца. Но он предпочел задержаться. Каковы же были его мотивы?
Архиепископа Симеона не было уже в Тобольске: он только что 1 марта уехал в Москву[1001]. Старшим воеводой был теперь другой Хилков, Иван, сын Андрея, увлекавшийся тем, чтобы организовать военное дело по польскому образцу. Город и предместья были полны военными: там были тысяча рейтаров и тысяча пехотинцев, вооруженных карабинами и мушкетами, четыре тысячи стрельцов, обученных иноземными офицерами[1002].
Число иностранцев в общем еще увеличилось поляками и литовцами – католиками, пленными, оставшимися после Смоленской кампании. Все это создавало не такую обстановку, чтобы удержать здесь Аввакума.
Но, с другой стороны, момент для перехода Урала был неблагоприятным. Оба склона его горных цепей были объяты восстанием, даже в более сильной степени, чем сама Сибирь. Тюменские и тарские татары, уфимские башкиры, степные калмыки, черемисы и вогулы из окрестностей Верхотурья, остяки Крайнего Севера, западная мордва, находившиеся все под предводительством сибирских царьков: Кучука, Довлет-Гирея и некоего Сеита, в 1661 году восстали, осаждая и сжигая то и дело монастыри, деревни и плохо укрепленные сторожевые посты, убивая крестьян, отнимая скот, часто при том ускользая, благодаря своей подвижности, от своих преследователей. В общем они завладели всей страной с севера до юга. Летом 1663 года русские власти были даже вынуждены пустить в ход уговоры, хотя бы для того, чтобы удержать в повиновении тех, кто еще не присоединился к восставшим царькам[1003].
В октябре полковник Дмитрий Полуектов со своими рейтарами смог нагнать большой отряд башкир и татар, которые как раз осаждали Киргинскую слободу, впрочем, он был позорно разбит и ранен. Воеводы считали, что если только весной не будут приняты широкие военные действия, то даже города будут находиться в опасности[1004]. Итак, Аввакуму, может быть, даже посоветовали подождать более удобного момента. Не выполняя никаких обязанностей, он был, тем не менее, хорошо помещен, обеспечен нужными удобствами и всем необходимым. Он снова пользовался почетом, присущим его сану, присутствовал на приемах у воевод. В Тобольске, особенно в отсутствие архиепископа, играл первую роль протопоп. Будучи протопопом, Аввакум пользовался здесь определенным уважением, и положение его здесь после Даурии было сравнительно сносным.
Однако можно сомневаться в том, что единственной причиной, побудившей его задержаться, была осторожность, хотя он не желал возвращаться в Москву до тех пор, пока не будет хорошо осведомлен о положении тамошних вещей. В Тобольске он был как раз в нужной ему среде. Там была масса высланных священнослужителей, только что прибывших из Москвы: дьякон Успенского собора Василий Иванов; канонарх Иван Назарьев[1005]; иподьякон Никона – Федор Трофимов[1006]; священник Лазарь из Романова[1007]. Всем им было что порассказать; оба последние, по крайней мере, были его друзьями.
Трофимов, к примеру, мог рассказать о причине своей немилости: в 1659 г. был опубликован новый Месяцеслов. Иродион, священник одной из дворцовых церквей, и он сам открыли там, среди других нововведений, и в частности, переноса праздников, возмутительную вещь, а именно: учение о том, что Пресвятая Дева якобы находилась в чреве своей матери 7 лет; они обвиняли в ереси главного справщика Арсения Грека и за это их судили; один был схвачен и закован, другой выслан в Сибирь[1008]. Между прочим, он передавал о Никоне бесконечные слухи: что будто он презирал русских святых, что он признавал и проповедовал эпикурейскую ересь, что он отказывался именовать Господа Иисуса Христа Сыном Божиим, что он покушался на права великого государя, наконец, что он позволял своим молодым дьяконам и иподьяконам «целоваться и щупать друг друга» на хорах собора: это, как утверждал Трофимов, «их жены рассказывали моей жене»[1009].
Лазарь в своих рассказах был много серьезнее. Вынужденное безделье в ссылке и тамошняя среда несколько деморализовали его; по-видимому, в иные вечера он хотел немножко разгуляться в тесном Тобольске и позволял себе рассказывать скабрезные анекдоты, в которых он потом раскаивался[1010]. Для члена кружка ревнителей благочестия это, конечно, было прискорбно. Но ведь он читал и критиковал новые книги, отметил все ошибки и все новшества Никона, собрал тексты и аргументы, чтобы противостать им. У него не было полета, темперамента, таланта, но зато у него были твердые убеждения, у него была диалектика; это был человек, говоривший с весом, умевший судить обо всем. Он умел относиться с почтением к выше его стоящим людям; если, как это возможно, в Москве у него не было времени посещать Аввакума, то в Тобольске он часто посещал его и проникся к нему, несмотря на разницу лет, привязанностью и восхищением, которые не изменились до самого конца.
У Аввакума была в Тобольске одна поучительная встреча: то была встреча с Крижаничем. Этот хорватский священник, обладавший большими познаниями, знавший всевозможные редкие и любопытные случаи из жизни, с детства чувствовал непреодолимое благородное призвание: приобщить всех своих славянских братьев к церковному единству католичества. План быстро созрел в его сознании: во главе славянской семьи должна была находиться Империя царей; пусть только царь признает главенство папы, пусть он увлечет за собой сербов и болгар – и единство вероисповедания будет восстановлено, в то время как будет обеспечена и победа славянского мира над его врагами, турками и германцами. Итак, необходимо было поехать в Москву, сделаться полезным царю, убедить его, склонить его к унии. Несмотря на опасность, несмотря на хорошо продуманные советы римской курии, разубеждавшей его, несмотря на недостаток рвения со стороны польских прелатов, такова, несмотря ни на что, была все-таки непреоборимая мечта духовно изголодавшегося грамотея-искателя. В 1647 году он смог сопровождать в Москву посольство Пака и Техановича; он оставался там с 15 октября по 9 декабря; вернулся он оттуда с более точными знаниями и с многочисленными книгами, среди которых была и Кириллова книга. Это короткое пребывание лишь усилило его пыл. Наконец, в 1659 г., 17 сентября, он предложил царю свои услуги для всех литературных работ, которые пожелали бы ему поручить. Увы! 20 января 1661 г., неизвестно по какой причине, он был уже выслан в Сибирь с иподьяконом Трофимовым.
